17.09.2007

Интервью "Виты" с Лаймой Вайкуле. Полная версия*

Когда мы ещё только договаривались об интервью с директором Лаймы и, обозначив тему, произнесли два слова - «защита животных», мы и представить себе не могли, что за этим последует молниеносная реакция. В тот же вечер мы оказались в гостях у Лаймы и, провожая нас по коридору, директор шепнул: «Это самая дорогая и важная для Лаймы тема». Договорённость была на 15-минутный комментарий для антиохотничьего фильма, поскольку Лайма только что освободилась после концерта. Последующее полуторочасовое интервью, интервью на одном дыхании с человеком ярким, неравнодушным, открытым, сопереживающим всему живому, нас поразило и восхитило до глубины души. Надо сказать, что это редчайшее явление в мире эстрадного шоу-бизнеса, чтобы звезда такого уровня в мельчайших подробностях знала обо всём, что касается проблемы гуманного отношения к животным, и не просто знала, а принимала в этом живое, активное участие. Мы пригласили Лайму войти в жюри всемирного конкурса «Дизайн против мехов», она охотно согласилась, и спустя несколько дней после интервью уже сообщила нам выбранные ею работы из числа нескольких сотен плакатов конкурса.

Для справки: Пятый год подряд Россия принимает участие в конкурсе «Дизайн против мехов», организатором которого выступает всемирный Альянс Против Мехов. Цель конкурса – объединить прогрессивных студентов - будущих дизайнеров, модельеров и художников в борьбе против меховой индустрии, уносящей ежегодно жизни более 70 млн. животных. Плакаты участников конкурса в дальнейшем используются в качестве антимеховой рекламы на транспорте, полиграфической продукции и др. Победители конкурса награждаются денежными призами в одной из европейских столиц. Главный приз конкурса - 5000$.

Интервью с Лаймой:

Вита: Лайма, поскольку наша встреча происходит накануне международного антиохотничьего съезда в Киеве, первый вопрос: как вы относитесь к охоте?

Для справки: с 18 по 20 мая в Киеве состоялся всемирный съезд противников спортивной охоты, объединивший делегатов из Украины, России, Беларуси и Молдовы. Цель съезда - развитие международного антиохотничьего движения. В дни съезда прошёл фестиваль антиохотничьего фильма, выставка карикатуры и рисунка, круглый стол «Звёзды и спортивная охота», презентация антиохотничьей литературы. Россия представила на кинофестивале документальный фильм «Ответный выстрел» с участием российских звёзд-противников охоты: Лаймы Вайкуле, Артемия Троицкого, Олега Анофриева, Юрия Шевчука, Елены Камбуровой, Михаила Ширвиндта и др.

Лайма: Мне кажется, счастливый тот человек, который ничего не чувствует. Наверное, выгодно быть, черствым, злым, равнодушным к чужому горю. Наверное, это выгодно, потому что только такой человек может равнодушно относиться к тому, что кто-то другой – твой друг или кто-то рядом с тобой - идёт охотиться. У меня был близкий друг, хирург, врач, который ходил на охоту и сам ел оленину, медвежатину…. Однажды он был на охоте и ранил лося, и у лося покатилась слеза. Он мне говорит: «Это нельзя забыть, поэтому я никогда больше не хожу на лося». А я ему всегда говорила: «Вот хорошо, что у медведя не видно слезу, потому что они все плачут».

Вита: А как вы пришли впервые к таким взглядам по отношению к животным?

Лайма: У меня 3 собаки, и они открыли, наверное, для меня это понимание. Я поняла, что любое животное, не важно - кролик, собачка, тигр, лось, медведь – у них есть все те же чувства, которые есть у нас: любовь, ревность, преданность. Им также больно. Всё то же самое, просто они не могут нам об этом сказать, и в этом всё дело! И мы их не понимаем, поэтому ружьё на плечо и пойдём охотиться. А откуда человек знает, убив, например, какого-то льва или львицу, что она не главная самка в прайде? Или, например, слона, который идёт к водопою, и только он один знает дорогу? В общем, надо побывать в Африке, чтобы понимать, что человек, который поехал туда на охоту, он никакой не охотник! Убить в Африке слона, или, скажем, льва – это никакой не подвиг. Это ребёнок может сделать! Это значит, что если вы заходите в дом, где лежит гепард, скажем или лев, то вы понимаете, что это человек, который просто хочет крови. Для меня это так. Потому, что я могла бы просто так убить льва, не умея стрелять, ничего...

Это совершенно не модно быть, как мне кажется, сегодня охотником, как не модно, например, сегодня курить. Модно быть фотоохотником. Это как бы сегодняшний день – фотоохота. А охота – это просто кровопийство, убийство.

Вита: А чем вызван тогда интерес к охоте, почему она, по-прежнему, популярна?

Лайма: Главное, что меня удивляет, почему охотников не становится меньше? Ведь нам рассказывают о том, что животных становится меньше, что уже «Красная книга» есть. А это, оказывается, ещё лучше! Если в «Красной книге» животное – значит обязательно надо его пристрелить! Ну почему такое непонимание? Мне кажется, что мы просто дикари…
Ещё главное, что охотники находят себе оправдание, они говорят: « Это инстинкт, это наш инстинкт» У меня нет, например, такого инстинкта! Значит, это всё же не у всех этот инстинкт есть. Мы же сегодня современные люди. Если раньше мы могли кувалдой ударить друг друга по голове, если мы не можем договориться. Сегодня есть дипломаты, мы договариваемся. Значит, и с этими инстинктами надо как-то бороться, значит, не обязательно идти на охоту и убить какого-то беднягу.

Вита: А что может быть самым действенным, для того, чтобы достучаться до сердца охотника?

Лайма: А как вы можете достучаться до маньяка-убийцы? Он больной человек, до него не достучаться! Должны быть законы, мне кажется. Есть закон, что нельзя убивать. Ну, люди же как-то борются с убийцами, которые убивают людей? То же самое и в отношении с животными.

Вита: На западе-то законы работают, а у нас семь лет не принят Федеральный закон в защиту животных от жестокости.

Для справки: Проект федерального закона в защиту животных от жестокости, впервые представленный на рассмотрение в России и прошедший все три чтения в Госдуме и Совет Федерации, был отклонён президентом РФ Путиным В.В. 3 января 2000 года. Этот закон был разработан на основе самых прогрессивных законодательств в защиту животных Англии, Швеции, Австрии и Германии, и включал в себя положения по защите сельскохозяйственных, пушных, подопытных животных и животных, используемых в индустрии развлечений: цирки, охота, бои, бега и т.д. Западные страны стали принимать аналогичные законы уже с конца 19 века, и одной из первых в этом направлении стала Англия (закон 1822 г.). В России вся правовая база по защите животных на сегодняшний день – единственная статья Уголовного Кодекса РФ № 245.

Лайма: Вот это удивительно, почему. Я всё время привожу пример. Если мы будем защищать домашних животных, начнём с этого, то надо всего лишь лет 10-15, чтобы выросло поколение, которое знает, что нельзя обижать. И они не пойдут на охоту, они знают, что нельзя обижать этого маленького кролика, кошечку, собачку, лошадь, мышку - ну не важно, кто бы с ними не жил – нельзя обижать! И мне кажется, они никогда не станут охотниками.

Вита: А что, по-вашему, лежит в основе страсти к охоте?

Лайма: Раймонд Паулс мне как-то сказал потрясающие слова, я , кстати, применяю часто к своим друзьям его фразу. Он говорит, что из Думы в Риге (сайм у нас в Латвии) ехал домой один депутат, и он позвонил и говорит: «Ох, сегодня у меня неудачный день! Я обычно утром еду на работу - охочусь, вечером еду назад – опять охочусь», на что Раймонд Паулс сказал: «Слушай, ты же не охотник, ты – маньяк-убийца». Вот я просто совершенно с ним согласна. Человек, который так жаждет охоты, у него какой-то комплекс неполноценности, чего–то ещё. Потому, что он может взять ружьё и решить судьбу, скажем слона. Он так не может решить судьбу человека, например. Он берёт ружьё и решает: жить или не жить СЛОНУ, который в 20, в 30 раз больше, чем он сам! Вот мне кажется, это из этой области, эта жажда убийства.

Вита: Охотники ссылаются на то, что инстинкт преследовать и запугивать жертву идет из глубины веков …

Лайма: Тогда надо было выжить. Человек, как родился, ему надо было выжить – преследовать, убивать, добывать себе еду и одежду. Но сегодня мы одеты… Я даже не понимаю, например, для чего нужны шубы натуральные? Я не могу понять. Потрясающая техника пошла вперёд, мы летаем в космос, на самолётах, у нас есть мобильные телефоны, компьютеры, интернет… Я не понимаю, неужели нельзя придумать, вернее даже они уже придуманы - искусственные шубы потрясающей красоты, разных цветов. Просто опять- таки тут надо работать с людьми, с модельерами.

Вита: А как вы пришли к отказу от мехов?

Лайма: Впервые я поняла, что никогда не надену шубы на показе мод. Это само пришло ко мне. Это, по-моему было в Питере, или в Москве… Не помню. Я стояла за сценой, и мне надо было выходить и спеть какую-то песню. И выходили девочки-манекенщицы, человек 20, и на них были одеты… на ком просто мех, на ком шубы. И я совершенно точно поняла, что это похоронная процессия, это не показ мод, а на них мертвые животные! И вот они идут с этими мертвыми животными, это и совсем не весело, и совсем некрасиво… Это ужасно! И вот с того момента, когда я увидела этот меховой показ мод, я уже знала, что я больше никогда не одену шубу. И так оно и было. Я не могу видеть даже раздел в магазине, где висят шубы, он для меня просто перестал существовать. Больше того, после этого у меня появились синтетические шубы и это прекрасно, это в сто раз лучше, чем меховые. Это осознание приходит, оно должно каждому человеку постучаться в дверь…

Вита: А к опытам вы как относитесь?

Лайма: Здесь я никогда не найду поддержку. Любой мне может кинуть в лицо: «А если бы не было бы той собачки, кошечки, мышки, тебя бы не вылечили!»

Вита: Это очень частый аргумент, но наука на месте не стоит, и Россия, например, за последний год в трёх вузах заменила опыты: компьютерные программы, муляжи, видеофильмы, клиническая практика вместо традиционного убийства.

Для справки: 24 октября 2005 г. впервые в России произошло эпохальное событие: первый российский вуз – Санкт-Петербургская ветакадемия (кафедра фармакологии) отказалась от опытов на животных, заменив их гуманными альтернативами. Вслед за Санкт-Петербургом, аналогичные договоры были подписаны ещё с двумя вузами России – Великолукской сельскохозяйственной академией и Казанской ветакадемией. За последнее время число студентов, протестующих против жестоких опытов на животных, а также преподавателей, которые их поддерживают, кардинально увеличилось во всём мире. В Италии, Великобритании и Швеции существует закон, разрешающий студентам отказаться от проведения опытов на животных, если это противоречит их нравственным убеждениям. На сегодняшний день в мире используется более 500 альтернатив опытам на животных: трехмерные модели, муляжи, компьютерные программы, интерактивные видеодиски, видеофильмы, культуры тканей и клеток, трупы животных, умерших естественной смертью, клиническая практика.

Лайма: Значит самое главное - нет информации, не все журналисты с нами, нет законов…

Вита: …и консерватизм. На местах сидят преподаватели, которые не хотят переходить на более прогрессивные методы обучения. К сожалению, раздел про опыты у нас был внутри федерального закона в защиту животных от жестокости, наряду со всеми другими разделами - меха, развлечения: бои, охота, цирки…

Лайма: Что не возьми – всё страшно Я никогда не забуду, как я была в цирке, где были дрессированные собачки. Это было в Ташкенте. Они все были страшно худые – это первое моё воспоминание о цирке. И вдруг одна собачка провинилась: у неё застряла нога между манежем и чем-то там .. Надо было видеть, как она бежала по этому рингу, как она кружилась, с какими выпученными глазами, как она боялась свою дрессировщицу!
Потом мне рассказывали, что их берут там и об стену бросают. Это мне в гримёрке рассказывали ребята, которые работают в цирке. Я уже не говорю о том, что рассказывал один врач, как один дрессировщик слонихи каким-то крючком матку поранил. Представляете, что они делают?! Сейчас меня уже не приглашают концерт сольный делать, потому что очень часто мы работали в цирке, и каждый мой концерт начинался со слов: «Если кто-то меня любит и уважает, или хоть как-то более или менее терпимо ко мне относится, я вас прошу, никогда не ходите в цирк, где дрессируют животных Потому что то, что вы видите, это только картинка. Например, видите дрессированного слона, знайте, что за кулисами он стоит прикованный ногой к какой-то клетке, лев сидит просто в клетке, мечется или спит с открытыми глазами». Это так страшно! Единственное, что только обезьянки, если им хотя бы не выдернут зубы, а им их выдирают, могут хотя бы укусить. Вот это мне нравится!

Вита: А на такое явление, как фотобизнес с животными, вы обращали внимание? Ну, когда, фотографы предлагают сделать фотоснимок с экзотическими животными в людных парках, торговых комплексах…

Лайма: Это безумие! Был такой «Арлекино-клуб», где сидел гепард на цепи и парень с ним. Гепард, естественно, накачан наркотиками, потому что я их видела в Африке, в природе, какие они. Это страшный грех, оттуда привезти животное, накачать не знаю какими лекарствами, чтобы он здесь сидел и фотографировался, и я не понимаю тех людей, которые с ними фотографируются. Это так опасно! Я видела, как мать отдаёт своего ребёнка рядом сфотографироваться с обезьянкой или .. Этого нельзя допускать, потому что это животное дикое, которое может укусить в любой момент. Он же не знает, как сказать «оставьте меня в покое!» Он знает только «укусить».

Вита: Да, в Крыму за 2 месяца 74 покуса на пляжах. Это только обратившиеся в медучреждения…

Лайма: Я не понимаю, почему не наказывают тех людей, которые берут этих животных? Мне кажется, просто боятся... Люди, которые создают законы, боятся на себя взять ответственность, смелость и сказать, например, «нельзя охотиться». Я не знаю, это, наверное, страшно, потому что сразу нападут охотники. Надо быть таким смелым и сильным человеком, мне кажется, который мог бы принять закон и сказать, что «так, охотиться нельзя, опыты минимализируем настолько, насколько это на сегодняшний день возможно. И это не должно быть больно» и так далее.

Вита: Когда семь лет назад этот закон проходил через Госдуму, то в оппозиции были 2 губернатора областей, связанных с меховым промыслом, биофак МГУ, заводчики…

Лайма: А чем мотивировала та сторона? Может быть, надо было по всем областям предлагать альтернативу? Если, например, у кого-то есть возможности, например, меховые изделия этичные делать, то если, например, губернатору, у кого развита меховая индустрия, вы предлагаете заняться туризмом или ещё чем-то альтернативным, а он говорит «нет», то предоставить ему экономический подсчёт – одинаковая прибыль в том и в другом случае, и если он всё равно не соглашается, значит его надо просто убирать. Значит должен быть такой закон. Если, например, убивают бельков, я как-то прочла и была в шоке, когда увидела эти фотографии … Любой нормальный человек не может спокойно относится к этому, а я видела и видео. и фото, где дети воют, мать воет.

Вита: Да, есть кадры, где бельки плачут, как человеческие дети…

Лайма: И представляете всё вот это- море крови, ужаса и самое поразительное, что сезонная стоимость убийства этих бельков стоит, как было там написано, 1000 долларов. Я уверена, что по одному доллару или по 10 центов найдутся люди, которые сбросятся, чтобы не было этого убийства.

Вита: Мне кажется, что очень важен пример людей известных, имеющих положение в обществе, за которыми последуют…

Лайма: Если бы знала, куда мне обращаться, я бы пошла, наверное, ещё с тысячами таких же, как я, и мы бы встали бы вот так вот вокруг этих бельков, и я бы не дала бы их убивать! Я могу, например, этим людям, которым нужно выжить, каждому по 100 долларов, только, чтобы они не охотились в этот сезон. И я уверена, что каждый сезон найдётся кто-то, кто даст этим людям эти копейки, которые им платят.

Вита: К сожалению, к убийству бельков привлекаются даже дети…

Лайма: Если убийством животного занимается ребёнок, он не может вырасти нормальным! Психически нормальным. Уже доказано, что люди, которые в детстве издевались над животными, в конце концов становятся убийцами человека. Мне кажется, что психика человека, она такая тонкая и об этом надо было бы думать тем, кто издаёт законы. Просто защитить нашу психику, потому что мы этого не можем выдержать! Тебе кажется, что ты можешь выдержать, что кого-то убили, там кошку, собаку, белька, но я уверена, что это оставляет след.

Вита: В этом уверены и психиатры из института психиатрии им. Сербского, доказавшие, что свыше 85% подростков, совершивших тяжкие преступления, ранее издевались над животными.

Лайма: Вот разве недостаточно этих фактов, чтобы запретить убийство?

Вита: Тут, наверное, многое, решают деньги…

Лайма: Да, деньги погубят планету, это понятно, это всем понятно. Я помню, я в прошлом году летела из Африки на аэробе и смотрела вниз. И чем ближе я подлетала к аэропорту, тем меньше я видела животных. Сначала было много животных, чем ближе к аэропорту, тем видишь дороги, которые переграждают путь животным. И я каждый раз думаю, когда я еду по трассе в Риге или в любом городе нашего бывшего Советского Союза: « Эти дороги же строились, почему нельзя было снизу дать проход животным?». Или сверху, или снизу, или оттуда. Дорога же строилась! Ну, почему мы забыли, что есть ещё животные, которые свою тропку знают, у них есть инстинкты...

Вита: На западе есть такие дороги для животных.

Лайма: Я первый раз увидела их в Германии. И тогда я ещё много чего не понимала, удивлялась: заборчики для лягушек сделаны по трассе, где часами мы ехали. Для лягушек, потому, что у них свадьбы весной, они в это время попадают под колёса. И я подумала: «вот, молодцы, как здорово!» Но тогда мне это было как-то весело. А сегодня мне хочется рыдать, когда я вижу, что нет этих дорог для всех животных, которые жили до тех пор, пока человек прошёл со своими трассами, магазинами, домами, заборами…

Вита: Не всё так грустно, движение за права животных набирает силу, и в России тоже. В Москве, например, пять лет назад под натиском защитников животных корриду отменили.

Для справки: 27 августа 2001 года навсегда вошло в историю зоозащитного движения России. В этот день коррида, назначенная на 8-9 сентября в с/к «Олимпийском», была отменена мэром Москвы Юрием Лужковым в результате многомесячной борьбы зоозащитных организаций России. Индустрия, которая могла пустить корни в России, была задавлена в зародыше. Эта победа, показавшая зрелость российского движения за права животных, имела и другое значение: весть о запрете московской корриды, разлетевшаяся по всем телеканалам мира, обозначила отмирание и неминуемый крах жестокой средневековой традиции, чудом сохранившейся до наших дней!

Лайма: Да, я это помню. Это же сумасшествие, идея просто потрясающая: взять быков и убить и посмотреть, как мы будем их убивать, потому что такая традиция. А что хорошего в этой традиции? Ну смотрите старые фильмы, фотографии, и художники это могут нарисовать … Неужели это надо испытать сегодняшнему человеку?

Вита: Этот бизнес поддерживается сегодня за счет туристов, которые приезжают со всех концов мира.

Лайма: Но тогда можно было оставить в Польше и в Германии концлагеря! Прекрасный бизнес был бы! Я застала последние, перед тем, как их убрали все-таки. Но это было очень любопытно для меня, было очень страшно, но… Я вас уверяю, что это был бы прекрасный бизнес! Но ведь человек понимал, что это надо убирать? Почему человек не понимает, если это касается животных? Что это надо убирать, даже если это бизнес?

Вита: Частый аргумент, что мы веками так жили…

Лайма: Просто человек всегда думал, что он один и самый главный. Сегодня мы видим, что мы уже всё на свете нарушили: уже реки вспять поворачивали, убивали волков, потому что так нам казалось правильно, потом появились лоси, которые съедают всю зелень, потом отстреливали лосей с вертолётов автоматами. Уже вроде бы как понятно, что нельзя этого делать, потому, что мы нарушаем какой-то баланс. Я, как человек, который в этом ничего не понимает, слышала песни, читала книжки, где говорилось про охоту на волков, а потом я приезжала на гастроли и уже наблюдала, что сделала эта охота. Люди счастливые сидели на этих вертолётах и из автоматов расстреливали лосей, оленей, и ещё кого-то. Значит, этих волков зря, наверное, убивали? Мне кажется это очевидно даже для человека, который не имеет к этому никакого отношения.

Вита: Охотники обычно говорят, что они регулируют численность животных в лесах.

Лайма: Да, охотники говорят «мы больных убиваем!». Я участвовала в одной передаче, где я играла журналиста и против меня были охотники. И вот они говорили «Мы убиваем только слабых». И я вот была в Африке, и я никак не могу понять, там пробегает, например, стая львов, или каких-то ещё зверушек, и как я могу понять, кто из них слабый? Который последний бежит, тот слабый? Как они это знают?

Вита: А если учесть, что ради трофейной охоты выбираются самые рослые, самые красивые особи, у которых самые большие рога, копыта…

Лайма: Да, чем больше, тем лучше, чем красивее шерсть, тем лучше у него трофеи… Естественно, что это совсем иначе получается. У меня был знакомый, который такой заядлый охотник… Я говорю «был», потому, что я не люблю охотников. Я не понимаю их оправданий, ни один их аргумент на меня не действует. Я сказала: «И ты хотел бы, чтобы твой ребёнок пошёл и убил бы …Например, сидит красивый зайчик, а он взял нож и убил его. Ты хотел бы?» И он сказал «да». И после этого мне не о чём было с ним разговаривать. Потому, что я не понимаю, я уверена, что каждая модница, которая одета в прекрасную шубку, если бы ей дали нож, то я думаю, что 99, 99% не могли бы сами убить этого животного, чтобы потом содрать с него шкуру, а из неё ему сделали бы шубку. Я уверена, что это не стали бы делать.

Вот что-то происходит с нами. Прекрасно, когда ты ешь докторскую колбасу и не думаешь о том, что это была, свинюшка, например, дочки Пьехи Илоны. У неё просто дома свинюшка живёт. И я уверена, что она не сделала бы колбасу из своей свиньи. А потому что её свинья, она мне рассказывала, зимой однажды шла и спотыкнулась на горке, и съехала на попе. И следующий день, когда они пошли туда гулять, она садилась на попу, приготовившись к этой горке, и съезжала. И так всю зиму. Она знала, что может споткнуться, она садилась и съезжала.
Понимаете, если это не понимать, что они тоже думают, понимают, ревнуют, если всё это не знать, то, конечно, прекрасно жить. Несчастен тот, кто понял. Но наша планета останется жива только в том случае, если много людей, большинство будет понимать, что не надо ломать дерево, не надо убивать животных, не надо ничего решать. Мы родились, мы не знаем, откуда мы взялись, Господь Бог создал нас всех вместе и нечего нам думать, что мы самые главные на этом свете. Мы только часть.

Вита: Нам кажется, что мы всё равно победим, за нами будущее.

Лайма: Я надеюсь, а иначе не может быть, иначе всё начнётся сначала. Что мы сегодня можем сделать, чтобы спасти животных – скажите, мы сделаем. Как мы можем, например, помочь белькам? Сделать на площади какой-то концерт, поехать за этими бельками, отвезти денег, не дать охоту, заинтересовать какую-нибудь туристическую фирму, чтобы туда поехать... Поехали, я с удовольствием!
Для справки: 6 марта администрация Архангельской области и норвежская компания "GC Riber Skinn AS" подписали договор о забое бельков (детёнышей гренландского тюленя) на территории России. Подписание этого договора, обусловленного тем, что в Норвегии запрещена добыча бельков по этическим соображениям, вызвало большое возмущение не только среди зоозащитных организаций России, но и в среде творческой интеллигенции. Под протестом против возобновления забоя после нескольких лет перерыва и строительства завода по переработке туш бельков уже подписались Валерий Золотухин, Наталья Тенякова, Андрей Мягков и многие другие. К сожалению, Россия, по-прежнему, является единственной страной в мире, где разрешается забой новорожденных детёнышей гренландского тюленя.

Вита: Мы сейчас как раз думаем, как ещё протестовать против возобновления забоя бельков в Архангельской области. У нас сейчас все звёзды высказались против, но там уже реально начинается строительство завода по переработке туш. В этом году мы уже не успели остановить забой. Бельков там две недели убивали, причем в России практикуется такой способ, когда живых детёнышей отлучают от матерей и держат в голоде несколько недель до тех пор, пока мех их не поменяет цвет на серый…

Лайма: Голодом морят?! Ох, я говорю, если бы я знала, куда мне ехать, я бы уже поехала…

Вот в Танзании охота разрешена, а в Кении – нет. И я там была как раз у одного из владельцев национального парка, у него есть 100 рейнжеров, которые следят, чтобы не было браконьеров. Они говорят, когда весной начинается сезон дождей, в Кению приходит столько животных на водопой! И я им говорю, что, наверное, это очень грустно, потому что через год они их уже не увидят, раз в Танзании разрешена охота. А они мне говорят, что зелёные в аэропортах воруют оружие, они не могут никак иначе бороться с охотой. Охотники же все едут не просто как раньше – охота с винтовкой, а с оптическим прицелом, со всякими приспособлениями. Это сумасшествие!

Вита: Да, в мировой прессе неоднократно были сообщения о том, что россияне не гнушаются стрельбой даже в национальных парках, например, в Австралии…

Лайма: Совсем недавно я увидела по телевизору, что в Африке есть поезд, который 10 дней едет по всей Африке, из Алжира в ЮАР. Там богатые люди, отдыхают, смотрят потрясающий пейзаж. И я тогда подумала, какое же счастье, я бы хотела в этом поезде 10 дней проехать! Это хозяин сделал для себя эту дорогу, а потом он сделал это как бизнес. И он рассказывал – это такой позор!- что совсем недавно весь поезд скупили русские. И он говорит, что они прямо… (Ну, это его бизнес, он не может критиковать, но я хорошо представляю, что он думает о нас…) …они во время хода поезда охотились, стреляли по животным прямо на ходу... Вот скажите, что это? Это же сумасшествие, это болезнь! Правильно? И стыдно, что про тебя такое говорят, мне ужасно неприятно…
Если вам кто-нибудь рассказывает, как ему опасно было в Африке охотиться, это просто смешно! Потому что там животные совершенно беззащитны… Ты иди, как масаи, у них… это сейчас уже запрещено, но раньше у них было копьё, которое они натачивали, и обычай: мальчик, который выступил с копьём против льва, он считался мужчиной. Сейчас у них это тоже запрещено, даже эта традиция. Они дикие люди, у них в ушах вот такие вот дырки! Но при этом сегодня они знают, что убивать льва нельзя. А мы не знаем!

Вита: А как вы относитесь к саботажу охоты, который сопровождал, например, всю эпопею с запрещением охоты на лис в Англии? Там было огромное количество людей, которые активно противодействовали охоте: сигналили в рожки, мешали охоте, дезориентировали собак?

Лайма: Если бы, конечно, мне пришлось бы выбирать, то я, конечно, была бы в этом лагере, который мешал охоте. Потому, что я не могу видеть, когда убивают животных. Никого…

Вита: В этом лагере также Пол Маккартни.

Лайма: Я думаю, что в том лагере, в котором хочу быть я, там и находятся люди, которые мне очень симпатичны. Мы каждый выбираем свой лагерь. Мне приятней быть с Полом Маккартни, нежели чем с каким-то маньяком-депутатом, который любит утром и вечером обязательно поохотиться.

Вита: Члены Политбюро у нас охотились так, что это просто курьёзы были какие-то…

Лайма: Я знаю. Я даже помню, как рассказывали, это, правда могли быть и басни, как сын Брежнева охотился на тигра. Это тогда было такое! Никто ж не мог выехать за границу, и говорили: «А сын Брежнева заплатил 10.000 долларов и охотится на тигра. Ох, и даёт! Десять тысяч долларов!» Ну, какие же мы всё же были тогда счастливые и одураченные, нам казалось, что это только сын Брежнева может охотиться, а больше никто. Ну, тогда, это, наверное, так и было. А сейчас – гуляй, рванина! – может охотиться любой…

Вита: Да, сегодня практически все политики охотятся. Некоторые из них, правда, хотя бы к домашним животным относятся благосклонно…

Лайма: Если сегодня вы - политик и с вами животное, и политик понимает, что это плюс, это значит, что завтрашний день возможен. Сегодня человек, неважно политик он или нет, у которого рядом животное, это уже со знаком «плюс».

Вита: Есть, правда, категория людей, которые любят только СВОЮ собаку, а даже соседских собак не любят. Как бы нам людей ещё так развернуть, чтобы они животных брали не из-за престижа, не ради того, чтобы свой достаток продемонстрировать, а из-за сострадания…

Лайма: Вы, знаете у меня знакомый ветеринар, который говорил, что к ним приводили через каждые полгода новую собачку, здоровую, красивую, - полгода и усыплять. И они усыпляли, что меня страшно возмутило, кстати, потому что они говорят: «мы не думали, хорошо ли плохо – принесли, хозяин – барин, усыпили». А потом оказалось, что эти люди покупали для ребёнка игрушку – животное. А потом, когда ребёнку уже не интересно, когда собачке уже было 6-7 месяцев (они как гадкие утята, в определённом возрасте, такие, как дети, в 13-14 мы все такие ровные, никто не поймёт: красивые, умные, или нет, талантливые, тоже самое с животными: они в определённом возрасте, собачки особенно, все такие «никакие») и они вот в это время отдавали усыплять и брали новую.
Вот скажите, пожалуйста, какая мораль? Этот ребёнок, мне кажется, просто потенциальный урод, он не может нормальным вырасти! Потому что, не знаю, если ты дома имеешь просто цветочек, и он завял, тебе уже плохо – ой, цветочек завял, ой-ой-ой, - ты волнуешься. А ребёнок, который даже не привыкал к животному, что это было? Вообще, что это за ребёнок и что это за родители?!

Вита: На западе детей специально в приюты для животных водят, чтобы научить милосердию.

Лайма: А любой сейчас нам скажет: о чём вы вообще говорите?! у нас столько брошенных детей! А многие не понимают, что брошенных детей столько потому, что нет закона о защите животных! Понимаете, это замкнутый круг!
Если человек не будет мучить животных в детстве, он вырастет нормальным, и будет всё хорошо. Значит. надо начинать, первое: издавать законы, защищающие животных. И тогда меньше будет уродов- людей, не будет выброшенных детей, это такая связь, она так близка, и как её можно не видеть, я не понимаю?!

Вита: Ну, это наши политики не понимают. А в ФБР и в Скотленд-Ярде есть даже специальные отделы, которые профилактируют преступления в человеческом обществе, отслеживая жестокость по отношению к животным.

Лайма: Нашим политикам некогда…

Вита: А взаимосвязь между правами животных и людей, кстати, больше всего проявилась в «кетаминовых» процессах. Помните эту историю с запретом наркоза в ветеринарии и судебными процессами над ветврачами, которые не могли оперировать без наркоза?

Лайма: Это было просто сумасшествие! Вот у меня, например, собака, которой сделали операцию, так она плачет, она всё время рассказывает мне о том, когда ей больно, она меня будит. Например, у меня был ротвейлер, который должен был родить. Она была беременная, а я была в Америке и я примерно знала, когда она будет рожать. И так получилось, что я на пару дней опоздала. И в тот день, когда я приехала, и ночью мы легли спать, она разбудила меня, потому что у неё начались роды. Понимаете, другой моей собаке привозили невесту, и он не хотел эту невесту, потому что любил только свою подругу. Значит, есть верность у них. Мне говорили: «Ой, если ты возьмёшь мальчика, то каждая текущая сучка, и он побежит за ней!» Неправда! Вот у меня есть семья: папа, мама и дочка. Между папой и мамой есть верность. В это время, когда ему привозили невесту, моя собака, жена его, если так можно сказать, пошла ко мне в кровать и написала! На второй этаж, потому что она знала, что это я всё устраиваю. Значит, есть верность, есть месть. Говорят, что есть только лебединая верность. Нет, есть и собачья верность, я уверена, что есть и слоновья…

Вита: По-моему, все те же эмоции…

Лайма: Совершенно все! Я могу на примере своих животных говорить о том, что они всё чувствуют, понимают и их нельзя обижать! И придумать такое, что их не разрешать обезболивать, это какой негодяй сказал, что это нельзя делать?! Я бы, например, предложила бы ему сделать операцию, точно такую же, как этому животному, которому больно.

Вита: Проблема в том, что была создана силовая структура, которая должна была бороться с наркотиками. На деле же получилось, что вместо борьбы с наркотиками эта структура залезла в легальные сферы использования наркоза – к врачам, ветврачам…

Лайма: Как всегда перегибы! Ну, правильно, кошка и собака не крикнут: «Что вы со мной делаете?!», а какой-нибудь наркодилер может и пушку приложить, так лучше же сделать видимость работы, запретив использовать лекарства для животных.

Вита: Это абсурднейшая ситуация, которой были поражены во всём мире. Но самое интересное, что она и до сих пор не разрешена.

Лайма: До сих пор не разрешена?!

Вита: Этот препарат кетамин под натиском общественности был разрешён, но с такими оговорками, что реально с ним работать всё равно нельзя: нужны сейфы, охрана, сигнализация, а это удорожание ни одна ветклиника не потянет. Поэтому кетамином пользуются все, но на свой страх и риск.

Лайма: Ну, правильно, потому что ни один ветврач не будет работать без наркоза. Ну что ему нужно привязать это животное, чтобы оно… Ой, это просто ужас… Я даже не верю, что такое может быть!

Вита: Тем не менее…

Лайма: Ну вот как это не будет вызывать агрессию?! Я знаю… Знаю, что агрессию нельзя порождать. А знаете почему? Потому что ты не можешь быть таким же! Ну, вот, а как защитить, как?

Вита: Надо, наверное, как-то концентрироваться на позитиве…

Лайма: Закрыть уши! Мне кажется, что если человек, например, принимает закон, что ветеринар не имеет право использовать это лекарство, значит, ветеринар не имеет право делать операцию, пока хозяин где-то не купит эти лекарства. Или как? Вот так было бы человечно. Неужели самое большое количество наркоманов у нас из-за того, что ветеринары используют наркоз?

Вита: Нет, как раз статистики по использованию кетамина наркоманами в России нет …

Лайма: А почему тогда?

Вита: Ну, это знаете, как искать бумажник под фонарём… Вся проблема в том, что эта силовая структура имеет штат 40.000! Это в четыре раза больше, чем, например, в Америке. Вот это, наверное, ответ на вопрос…

Лайма: Ну, прекрасно, эти 40.000 можно было использовать в защиту животных! И это было бы замечательно, ведь им бы меньше тогда пришлось бы рисковать жизнью! Идти под пули, под ножи. Удивительно… Я всё думаю, как же помочь ветеринарам. Это же что-то ненормальное!

Вита: Самое главное, что люди перестали быть аморфными, и на защиту ветврачей и животных поднялась вся общественность, благодаря чему ни один из ветврачей не оказался в тюрьме!

Лайма: Почему я всегда говорю, что нужно всего лишь лет 10-15, чтобы появилось новое поколение, совсем другое. И это так мало, для истории это вообще ничто. Даже для нашей жизни 10-15 лет- это так быстро пролетает! Поэтому вырастет новое поколение, которое будет, действительно с сердцем, а то мы пропагандируем одно, а делаем с законами совсем другое.

Вита: Ну, давайте для будущего семена закладывать.

Лайма: Давайте, я всегда «за»!

От лица Центра «Вита» беседовали Ирина Новожилова и Константин Сабинин

Центр защиты прав животных «Вита»
www.vita.org.ru vita-russia@yandex.ru

*Интервью с Лаймой в журнале "Культпоход"

www.kult-pohod.ru

Обсудить на ФОРУМЕ