Вивисекция с естественнонаучной, медицинской и нравственной точек зрения

Профессор П.Ферстер

Посвящается XII -му интернациональному конгрессу
Покровительства Животным
Перевод с немецкого
Цена 50 коп.
Чистый доход от издания поступает в пользу О-ва Покровительства Животным

Санкт-Петербург, 1898
Склад издания в книжном магазине О.Н.Поповой
С.-Пб., Невский, 54
Обложка и титул печатан в типографии А.Пороховщикова. С.-Пб, Бассейная, 3, а текст печатан в типографии И.Н.Скороходова. Надеждинская, 43.

© Восстановление текста, корректура, набор: Центр защиты прав животных "Вита".
Москва, 2008

«Вивисекция имеет еще одно угрожающее оружие в запасе. «Наши исследования, – говорят приверженцы вивисекции, – совершаются для блага человечества и животных, вивисекция – главное средство врачебной науки, и если вам запретят опыты над животными, то придется вивисицировать людей». Этими угрозами пугают в основном трудящийся класс: бесплатные больные, лежащие в больницах и клиниках, послужат в таком случае науке материалом для опытов.

Действительно, представители вивисекции не постеснялись бы оправдать вивисекцию над людьми, потому что цель оправдывает средства, и отдельная личность должна быть жертвой для всего человечества. Они смотрят на опыты над животными как на первую ступень изучения болезней и признают, что более целесообразными и ценными для распознавания жизненных процессов и лечения болезней являются опыты над людьми же. Великий Петтенкофер также не считает убедительными опыты над животными.

Все это уже общепризнанный факт и выполняется на практике. И в настоящее время производятся во множестве вивисекции над людьми для изучения действия всевозможных ядов, включая сюда и животные гнойного действия.

Ввиду этого необходимо наложить полное запрещение на вивисекцию и строгий контроль над всеми учреждениями, где она практикуется. Это запрещение служило бы не только защитой от дальнейших пыток для животного, но принесло бы троякую пользу людям: они бы не являлись материалом для опытов, лучше познакомились бы с сущностью другого направления врачебной науки, отвергающей вивисекцию, и, наконец, пользовались бы услугами более гуманных врачей. Врач, прошедший школу вивисекции и воспитанный на ее негуманных принципах, поневоле будет видеть в людях предмет для своих «интересных опытов».

«Но вивисекция необходима при преподавании, – слышим дальнейшие доводы ее защитников, – иначе не на чем практиковаться в операциях». Нет, отвечаем мы, она и здесь не нужна: не нужны все повторяющиеся опыты для доказательства, уже твердо установленного, тем более что многие из ученых учат на трупах животных тому, что другие считают невозможным, помимо вивисекции.

Защитники вивисекции слишком многое приписывают своему направлению. Например, утверждают, что вивисекция навела Амброаза Паре на мысль о перевязывании артерий при кровотечении и изгнала их употребления раскаленное железо, применяемое с этой же целью.

Весьма вероятно, что Паре, гениальный цирюльник, приписывал себе это открытие. Но о перевязывании артерий знал уже Антилл в IV столетии. Ввести этот способ в употребление, конечно, заслуга, но приписывать его вивисекции – значит идти против логики и истории.

Улучшением метода при овариотомии будто бы обязаны некоторым опытам над морскими свинками, которые производил Спенсер Уелл лет шестнадцать тому назад. В первые годы овариотомии смертность доходила до 34%, но уже раньше вышеупомянутых опытов спустилась до 20% и понизилась до 18% в 1873 г. Операция производилась удачнее, благодаря опыту и упражнению; значение опытов вивисекции в данном случае проследить и установить трудно.

Открытие, что вырезанные куски костей снова возникают из надкостной плевы, если она осталась цела, было сделано не в лаборатории, но над ранеными солдатами. Оно нуждалось в подтверждении, и опыты над животными оказали здесь пользу, однако практическое применение этого открытия не соответствовало великим ожиданиям.

По поводу перевязки ран по способу Листера и его исторической и логической связи с вивисекцией можно сказать то же, что и об открытии Гарвея.

Листер производил в течение долгих лет опыты над ранеными животными и приписывал вивисекции те незначительные изменения, которые он вводил постепенно в свой способ перевязки. Теперь, начиная с 1860 г., в госпиталях употребляется карболовка в качестве перевязочного средства. Эти опыты ничем не угрожали пациентам, и если бы Листер, которому отнюдь нельзя приписать заслуги открытия, работал клинически, а не способом вивисекции, то быстрее и вернее достиг бы цели.¹⁸

Кроме того, ловкость при операциях побуждает врачей отдавать преимущество резанию и вырезанию перед другими целебными средствами. За это французы упрекают немецких врачей. Производятся удачные операции, вырезания, резекции; жаль только, что больной часто не переносит их, и что вообще человек не может перенести того, что довольно удовлетворительно производится над животными. Газеты, помещающие известие об удачной операции, не всегда сообщают, что пациент умер от последствий удачной операции… Наиболее смелые операции, наряду с открытием бациллы, доставляют в настоящее время наибольшую славу, честь и повышение.

Физиология, учение о жизненных отправлениях, считает себя благороднее врачебной науки, служащей на пользу людей. Необходимо ли исследование, полезна ли вивисекция или нет, для нее безразлично. По мнению физиологов, чистая абсолютная наука не задается вопросами о пользе, о добре и зле; на пути познания все средства одинаково хороши, и голос сострадания неуместен. Вивисекция имеет особое значение для физиологии. Глупцы не признают этого значения и видят во многих физиологических опытах детский вздор, никуда не годный хлам и, пожалуй, «интересные» вещи; а «несовременные» отсталые ученые говорят о праве, чувстве, совести.

Но постараемся быть краткими. О физиологии можно сказать то же, что говорилось и раньше: вивисекции приписывают больше того, чем ей подобает. Ее значение и достоверность ее фактов сильно преувеличиваются. В защиту ее говорится о «необходимости» расширения человеческого знания. Мы же отрицаем эту необходимость во имя высших гуманных соображений.

Открытие двоякой деятельности спинномозговых нервов Чарльзом Беллем. Чарльз Белль в своем сочинении “The Nervous System of the Human Body” говорит: «Опыты никогда не приводили к открытиям, и новые труды по физиологии показывают нам, что вивисекция скорее утвердила заблуждения, нежели подтвердила истины, открытые иным путем. Иностранный критик видит в моих открытиях (results) новое доказательство в пользу вивисекции; но эти открытия – выводы из анатомических данных. Мне пришлось экспериментировать для того, чтобы убедить тех, которые не признавали знания моих анатомических аргументов. И это обстоятельство должно послужить извинением мне». В “The Life and Labours of Sir Ch. Bell” By A. Pichot, London, C. Bentley, 1860 г., он говорит: «Те, которые часто прибегали к жестокостям, вероятно, лишены способностей, необходимых для открытия и понимания законов природы». По его мнению, вивисекция – неестественный метод, результаты которого не внушают доверия, поэтому он никогда не производил и не присутствовал при экспериментах и не читал реферата, который бы утвердил его убеждение или разрушил его сомнение (стр. 127).

Белль нашел истину посредством наблюдения и размышления, противники Белля нашли заблуждение посредством вивисекции, и Белль, вызванный ими, должен был опровергнуть это заблуждение вивисекцией же. Отсюда видна двойственность результатов вивисекции. Видеть в открытии Белля результат вивисекции – значит рассуждать ante hoc, ergo propter hoc, высказывать историческую неправду и логическую неправильность. Дело объясняется просто тем, что Белль был первостепенный мыслитель, можно сказать, гениальный мыслитель, который из немногих данных сумел извлечь более, нежели извлекает посредственный вивисектор из бесчисленных опытов.

Открытие кровообращения Гарвеем. Из того обстоятельства, что открытие сделано вивисектором, еще не следует, что оно – результат вивисекции, даже если сам открыватель уверен в этом. Вилли (в “Life of Harvey”) убедительно говорит: «Гарвей представляет учение о кровообращении как индукцию (из анатомических данных), но не как нечто доказанное созерцанием… Он сам никогда не видел кровообращения». Юм говорит (в “History of England”, 62): «Гарвею принадлежит честь открытия кровообращения путем размышления (by reasoning alone)». До Гарвея накопилось множество анатомических доказательств кровообращения, и можно удивляться, что никто до Гарвея не совершил этого «открытия». Фабриций, открыватель венных заслонок, был учителем Гарвея; Беренган, Эвстахий, Сарфи, Серветус и другие открывали заслонки и писали об их назначении. Наблюдая за направлением выпуклости тех заслонок, нельзя было не прийти к заключению о существовании центрального органа. Раны, ампутации и пускания крови издавна привели к убеждению о циркуляции крови. Только «малый круг» кровообращения оставался неизвестным. Желание его видеть – значит стремиться к невозможному, потому что со вскрытием грудной полости легкие моментально съеживаются (вследствие воздушного давления). Увидеть вообще всю совокупность явлений кровообращения – невозможно. Его можно «открыть» в том смысле, как Леверрье и Араго «открыли» Нептун или как Мурчисон «открыл» золотоносные поля Австралии, но не в смысле открытия Америки Колумбом. Кто говорит о демонстрировании и наглядном изображении кровообращения во вскрытом живом животном, тот не знает, о чем он говорит, как бы учен он ни был. Даже вивисектор Лаудер Брунтон допускает, что открытие Гарвея ничем не обязано вивисекции, и «что он мог подробно описать круг кровообращения, не производя ни одного эксперимента». Кто изображает дело в ином свете, тот грешит против логики и истории.

Открытие лимфатических и млечных сосудов Азелли и их функций Колином, Бернардом и Людвигом. Азелли не открывал млечных сосудов. Он описал их (как их уже описывал Эразистрат), не зная их назначения, и Евстахий открыл (1563 г.) Ductus thoracius в мертвой лошади. Так как млечные сосуды видны только во время пищеварения, то необходимо умертвить животное во время переваривания им по возможности жирной пищи, чтобы удовлетворить своему любопытству. Гассенди изучал процесс у казненного. В этих фактах не видно исторической или логической связи с вивисекцией. Опыты вивисекции производили только заблуждения и путаницу. Барталини и Пеке, два единственных исследователя, результаты которых достоверны и удовлетворительны, производили свои исследования на мертвых животных.

Открытие одной из функций мозжечка Флоуренсом. Открытие функций нервов мозга. Открытие действия рефлекса Марсалом Галлом. «Эти открытия составляют основу современного физиологического знания. На бесчисленных несовершенных и противоречивых результатах экспериментирования мы теперь не остановимся: Гольц и Феррье, например, занимаются уже в течение восьми лет уродованием мозга у бесчисленного количества собак и обезьян и сошлись только в одном пункте, что Флоуренс не прав, считая мозг за лишний орган. Шесть же вышеупомянутых открытий, если и приписываются вивисекции, то в ущерб правде и исторической логике. Они были результатами прозорливой наблюдательности и гениального мышления: то малое, что дала вивисекция, дает более быстрым и верным способом препарирование трупа, и что она до сих пор не сделала, то не сделает и вперед, потому что число и усердие вивисекторов достигли в настоящее время своего апогея (Гризановский, стр. 8).

Перейдем теперь к высшим теоретическим соображениям и покончим тогда с вопросом о вивисекции. У природы нет стремлений причинить нам страдания и дать нам исцеление путем страданий других существ. Кто остается верным своей природе, тот не страдает; кто же страдает, кто не должен нагромождать преступление на преступление, заставляя без всякой жалости страдать невинного. Эти страдания человеку не помогают; ему поможет только возвращение к природе. Она ясно высказывает свои требования.

Человек страдает большей частью по собственной вине и сокращает сам себе жизнь; он рожден не для страданий и может жить долго, пользуясь своими силами. Что же мы видим? Человек легкомысленно разрушает причитающуюся ему долю жизненной энергии и здоровья и живет кое-как, чтобы как можно скорее добраться до конца.

Но чем быстрее сгорает жизнь, тем ярче вспыхивает в человеке жажда жизни. Тогда он закрывает глаза на совершаемый им грех и бешено устремляется на жизнь и благо других, животных и людей, чтобы их страданиями и жизнью искупить собственную вину. Напрасно! Своими поступками человек увеличивает лишь вину и страдания. Ум вводит его в заблуждение; голос рассудка заглушает в нем голос совести и высшего разума, который должен сочетать в гармоническое целое мысль и чувство, ум и сердце. «Но мы страдаем также помимо нашей вины», – скажут нам. Конечно, страдаем, но и кто может ответить, зачем, почему? Ответ дает нам истинная религия, не та, которая изуродована и фальсифицирована человеком, философия и теософия.

Подойдем к человеку с высшим масштабом, посмотрим на него не с точки зрения этого кратковременного земного существования. Он должен познать, что жизнь сама по себе не благо, а становится благом, получая известное содержание; с этой точки зрения имеет цену лишь жизнь, полная труда, познания, чистого наслаждения, но свободная от греха и заблуждений.

С этой точки зрения, страдания – драгоценное средство к очищению и усовершенствованию нашей личности. В основу нашей жизни должны быть положены высшие нравственные цели. Земная жизнь – лишь краткий миг длинного вечного бытия, и ею надо пользоваться для выработки личности. Трусливо бояться конца, стонать и жаловаться на страдания, пугаться призраков смерти и болезни, подвергать других страданиям для поддержания и сохранения собственной жизни, – все это недостойно разумного человеческого существа. К счастью и к высшему бытию ведет не этот путь, а путь мученичества и самоотречения. Временные жизненные потери и неудобства вознаграждаются вечным, нравственным приобретением. Но так как мы не умеем с достоинством переносить несчастья, то становимся низкими и презренными. Таковы вивисекторы и те, которые гоняются за своим счастьем на пути вивисекторской житейской мудрости и не находят его. Вивисекторам кажется их способ исследования полезным и безусловно необходимым; но еще полезнее и необходимее осуществление справедливости и нравственное усовершенствование человека. Они составляют цель и содержание жизни.

Важнее всего в этом мире спокойная и чистая совесть. Если человек не рожден для внешнего счастья, то должен беречь внутренний мир как высшее счастье.

Нам дана благородная способность – ум, еще более благородная – разум, которая соединяет в гармоническое целое познание с нравственным долгом, знание с совестью. Знание – драгоценно, но еще драгоценнее – любовь и милосердие, справедливость и отречение.

К чему набивать голову знаниями, если сердце пусто; какая польза от ученых книг, если книга жизни наполняется преступлениями?

Человек представляет из себя гармоничное сочетание духовных и физических сил. Надо содействовать всестороннему развитию этих сил, а не подавлять и разрушать их. Нельзя действовать на ум, подкапываясь под нравственность. Нельзя подвергать его искушению злого духа, владетелю сокровищ мира.

Кто предается вивисекции, тот продает себя дьяволу, но не собственной кровью, а кровью своих жертв.

Габриел Макс удачно проиллюстрировал эту мысль на своей картине: мозг, увитый лаврами, не может поднять сострадательное, чуткое сердце.

Такую же опасность представляет принцип: «Что полезно и дозволено, то необходимо». Если допустить этот принцип, то он распространится на все сферы человеческой деятельности и приведет к нравственности воров, к нравственному нигилизму, к хаосу, к вырождению мира.

Мера зла переполнилась, нельзя спокойно и равнодушно созерцать деяния вивисекторов и подыскивать смягчающие их вину обстоятельства.

Противников вивисекции обвиняют в «слащавой сентиментальности», называют их блаженными. Но мы с этим не согласны: сердце и чувство – высшее сокровище и человеке и лучшая сторона его личности. Счастье человека заключается в чистоте и благородстве его чувств, но не в знаниях, не в искусствах или технических навыках. Те, которые отрицают чувства, по нашему мнению, все равно, что одержимые цветной слепотой. От них сокрыта высшая ступень образования и воспитания – мудрость.

«Мы рождены быть людьми и должны сообразно этому прожить свою жизнь. Человек – нравственное существо; стремлением отдельной личности, как и всего человеческого рода, должно быть сохранение нравственного ядра человеческой природы, сохранение человеческого достоинства во всяком положении, при всех обстоятельствах. Если бы целью человеческой жизни было накопление знаний, то лишь ничтожное меньшинство – ученые – исполняли бы свое назначение. Но дело не в том, чтобы сделаться ученым, что доступно лишь немногим, дело в том, чтобы быть добрым, что доступно каждому. Благородство характера, сердечная доброта дают человеку право на звание человека, а не знание, которое никогда не может заменит отсутствие благородства души».¹⁹

«Наши дни сочтены, и медицина бессильна продлить жизнь. Нравственно ли достигать исцеления или смягчения болезней ценой мук животных? Вивисекция своими опытами увеличивает, в конце концов, сумму земных бедствий.²⁰

«Мы презираем людей, не умеющих переносить с твердостью страдания и боящихся смерти. Но для таких людей физиологи вивисицируют животных, прививают им яды и искусственно поддерживают их страдания, чтобы испытать степень их сопротивления. Можно ли считать такие поступки нравственными»?²¹

Наука вивисекторов небезусловно свободна; она подчинена законам высшей науки добра и зла; эта наука повелевает всем миром. Если мы являемся профанами в вивисекции, то вивисекторы – такие же профаны в области нравственности. Мы как представители высшей нравственной силы обязаны ввести их в высшую степень нравственности, и вивисекторы во имя гуманности обязаны подчиниться ей.

Безусловно свободными должны быть мысль и слово, но не поступки, в особенности, если они касаются свободы и счастья других.

«Всякий крик боли измученного животного – обвинительный пункт против науки, потому что она, вместо того, чтобы быть хранительницей гуманности, сделается руководительницей бесчеловечия» (Фишер).

Животные имеют также свои права на жизнь. Люди присваивают себе право распоряжаться жизнью животных, эксплуатируют их для своих целей, но взамен этого должны быть гуманны в обращении с ними.

Величина страдания, которое мы имеем право причинять животным, зависит вполне от той меры страдания, на которое мы сами способны. Люди на основании опыта над собой должны определить меру страдания, причиняемого животным.

Права животных на жизнь и на гуманное с ними обращение начертаны в нашей совести и признаются всеми мудрыми и лучшими людьми, на основании справедливости и милосердия. Животные не могут бороться за свои права по беззащитности. На нас, честных, неподкупных защитниках, лежат эти опасности. Как некогда рабы-люди добивались своих прав в тяжелой, продолжительной борьбе, так точно теперь приходится защищать права рабов-животных.

Человек – владыками мира, но он должен быть мудрым управителем и справедливым отцом семейства, а не бесконтрольным властелином.

«Но ведь это животное»; «я могу делать со своими животными все, что я хочу»; «собака не имеет цены», – можно услышать из уст многих. Но кто рассуждает таким образом и мучает животных, тот стоит на низшей ступени познания мира и переживает дуалистическое жизнепонимание.

Только животное! Только раб! Только бедный, убогий человек! Скверное это слово «только»! Так как животное вполне невинно, то несправедливо требовать его жертвы; так как оно беззащитно, то подло и нечестно принимать эту жертву; так как оно дружно с нами, то гнусно отвечать на его верность пытками.

Вивисекция должна подлежать запрещению; вивисектор должен считаться нарушителем закона и справедливости.

Ввести ограничение вивисекции – слишком мало. Трудно определить пределы этого ограничения: как они велики и чем должны обусловливаться? Каких животных можно подвергать вивисекции? Кто буде контролировать ее правильное исполнение? Необходимо полное запрещение вивисекции, причем судье предстоит определить, как и при убийстве, степень преступления.

Мир не погибнет, и истина не заглохнет с уничтожением вивисекции. Наука будет процветать и держаться другими средствами; возникнет светлая, благословенная, великая наука, которая будет смотреть на обагренную кровью и достойную проклятия науку вивисекторов такими же глазами, какими смотрит правосудие наших дней на пытки, и современная религия – на преследование и сожжение еретиков и процессы колдуний. Мир перестанет быть адом для всех живых существ.

Хранитель гуманности и человечности, неподкупный защитник животных отвергает вивисекцию, даже если бы она была нам полезна, приносила долгую жизнь, исцеление страданий, сокровища знаний, честь и славу. Но она бесполезна, как нам доказано; ее обещания – пустой звук, а ее деяния оскверняют природу и оскорбляют Творца. Природа отрекается от подобных ужасов, и Творец не признает их.

Член общества покровительства животных, этот двулицый Янус, нуждается в нашем поучении и увещевании; рано или поздно он убедится в несостоятельности своей точки зрения и перейдет на нашу сторону. В нашем священном деле покровительства животных водворится согласие, которого мы не нарушали. Мы не вносили «бесполезного раздора» в дело, а старались действовать на совесть и сострадательность всякого человека. С установлением единства и согласия между истинными членами общества покровительства животных рухнет сам собой бастион человеческого эгоизма с его застенками вивисекции. О, если бы наши труды и борьба еще при жизни увенчались успехом! Итак, смело вперед! Дело ждет нас!

Тезисы

1. Вивисекция по размеру одна из самых значительных пыток животных, по степени же – наиболее ужасная.

2. Наркотизация при опытах в большинстве случаев не производится, а если и производится, то недостаточно полная. Кураре, лишая движения, сохраняет чувствительность у экспериментируемого животного. В редких случаях непосредственно за опытом животное избавляется от мучений смертью. Осторожность при опытах – дело второстепенное и практикуется лишь новичками.

3. Вивисекция не нужна и бесполезна с той точки зрения, что она будто бы поддерживает человечество и содействует процветанию науки. Она противоестественна и обманчива. В этом убеждает нас внимательное изучение сущности болезни и врачебной науки. Это доказывается свидетельствами самих вивисекторов и их успехами.

4. Даже истинные успехи не могли бы служить оправданием вивисекции: она осуждена с точки зрения высшего права и нравственности.
Вивисекция должна поэтому подлежать запрещению.

5. Ограничение вивисекции существенно бесполезно, потому что трудно определить степень и размеры пыток, породы животных, не чувствительных к мучениям, и установить желательный контроль над опытами.

6. Общества покровительства животных в качестве представителей прав животных должны поднять борьбу против вивисекции как ничем не оправдываемого, противоестественного и безнравственного злоупотребления властью человека над животными.

Во всяком случае, эти общества должны всеми средствами поддерживать вопрос о вивисекции ввиду ее нравственного и гуманного значения. В этом же направлении следует работать и конгрессам.

Послесловие

Предстоящий доклад был прочитан мною на конгрессе в Офен-Пеште, хотя и не буквально в том виде, как он здесь напечатан, но основные мысли доклада и брошюры от этого нисколько не пострадали. Они являются плодом продолжительного размышления и серьезных занятий по данному предмету.

Пора окончательно высказаться по вопросу о вивисекции. Новые факты не поколеблют доказательств и возражений против вивисекции, а только подтвердят их.

Возражения, услышанные мною на конгрессе, и выдержки из газет, недавно попавшиеся мне в руки, ничего не прибавляют существенного нового и не опровергают моих убеждений. Брошюра эта содержит в себе все существенные пункты и основания нашего направления против вивисекции. Она является моим последним, заключительным словом по данному вопросу. Товарищи по оружию могут слепо пользоваться ее данными для защиты и нападения.

Приветствую всех товарищей по оружию и друзей, старых и молодых, во всех странах, и выражаю им свою признательность за верную поддержку в прежние годы и на конгрессе. Рассчитываю и в будущем на их поддержку. Сплотимся же воедино, мы аванпост великой, за нами движущейся армии, которая борется за лучшее, более счастливое будущее и достигнет его.

На конгрессе в Офен-Пеште 20 июля мы пережили великие, возвышающие дух минуты; прекрасные речи лились из уст благородных мужчин и женщин: наш успех был поразительно блестящий. Теперь вперед по проложенному пути! Поднимем гордо головы и двинемся вперед!

Мой доклад опирался на два положения: (1) вивисекция должна подлежать запрещению; (2) общества покровительства животных должны поднять борьбу со всей энергией и не спускать вопроса с очереди.

Доклад принят большинством 177 голосов против 17.

Нам предстоит осуществление этих требований. Вопрос подлежит дальнейшему обсуждению в 1900 г. в Париже а может быть, уже в 1898 г. в Лондоне. До свидания!

Ответим еще несколько слов тем, которые высказывались на конгрессе или в печати против горячих речей двух докладчиков и против прекрасных сообщений многих членов конгресса обоего пола.

Газетные сообщения об этой части прений конгресса отличались поразительной скудностью. Упомянув об опыте проф. Штриккера, я выразился о нем: «Хоть бы черт побрал таких людей!» Это вскользь сказанное, шутливо-серьезное замечание составляет всю суть сообщения в одной газете. Венская «Утренняя пресса» и «Пештский Ллойд» поместили длинные сообщения, заключающие в ребе резкие личные и деловые возражения.

Возражения наших противников всегда содержат в себе чисто личные, резкие и оскорбительные замечания. На это не стоит и отвечать. Дело нисколько не пострадало от того, что представитель Рейнско-Вестфальских обществ наперед угадали содержание и форму сообщений и ход прений и дали свое заключение.

Так, напр., они толкуют о бесполезном и вредном возбуждении нами старого спора; но борьба – закон жизни, и без борьбы нет прогресса; застой угрожает смертью. Далее они указывают на то, что в обществах покровительства животных замечается стремление к упорядочению дела. Но в чем проявляется это стремление? Оно, на наш взгляд, совсем незаметно, и в делах общества наблюдается прежняя неясность, беспорядочность и путаница. Наконец, они называют наши прения возбуждающими, инсинуациями (?!), оскорбительными и указывают на отсутствие научных объяснений и серьезного обсуждения в наших докладах. На это мы ответим, что вопрос является возбуждающим сам по себе, оскорбительной кажется правда, но не сообщение ее. Вина падает не на того, кто бьет в набат во время пожара, а на поджигателя, не на нас, а на наших противников.

Потом они согласились в Дюисберге с кельнским предложением: «Союз отказывается от участия в конгрессе, потому что, на основании существующего опыта и прений, нельзя ожидать надлежащего обсуждения вопроса о вивисекции». Точно так поступили попы с Галилеем; но “e pur si movo!”(«и все-таки она вертится!»). История преодолевает такие препятствия; преодолеет ли она и существующее сопротивление медицинских жрецов и филистеров образования, которые падают перед ними ниц.

На конгрессе раздавались по нашему адресу замечания «не быть сентиментальными», «стараться не возбуждать смеха», «выступать против дела, а не против личностей», «не быть фанатиками», «избегать пафоса и декламации» и т.д. Все это не нуждается в возражении. Приведу еще одно замечание. Некоторые люди превозносятся своим «практическим» умом; «идеалистов» они величают непрактичными мечтателями, их основания называют пафосом и т. д. Мы, идеалисты, охотно становимся практичными людьми, если нам предстоят определенные задачи. Но наши цели лежат далеко за пределами настоящего, мы имеем их всегда перед глазами и стремимся осуществлять их по мере возможности.

Прежде всего зарождается мысль, которая, подобно дрожжам, проникает в толпу, затем мысль эта переходит в дело. Мы довольствуемся теперь тем, что конгресс решительно заявил себя против вивисекции; мысль эта будет расти, укореняться и перейдет в дело; мы уверены в этом. То же было и с вопросом о покровительстве птиц и с другими «практическими» задачами, которые прежде казались пустыми мечтаниями и осмеивались, как порождения фантазии.

В нашем деле мы тоже подвинулись вперед. Мы стояли бы на месте, если бы конгресс принял предложение, высказанное некоторыми членами: «Ввиду того, что вивисекция в интересах страждущего человечества не может быть теперь запрещена, мы, члены конгресса, просим отдельные общества покровительства животных содействовать тому, чтобы эксперименты над живыми животными допускались только для научных целей и охранялись от злоупотреблений определениями и предписаниями закона, подобно тому, как это практикуется в немецких университетах».

Доклад швейцарского «Друга животных» прибавляет к этим словам: «Всякий, смотрящий беспристрастно на дело, должен признаться, что предложение это заключает в себе все, что может и должно требовать покровительство животных».

Какой ребяческий, запутанный или нечестный взгляд! Вивисекция разрешается для целей исследования! Но, не говоря уже о том, что вивисекторы и в настоящее время не соглашаются с подобным ограничением, самые ужасные опыты производятся с научными целями, в редких случаях «в интересах страждущего человечества», главным образом во имя «чистой», от практических целей свободной науки. Много высказано мною об «интересах страждущего человечества»: страдание не обусловливается необходимостью природы, а собственной виной людей и не может служить оправданием вивисекторских пыток. «Вивисекция не может быть запрещена». Мы ставим вместо слова «не может» – «должна». Многое казалось прежде невозможным, а потом осуществилось. Как защитить вивисекцию от злоупотреблений, достигается ли эта цель немецкими «предписаниями», – об этом не упоминалось в докладе, это не указывалось в Пеште. Слова «защитить от злоупотреблений» звучат так прекрасно, и ими убаюкивают проснувшуюся совесть. К такой защите животных применима пословица “Dixi et animam non salvavi meam” – «Я говорил, но не спас своей души».

Из газетных отголосков выбираю два примера.

В статье, помещенной в венской «Утренней Прессе» и написанной, очевидно, д-ром медицины, мы находим следующие выражения: «опасные стремления», «вредные, враждебные для блага человечества учения», «мудрые фивяне», «один из многочисленных мыльных пузырей, надутый глупостью», «сумасбродство» по поводу доклада Ферстера.

В «Пештском Ллойде» некий Отто Герман преследует другую тактику. Он восстанавливает Венгрию против нас, утверждая, что «здравое понимание» – «типично венгерский образ мыслей»; что «сентиментализм» никогда не был свойством венгерского духа; что противниками вивисекции являются «из подражания некоторые члены» Пештского общества, что общество «подражает загранице» и т.п. ужасы.

Никто из оппонентов не приводит сколько-нибудь нового возражения или основания. Вот примеры.

«Помочь страждущему человеку». «Отступитесь от науки», как будто мы не являемся представителями науки – естественной, врачебной, а также этики! «Вивисекция необходима», но это утверждают вивисекторы, а им должен подчиниться ограниченный разум подданных; он не имеет права осуждать науку, не доверять ей, так как она стремится принести пользу нам, несчастным смертным. «Вопрос о вивисекции подлежит обсуждению «посвященных», а не членов покровительства животных»: они – несведущие люди в деле покровительства животных! «С запрещением вивисекции животных окажется необходимой вивисекция людей». «Необходима в интересе страждущего человечества», но получила ли она на это санкцию человечества?? «Великие успехи», напр., Пастера, Коха (!!). «Нам нужно привлекать на свою сторону людей науки, а не отталкивать их» (!). «Нормальная функция вивисицированного животного настолько разрушена, что оно не чувствует боли» (!!)(. «Мы обнаруживаем будто бы отвращение к науке вообще», – конечно, не к науке, а ее вырождению. «Вивисекцию следует ограничить, но в общем представить на усмотрение ее представителей, правительств и научного прогресса (Лучи Рентгена)».

Подобные слова и возражения не нуждаются в опровержениях: с ними покончено уже выше в настоящей брошюре.

Наши противники, очевидно, страдают поразительным незнанием дела, о котором говорят: в их запасе такое небольшое количество аргументов и возражений, что можно их знать наизусть. Бороться с подобными противниками, мало сведущими, мало думающими и ничему не желающими научиться, в особенности, логическому, правильному мышлению, – настоящая Сизифова работа. Моя брошюра не принесет им никакой пользы, хотя в ней опровергнуты все их доводы.

Остальные наши противники – смешанные личности, sujets mixtes, по выражению французов. Они не замечают своих противоречий, насмешек над собой, недостатка логики в себе. Но на них можно иметь влияние.

Самыми худшими являются нечестные, изолгавшиеся представители вивисекции. Они знают, что мы правы, но своим медным лбом отрицают очевидные факты, делают из черного белое и рисуют себе фантазии, в существование или осуществление которых сами не верят.

Жаль, что на конгрессе отсутствовали некоторые вивисекторы. Они с трудом сдерживались бы от улыбки, слушая самоуверенные речи своих представителей – Гольца, Мунка, Циона и прочих почетных лиц!

Защита вивисекции основывается на слепом поклонении и возвеличении науки: она свободна и самовластна и не подлежит ограничению.

Спрашивается: на чем основываются подобные притязания науки? По какому праву она хвастается своей божественностью и непогрешимостью? Почему отвергает все нападки, как будто бы они являются преступлениями против разума, crimen laesae majestatis?

Ее представители являются подчас мало почтенными личностями; их циничные дела и речи мало внушают к себе уважения. Они часто заблуждались и продолжают заблуждаться, не признавая истинного знания.

С серьезностью научного ремесленника проделывают они свои нелепые ненаучные опыты. Материалистическая вивисекторская физиология самодовольно и гордо шествует по ложному пути.

Мыслящие профаны с их серьезными научными исследованиями, подчиняющиеся высшему голосу совести, должны выступить против ограниченной науки и сорвать маску с ее лица и вывести человечество из гипноза, которому оно подчинялось.

Это наша прямая обязанность, если «наука» не только заблуждается в искании истины, но также сошла с истинного пути и стала преступной.

Мы будем верно и честно служить этой обязанности, независимо от ее успехов в настоящем. Посеянное семя взойдет, человечество со временем пожнет жатву и поблагодарит сеятелей. В этом заключается наша надежда, и она не обманет нас.

Послесловие к третьему изданию

Постараюсь в кратких словах еще раз опровергнуть те главные возражения, которые упорно раздаются по нашему адресу. Может быть, они выяснят дело для тех, которые ищут беспристрастной истины.

1. Мы только профаны. Согласен, но профан в наши дни имеет право голоса даже в научных вопросах. Это право основывается на высоком уровне общего образования профана, которое дает ему возможность высказываться не только по важным спорным общим вопросам, но и по частным. Вместе с образованием профан обладает способностью мышления и исследования. Этим уничтожается научное правоверие, отклоняющее самовластно и самоуверенно всякое вмешательство в ее дела.

Важнее следующее обстоятельство: профаны в борьбе с вивисекцией вторгаются в науку не для того, чтобы занять в ней какие-то места. Они выступают против ее злоупотреблений во имя оскорбленной высшей науки. Наука о нравственно дозволенном, о добре и зле борется с низшей ступенью исследования природы и побеждает ее.

Наконец, ложен тот факт, что с нашей стороны борьбу ведут только профаны; наше направление может похвастаться выдающимися представителями естествознания и медицины, на что уже указано выше.

2. Свобода или наука. Мы – также друзья знания и ценим его высоко: во-первых, как высшее благо; далее потому, что оно содействует нравственному росту человека и, наконец, потому, что приносит разнообразную пользу. Свободное исследование нельзя ограничивать, но если наука сошла с истинного, нравственно дозволенного пути, то ее следует остановить, как всякую человеческую деятельность, нарушающую божественные или человеческие учреждения.

Наука знает некоторые неразрешимые вопросы (вопросы бытия, движения, образования форм и т.д.), перед которыми она останавливается со словами “ignoramus”, “ignorabimus”, «мы этого не знаем и не можем знать». Относительно вивисекции она должна также произносить свое “ignorabimus”, т.е., «мы не хотим этого знать ни за что». Свободна мысль, исследование, суждение, но не действия человека.

К чему приведет принцип: «Наука тоже свободна и самовластна в своих действиях»? Этот принцип означает: «Все, чем я владею, силой или хитростью, принадлежит мне по праву, по праву сильнейшего. Если применение моей силы мне полезно, то я могу злоупотреблять всем, что мне подвластно: резать, рвать, мучить, уничтожать. Если мое «я» приобретет этим знание и подчинит себе природу, если оно получит исцеление своим недугам и страданиям, то я не остановлюсь перед жертвами других, людей или животных, их здоровьем, счастьем и жизнью; они служат моим целям и счастью как высшего существа».

Такова нравственная точка зрения вивисектора. Но если она получит общее распространение, если каждый из нас сочтет себя вправе пользоваться всяким средством, чтобы подчинить себе других, то порвутся все нравственные и правовые узы, рухнет весь порядок и медленно, тысячелетиями накопившаяся цивилизация; мы погрузимся в хаос, в ничто. Вивисекторы испытают на себе ту участь, которую они готовили другим, пожнут то, что посеяли, и не будут иметь права жаловаться, так как осуществится то, что они проповедовали и как поступали. Они оправдывали анархию и нигилизм и сами же погибнут от него. Завоеватели хвастаются числом погубленных ими человеческих жизней, вивисектор – числом замученных животных. Оба разрушают мировой порядок и в первую очередь станут жертвами разрушения.

Вивисекция противочеловечна. Она оскорбляет человеческое чувство и совесть, чувство прекрасного в человеке и разум, который не находит себе ничего поучительного в страданиях искусственно разрушенной жизни, а только в здоровом или в больном организме, страдающем от собственного бессилия или разрушения. Поэтому она также противоестественна. Природа не указывает нам на животных как на жертв наших пыток.

Она протибожественна. Творец, все предвидящий, не станет пользоваться подобными средствами для того, чтобы существовать и завершить свое творение.

3. Тогда в науке будет застой. Род человеческий погибнет; вивисекция необходима, чтобы с ее помощью идти вперед. Но это неправда.

Доказано, что вивисекция приводит не к истине, но к заблуждению, и что она стоит на ложном пути.

Ей ложно приписывают успехи и открытия, сделанные другим путем, или такие, которые могут и должны быть сделаны. Дух человеческий могуч и изобретателен: он всегда найдет средства для достижения своих целей. Открытия кровообращения Гарвеем, двойного характера функций спинномозговых нервов Чарльзом Беллем, овариотомии, усыпляющих веществ сделаны помимо вивисекции, путем наблюдений и рассуждений.

Вивисекция – не только один из жесточайших способов уничтожения животного, но также и способ уничтожения гуманности и всех высших благ, которые лишь одни придают цену человеку и жизни.

Она бесполезна для блага человечества и процветания науки. Она – преступление против Творца и твари, против человека и животного. Она лежит, подобно проклятию, на всем человечестве, и последнее вздохнет свободнее с ее уничтожением.

Наступит день свободы, и он недалек! Дело наше правое, дело разума и справедливости!

В заключение еще два факта из действительности вивисекции в последнее время.

1. Фр. Гольц и Р. Эвальд производили опыты над животными с отрезанным спинным мозгом. Им удалось поддерживать в течение целых лет жизнь собак, которым они в разные промежутки времени вырезали крестцовый, поясничный и грудной мозг. Собаки жили с головным, продолговатым (Med. ablong.) и шейным мозгом, вырезание которого вследствие идущих от него нервов дыхания (phrenicus и др.) влечет за собой смерть.

Авторы подробно описывают последствия этой операции. Далее они сообщают: «Наибольший интерес представил опыт, произведенный на беременной собакой. Ей перерезали грудной мозг у 3-го позвонка, затем поясничный и крестцовый мозг, причем совершенно уничтожены нервы, идущие к Uterus и к центрам, управляющим его движениями (C. genito spinale). Через четыре часа после операции наступили родовые схватки, последствием которых было появление на свет 5 крепких детенышей. Самый акт родов и последующие за ним явления (перегрызание каждой пуповины, облизывание новорожденных, сосание) произошли совершенно нормально, так же, как у животного со спинным мозгом. Никакой разницы не наблюдалось также и в отделении молока: млечные железы, наиболее деятельные при сосании, были красны и распухали, наименее деятельные оставались бледными и маленькими. Из этого ясно, что у животного, лишенного спинного мозга, иннервация совершается симпатическими нервами.

Какой научный героический подвиг!

2. Очень поучительными являются слова д-ра Е.Галлервордена, приват-доцента в Кенигсберге. В своих «Рассуждениях к гигиене души и нервов» (Вюрцбург, А.Штубер, 1896) он напоминает Гиртля, Иог. Мюллера, Гризановского и прочих наших авторитетов. Часть I озаглавлена «Работа и воля, глава из клинической психологии для основания психогигиены». Часть II – «Клиника, лаборатория и жизнь». Вот что он пишет: «Если смотреть с психологической точки зрения, то эксперимент выродился в снобство и сделался модой, спортом. Надо надеяться, что скоро наступит время, когда окажется нужным для образования вместо опытов наблюдать жизненные процессы в самих организмах. Пока считается «хорошим тоном» отрезать собакам хвосты, по удачному выражению референта.

«…Достойно удивления, что нормальный человек вообще никогда не изучается психологически, кроме как в виде больного, в клиниках. И это – несмотря на исписанные целые тома, несмотря на излюбленные лекции по психологии и патологии и существование медицины – науки, созданной исключительно для людей! Люди науки охотнее прибегают к «точным опытам», недели к клиническим наблюдения; даже истинные клиницисты придают своим работам экспериментальный вид. Клиническим исследованиям не придают самостоятельного научного значения. Всякий стремящийся к успеху врач видит в больном субъекте материал для своих экспериментов; я сам 3 ? года был ассистентом при лаборатории, и потому это замечание не будет сочтено за личное наблюдение. Господствующее направление отделяет нас от наблюдения жизни и ухудшает нас как клиницистов. Это обстоятельство имеет серьезные последствия: в прежнее время видели во враче советника, учителя, вследствие его внимательного наблюдения всех вопросов жизни; теперь его ценят как делового человека и судят о нем по титулу, квартире и образу жизни».

Это драгоценные слова чистого и практического разума, сказанные сведущим человеком! Они достаточно освещают предмет!

18. Гризановский. «Краткое вступление» и т.д., стр. 11. К этому более подробное объяснение в его труде «Слово к выяснению» и т.д., стр. 52.

19. А. фон-Гоосданович

20. Францес Поуер Кебб

21. Рихард Вагнер