Волчий паспорт
Евгений Евтушенко
Моржи всей генетической памятью знают, что
самый страшный и коварный зверь - это человек. Услышав предупредительный
тревожный рык одного из своих часовых, мор, колыхая мощными телесами,
поползли к спасительной воде. Там они были подвижней, чем на суше,
наказывавшей их притяжением. Но в воде, когда они почувствовали
себя защищеннее, страх сменился любопытством, и над волнами закачались
головы моржей с карими, искрящимися глазами. У меня было такое чувство,
как будто машина времени волшебно перенесла меня к самому началу
мира.
А потом я с горечью вспомнил, как в 1963 году я ходил в Баренцевом
море на зверобойной шхуне, и кто-то поставил на палубе магнитофон
с песней знаменитого тогда итальянского вундеркинда Робертино Лоретти
"Санта Лючия". Эта сладкая песня нравилась обитателям
соленой океанской воды, и немедленно около борта вынырнула голова
нерпы с женскими восторженно-любопытными глазами.
Кто-то мне сунул в руки карабин, закричал: "Стреляй!"
Я выстрелил, и то, что только что было живым, переживающим, светящимся,
всплыло потерявшим жизнь мертвым телом, окрашивая воду вокруг себя
кровью. Шхуна продолжала дальше путь, не останавливаясь. "Первую
добычу не берем!" - ответил мне капитан на мой вопросительный
взгляд.
А потом у меня был другой случай, когда я убил влет одного из летевших
над Вилюе" гусей, и он, словно совершая Божье наказание, упал
в нашу лодку, прямо мне в руки. Но это было только начало наказания,
ибо второй гусь целый день кружил над нашей лодкой, где лежал его
убитый брат, и кричал, как будто своим криком мог воскресить убитого.
С той поры я практически бросил охоту. А ведь я никогда не убил
ни одного человека. Что же испытывают те, кто убивает людей? Почему
они тогда не бросят навсегда охоту на людей - войну?
Не стоит, конечно, идеализировать любовь к животным - особенно
показную. Гитлер, кажется, обожал кошек, а Геринг- собак, что не
мешало им замучить столько людей Но жестокость к животным - это
тренинг жестокости к людям. Вспомните хотя бы испанского инфанта
Филиппа из книги Шарля де Костера "Тиль Уленшпигель",
который сажал живых кошек внутрь клавесина. На каждой клавише была
иголка, и при нажатии кошки жалобно мяукали. Чем закончились подобные
"шалости" инфанта? Кострами инквизиции, где он поджаривал
уже не собственную обезьяну, а еретиков.
Советские газеты постоянно критиковали США за пропаганду насилия
и жестокости. Американские газеты критиковали СССР за попирание
прав человека - то есть практически за жестокость в области духа.
Но вот вам Берингов пролив, разделяющий две наши страны, где и по
ту, и по другую сторону одинаково много жестокостей по отношению
к животным. Избиение дубинами бэби-нерп, когда вылетающие из орбит
глаза кричаще прилипают к фартуку убийц. Убийство собак на шапки,
когда животных обдирают полуживыми, ибо мех тогда дольше сохраняется.
Расстрелы с вертолетов диких оленей, когда убегающие беременные
оленихи в ужасе отстреливаются плодами, исторгая их из чрева, чтобы
легче было бежать. Отношение к прирученным оленям как к свиньям,
обреченный на убой. Лов рыбы сетями с зауженными ячейками. Продолжающееся,
несмотря ни на какие "общественные кампании", уничтожение
китов. Может быть, киты устраивают массовые самоубийства для того,
чтобы в людях, наконец, проснулась совесть?
Послушайте "экологический джаз" Поля Винтера, когда он
микширует со своей музыкой песни китов, похожие на молитвы, чтобы
мы их не убивали. Неужели мы упражняемся в жестокости на животных
из инстинкта сохранения этой жестокости, которая нам может пригодиться
в войне против себе подобных? Может быть, нам лучше позабыть, изжить
из генетической памяти искусство жестокости и к животным, и к людям,
и тогда шансы взаимоканнибализма понизятся?
Из воспоминаний Евгения Евтушенко. "Волчий
паспорт", 1998 г.
Библиотека
|