Вегетарианский вестник, 1905 г.
(Избранные статьи)

Мысли Ричарда Вагнера о вегетарианстве

Е. Рейнке

Кто знаком с идеализмом Ричарда Вагнера, того не удивит, что он поборник этического принципа вегетарианства. По его литературным произведениям красной нитью проходит скорбь о вырождении человечества, но и вера в возможность его возрождения. Он – идеалист и всю жизнь свою посвятил одной идее: в искусстве своем воскресить утерянный идеал человечества, угасшее чувство эстетическое, любовь к прекрасному, благородному. В вегетарианском учении он как бы предчувствует осуществление идеала – возрождение человека.

Между последователями вегетарианства именно этическая сторона дела не встречает достаточно живого отклика в сердцах.

Легко и успешно доказывается гигиеническая польза вегетарианского режима; охотно допускается эстетическая точка зрения; но глубокое понимание сути вегетарианской идеи составляет удел очень немногих.

Постоянно приходится слышать обычное ироническое возражение: «Что же, и мышей и тараканов истреблять нельзя?! Человек – царь природы, которая отдана ему в бесконтрольное служение». Сколько гордости в этой мысли! Выделив себя из цепи живых существ, человек потерял связь с окружающим миром; в своем гордом одиночестве он возомнил себя Богом; утратил присущее ему чувство религиозности, вследствие чего нравственный уровень его должен был понизиться, должен был выработаться эгоизм властный, жестокий. Только то крепко и мощно и составляет нравственный оплот народа, что зиждется на религиозной почве. Примером может служить известный случай: в середине прошлого столетия английские спекулянты скупили весь рисовый урожай в Индии и этим произвели голод в стране, жертвою которого пало 3 миллиона туземцев, потому что ни один из этих голодающих не согласился убить свой домашний скот для утоления голода; лишь после смерти хозяев умер скот. Так сильно религиозное учение, предписывающее сострадание ко всему живому.

У нас же, в христианском обществе, справедливость, сострадание – это главный двигатель морали, основной ее принцип, стал непонятным человеку, создавшему себе идола в «сверхчеловеке».

Всегда ли так было? На этот вопрос находим ответ в труде Вагнера Staat und Kunst und Religion. Говоря об эволюции рода человеческого, он приходит к заключению, что она собственно представляет картину постепенного развития хищного инстинкта в человеке и что причину этого явления следует искать в противоестественной пище, к которой человек, очевидно, перешел наследственно.

«Колыбель человечества, – говорит Вагнер, – несомненно, по скудным научным данным, надо искать в плодородной стране, богатой растительностью, дававшей ему жизнь мирную, беззаботную. Что же вывело человека из состояния первобытного блаженства, из рая? Очевидно – причина насильственная. Геологические исследования убеждают нас в том, что вид земного шара перетерпевал изменения: материки исчезали, другие появлялись; необъятные потоки, идущие с южного полюса и разбившиеся о выдающиеся скалистые отроги устоявших северных материков, бешено гнали перед собою все живущее на земле до суровых северных поясов. Свидетелями этого ужасного бегства служат скелеты слонов, найденные в раскопках в Сибири.

Несомненно, появление огромных пустынь, как африканская Сахара, должно было лишить всякой пищи прибрежных жителей прежних озер, окаймленных роскошной растительностью. Об ужасе голода мы можем составить себе понятие из рассказов невыразимых страданий людей, потерпевших кораблекрушение; страданий, заставивших цивилизованных людей наших времен обратиться в людоедов – пожирать себе подобных.

Поныне еще на влажных берегах Канадских озер живет род пантеры и тигра, питающийся плодами, между тем, как на границах Сахары исторический тигр и лев развились в самого кровожадного хищника¹.

Только голод мог принудить человека к убойной пище, а не мнимая необходимость животной пищи, якобы для поддержания сил в более холодном климате, как полагают многие».

Вагнер приводит пример крестьянского населения северной России, отличающегося силой, выносливостью и долголетием и питающегося преимущественно растительной пищей, соблюдая притом долгие посты. Также японцев, не знающих убойной пищи, за исключением высшего класса, который к растительной пище прибавляет еще рыбу.

«Мучимый голодом, – продолжает Вагнер, – человек впервые отведал крови – последствием явилась кровожадность, которая, как известно, ненасытна и развивает в человеке бешеную страсть разрушения.

Зверь-хищник стал царем лесов; человек-хищник – царем мирных людей.

И то, и другое является последствием предшествующей пертурбации земной поверхности.

Человек-хищник завоевывает плодоядные народы; основывает царства, порабощая себе других поработителей; устраивает государства и цивилизации – и все это для того, чтобы спокойно пользоваться своей добычей.

Но, как зверь-хищник не преуспевает, так и человек-хищник гибнет. Благодаря противоестественной пище, он сделался жертвой болезни и преждевременной смерти, физических и нравственных страданий».

В дальнейших рассуждениях Вагнера ясно чувствуется глубокая скорбь о том, что на земле установилось беспощадное право сильного; что весь социальный строй основан на борьбе сильного против слабого, имущего против неимущего.

«Цивилизованный мир оделся в непроницаемую броню, воздвигая для своей защиты латы и гигантские пушки». И действительно, не верится, что некогда мир слышал благую весть о мире, любви, смирении и милосердии. Забыты заветы Христа в среде христиан, а живы лишь там, далеко в народе  мирном и крепком духом – в среде последователей Будды.

«Среди лютого хищничества мудрые философы всех времен сознавали, что род человеческий страдает недугом, ведущим его к неминуемому вырождению. Учение Пифагора, поборника растительной пищи, облеченное в таинственность, стало краеугольным камнем всех последующих учений: после него ни один мудрец не предавался размышлениям о сущности мира, не сводя их к учению Пифагора. Тайные общества образовывались и, скрываясь от беснования людского, соблюдали учение Пифагора, видя в нем очистительное средство от греха и бедствий.

Между беднейшими из них явился Спаситель, указывая путь к избавлению уже не одним учением, а своим примером: свою плоть и кровь отдал он как высшую искупительную жертву за всю греховно пролитую кровь и убитую плоть – и подал своим ученикам вино и хлеб вместо кровавой жертвы, говоря: «Сие творите в мое воспоминание.

В этом заключается единственное таинство христианской вены: выполняя его – мы выполняем все учение Спасителя. Но это учение, составляющее, строго говоря, суть христианского учения, всем понятное, всем доступное, соблюдалось в чистоте лишь первыми христианами; теперь о нем осталось лишь воспоминание в наших постах и монашеских орденах».

Проблеском попытки найти потерянный рай Вагнер видит в юном движении вегетарианском.

«Люди, инстинктивно постигшие самую суть вопроса возрождения рода человеческого, может быть бессознательно для самих себя, служат великой идее регенерации и в этом заключается глубокий смысл, сила и будущность вегетарианства».

Пока, говорит Вагнер, вегетарианство оправдывается в умах людей значением гигиеническим.

Совершенно также и Общество покровительства животных ищет сочувствия в народе, основываясь на доводах и целях утилитарных.

Между тем, истинного успеха можно ожидать только от ясного проникновения этическим началом вегетарианства. И Общество трезвости держится прежде всего на практической почве выгоды: для членов Общества страховая премия выше как самих кораблей, так и грузовая. Охрана учреждений, производимая заведомо трезвыми людьми – членами Общества, более обеспечивает сохранность имущества.

С презрением и иронией смотрит наша цивилизация на эти три союза, бессильные в своей разрозненности.

В основе их всех трех лежит, безусловно, начало этическое, и если бы они поняли это, объединились бы, сплотились, то они, несомненно, представляли бы неоценимую силу. Люди пришли бы к своим выводам по материальным расчетам; но в основе их мышления лежит, скажем смело, чувство религиозное: рабочий, который производит все полезное и необходимое, имея сам от своего производства наименьшую выгоду, разве не основывает свое озлобление на сознании глубокой безнравственности нашей цивилизации?

Допустим, что названные три союза (вегетарианский, покровительства животных и союз трезвости) поняли бы общую точку соприкосновения – сострадание – она должна бы была сблизить их между собою и заставить идти рука об руку в приведении своих принципов. Допустим, что, объединившись, они обратились бы к париям нашей цивилизации, погибающим от пьянства, с животворной, обновляющей проповедью о воздержании от яды, в котором они топят свое отчаяние – несомненно, получился бы блестящий результат, подобно тому, который дал  неоднократные опыты в некоторых американских тюрьмах: разумно поставленной пищей удалось превращать закоренелых преступников в миролюбивых, честных людей.

Чью память чтили бы члены этих союзов, садясь по окончании дневного труда за стол, чтобы подкрепиться хлебом и вином?» «Проникшись великой идеей регенерации рода человеческого, – заключает Вагнер, – мы должны тщательно изучать всякую область жизни, в которой проявляется стремление к нравственному совершенствованию, и из каждой области брать себе сообщников и сотрудников». Вот сущность знаменательных суждений Вагнера о вегетарианстве.

Конечно, изложенными соображениями не исчерпывается вопрос о возрождении социального строя, но, во всяком случае, названным трем союзам c вегетарианским во главе суждено внести немалый вклад в общественную жизнь путем улучшения санитарных условий и подъема нравственности.

1. Примечание (из др. книги): многие животные пожирают других животных только при недостатке растительной пищи; даже прожорливые рыбы друг друга щадят, если их кормят шариками из муки с молоком, как доказал своими опытами Andrews von Norfolk.