Лошадь-шахтер
Анри Барбюс
Вы приходите с поверхности земли. Там, наверху,
вы видели мир, омываемый светом небесным. Камни мостовой в маленьком
городке золотятся от солнца, точно плоды. На пороге своего дома
хозяйка выколачивает соломенный коврик. Через открытую дверь доносится
бульканье - на темной печке, разукрашенной золотыми узорами, в кипящей
воде пляшут стручки фасоли. Вяжет старушка, и руки ее, соединяясь,
плетут нечто вроде гнезда. Пестрая ватага ребятишек галдит и кричит
на все голоса. А теперь вы в шахте. Пришелец сверху, поглядите же
на обитателей подземелья!
- Но я ничего не вижу.
- Подождите немного, привыкнете.
Здесь плохо пахнет. Мы приближаемся к источнику зловония - это какая-то
черная масса. Вагонетка? Нет, живое существо. Приглядитесь, и вы
узнаете в нем лошадь, настоящую, живую лошадь.
Разумеется, у нее нет клички: кто будет ее звать в этой тьме? Зажигаем
фонарь и видим, как разбегаются от кормушки крысы. Лошадь никогда
не ест своего корма - он слишком грязен.
- Но чем же она жива?
- Никто не знает, ведь она не умеет говорить.
Спит она прямо на рельсах для вагонеток, а под рельсами настил;
стоит на него надавить - и сквозь щели сочится и брызжет вода.
У лошади гноятся ноги. Эту болезнь называют жабой или гнилью. Ее
рыхлые копыта действительно похожи на жаб.
От истощения лошадь давно уже потеряла зубы и ослепла, у нее облезла
почти вся шкура. И сама она неотделима от этого грязного болота,
от этой вселенской могилы.
Ее обязанность - таскать за собой по рельсам вдоль узкого штрека
тяжелую вагонетку С углем. Но без принуждения лошадь не сдвинулась
бы с места. Она слишком устала. Весь груз, который она тянула на
протяжении своей жизни в шахте, давит на нее и пригибает к земле.
Чтобы заставить лошадь идти, приходится оттягивать безжизненную
нижнюю челюсть, привязывать к языку веревку и тащить за нее. Лошадь
давно привыкла к боли, но когда у нее начинают вырывать язык, она
не выдерживает, и подается вперед, и тащит вагонетку, ударяясь о
стоики крепления, об острые выступы породы, которые задевают у нее
за живое место. В одном месте кровля штрека нависает так низко,
что лошади приходится ползти на коленях. И она ползет, и ее при
этом бьют.
- Кто же делает это?
- Люди.
Шкура висит на ней клочьями, на каждом суставе у нее либо трещина,
либо язва, либо зияющая рана. Если бы здесь было светлее, то, наверное,
мы увидели бы ее кровоточащее сердце, подобно тому, как видно его
у фальшивого Бога, намалеванного в церквах. Но света нет. Наверху,
на земле, можно наслаждаться благодатным дождем, свежестью ветра,
запахом воды, лучами солнца. Даже мороз по-своему ласкает. Здесь,
внизу,- могила, здесь постоянно живут только черви и старая лошадь.
- Это ужасно!..
- Слишком мягко сказано. Но еще ужасней, что таких подземных лошадей
множество - в одной только Франции их десять тысяч. Не станем утверждать,
что в таком положении находятся все лошади в шахтах. Вам всегда
могут указать на какое-то исключение. Но среди этих десяти тысяч
огромных адских призраков сколько найдется таких, которые не в силах
сразиться даже с крысой, у которых вытекли или выколоты глаза, гниют
ноги или разрывается чрево, как у роженицы при схватках. Сколько
из этих существ кричит от страданий? Лошади редко кричат. Здесь
это можно услышать.
- А эта лошадь сейчас не работает?
- Потому что мы здесь. Ей выпала небольшая передышка, обычно она
работает двадцать четыре часа в сутки.
- Двадцать четыре часа из двадцати четырех?
- Ну да. Три смены шахтеров, каждая по очереди, пользуются той же
лошадью - арифметика простая. У нее выматывают силы, лишая ее сна,
загоняют насмерть этот живой механизм. И хоть она служит меньше,
такая система выгодна предпринимателю.
- Если бы не лошадь, то вместо нее пришлось бы мучиться человеку.
- Работа не должна быть пыткой ни для кого.
- По-вашему, лошадь - это кто-то? -Да.
Я жалею лошадь так же, как человека. Не вздымайте рук к небу, прошу
вас. То, что я сейчас сказал, я сказал инстинктивно, это крик моей
души, но я могу его объяснить, потому что принадлежу к тому суровому
и ясному направлению, которое не боится анализировать крики страдания
так же, как оно анализирует сны.
Уже давно я заметил, что, когда я вижу слепого с собакой, мне жаль
собаку так же, как человека. И, сказать по правде, к собаке у меня
больше жалости, чем к человеку.
Этому есть разумное основание, особенно для нас, для тех, кто все
строит на разуме. Вот оно: человека поддерживают и порой вдохновляют
миражи. Когда верующий страдает, он говорит себе: "Тем лучше!"
- и когда умирает, говорит: "Наконец-то!" Иными словами,
ему, как и нам, иногда опорой бывает уверенность, что страдание
- начало избавления от страдания. Мучеников нашего времени, наших
распятых, поддерживает не символический крест, но самая основа всех
вещей; они знают, что составляют одно целое с ужасной правдой. Есть,
впрочем, и заблудшие, которые ищут забвения в алкоголе.
Нужно также сказать, что если мы, люди, страдаем, то почти всегда
по своей вине. Мы страдаем за свои идеи, либо из-за законов, которые
сами же позволили навязать нам, либо из-за преступлений, которые
совершаем или позволяем другим совершать. У животного нет знаний
и нет веры. Оно не может действовать самостоятельно и, следовательно,
поистине невинно. Причина его страданий - в людях. Животное страдает
за ничто, тогда как я и ты, мы страдаем за что-то. Вот почему для
меня невыносимо видеть страдания животных.
Животные страдают так же, как человек. Стоны, крик боли, кровавые
раны и смерть - в этом все живые существа подобны друг другу. У
всех у них есть и плоть, и кровь, и нервы, и мозг,- словом, механизм
страданий. И то. что животное, с его темным, неразвитым сознанием,
не блещет умом, отнюдь не мешает ему так же, как и человеку, страдать
от боли. И даже инстинкты и чувства животных те же, что у людей,
только чище и безупречнее, хотя люди и поднимают так много шума
вокруг своих чувств. Почитайте наших молодых романистов, и вы увидите,
как сильно преувеличены или до бесконечности расчленены эти чувства,
запутанные, "непознаваемые", неопределенные, опасные,
как люди заражены комплексами - этой подлинной болезнью нашей цивилизации.
Инстинкты и чувства животных (даже их эгоизм) просты и естественны;
их глаза - натуральные алмазы, глубокие, не знающие ухищрений, и
в сравнении с ними наши глаза - стекляшки.
Но оставим это исследование о глазах и вернемся к тем, для кого
уже нет ни света, ни самих глаз. Попробуем сделать общий вывод.
Жизнь обладает величием, ни с чем не сравнимым. Человеческое воспитание
и образованность, умозрительные теории, прекрасные произведения,
психология и сверхпсихология - все это менее значительно, чем сама
жизнь. Жизнь нельзя отделять от способности страдать и от права
не страдать. Нельзя разделить эти два вида существования: одному
- страдать, другому - право не страдать.
Это издевательство над лошадьми близко коснется нас. Рабочие лошади,
разумеется, не имеют профсоюзов, которые их защитили бы,- сделаем
же это за них. Пролетарии всех стран, даже тех, что расположены
под землей,- соединяйтесь! И вместо того чтобы подняться наверх,
к существам совершенным, к ученым и счастливым, к так называемым
избранным, которые испокон веков подавляли и унижали огромное большинство
людей, я предпочел еще остаться здесь, побыть рядом с жизнью, с
которой сорваны все покровы.
- Все повинуется объективным законам, а не чувствам!
- Минутку, товарищ! Мы с этим согласны. Мы и не выдаем чувства за
причину - это следствие. Это душевное состояние, порождаемое абсурдной
действительностью. Аномалия, воспринятая нами, превращается в возмущение,
гнев, доброту. Аномалия, так сказать, искажение одного из высших
законов жизни, лишь подтверждает, что эксплуатация должна быть запрещена,
что необходимо уважение к жизни.
И для меня эта истерзанная плоть подобна красному знамени.
Когда-то существовал обычай принесения в жертву козла отпущения.
Целый народ перекладывал свои грехи на животное, которое за них
проклинали и обрекали на смерть. Мне всегда было жаль ни в чем не
повинного козла отпущения. Не будем обманывать самих себя. Мы еще
далеко не избавились от морали, выраженной в этом гнусном мифе.
Ничего не изменится в мире, пока у раба не пробудится сознание и
он не перестанет вымещать свои несчастья на других существах.
Библиотека
|