Вегетарианское обозрение, Киев, 1917 г.
(Избранные статьи)

Дети и животный мир

Первое убийство

Не помню, сколько мне было лет – вероятно, девятый год. Во всяком случае,  все, начиная с гимназистов 8-го класса и гимназисток 7-го нашей провинциальной гимназии, казались мне очень взрослыми людьми. А окончившие гимназию, новоиспеченные студенты Михлин, Коновалов и др. просто недосягаемыми.

Не знаю, время ли теперь другое, или это я вырос и ближе присмотрелся, но только мне кажется, что молодежь лет 15-20 тому назад была гораздо оживленнее, подвижнее, радужнее и привлекательнее нынешних двадцатилетних стариков.

Как только заканчивались тоскливые экзамены, и близлежащий лес из сквозного становился густо-зеленым и темным – не переводились пикники и прогулки. А когда приезжала кузина Оля, то в эти прогулки втягивалась не только молодежь, но и пожилые члены семей. К такой серьезной (потому что ехали и «серьезные люди») прогулке готовились, как к дальнему путешествию. Молодежь обыкновенно довольствовалась и консервами, а папаши и мамаши любили отправиться с комфортом: жарили и пекли накануне всякую домашнюю всячину, брали с собой гамаки, самовар и прочие, на мой тогдашний взгляд, лишние вещи.

Что касается меня – я был готов ко  всякой поездке в любую минуту: маленький револьвер монте-кристо, стрелявший «настоящими» пулями, и топорик, – весь мой багаж,  и с ним я не расставался, куда бы ни ехал.

В одну из таких прогулок в четырех экипажах, битком набитых хохочущей и повизгивающей компанией, мы приехали в лес. Разбрелась по лесу молодежь; уселись на пледах и повисли в гамаках старшие; я вооружился «с ног до головы», – в одной руке монте-кристо, в другой топор – и отправился на охоту. Вся романтическая Куперовская чепуха пришла мне на помощь. С опасностью для жизни пробирался я в густом тропическом лесу, рубил топором цепкие лианы, со зверским видом расстреливал патроны, целясь в воображаемых зверей.

День прошел незаметно. Гуляли, ели, пели хором, опять гуляли, опять ели…Песен и места для прогулок был неистощимый запас, а запасы провизии таяли с каждым часом и к вечеру последние кульки и пакеты, «похудевшие до неузнаваемости», были брошены в костер.

Это способно было погнать всю снова проголодавшуюся компанию домой. А между тем так хотелось провести и вечер в лесу. Совещались, думали и решили послать кучера верхом в соседний хутор купить трех куриц и большой горшок. Сварить суп и съесть его тут же, на воздухе. Что может быть прекраснее? Инициатору устроили овацию.

Когда кучер с кудахтающими курами вернулся, оказалось, что ни у кого нет подходящего ножа, которым можно было бы прирезать кур. Было сделано поползновение на мой топорик, но я не дал. То, что казалось таким естественным и даже красивым в грезах, когда я под видом охотника стрелял воображаемых коз и тут же зажаривал на кострах ароматные куски, то в реальности вдруг представилось мне невообразимо зверским и возмутительным. Как? Чтобы моим топором рубили головы курам? Ни за что. Помню, что я даже дрожал, боясь, что этот насмехающийся надо мной, сразу ставший мне ненавистным, Коновалов, силой возьмет у меня топор. Пусть я «девчонка», а не мужчина, пусть из меня никогда не выйдет настоящий солдат, но топора мясникам я не дам. Я стал говорить дерзости и до того разволновался, что меня оставили в покое.

Увы! Кур я этим не спас. Хотя кучера и отказались резать их тупым перочинным ножом, но это сделал Коновалов.

Все это было слишком давно, и слишком я был тогда мал, чтобы теперь с уверенностью передать, как отнеслись к тому остальные и сам Коновалов. Помню только, что  заткнул уши, чтобы не слышать отчаянных криков бедных птиц, спрятался в экипаж и до отъезда не показывался. И из всех  пикников этот оставил самое яркое и неизгладимое впечатление, равное, может быть, впечатлению от пиршества каннибалов. Я даже объявил себя вегетарианцем, и только приказание матери побудило меня пересилить вспыхнувшее отвращение ко всему мясному.

А когда много лет спустя случай столкнул меня с Коноваловым, я с трудом заставил себя пожать ему руку.

Лазарь Маркович