Вегетарианское обозрение, Киев, 1917 г.
(Избранные статьи)
По поводу смертной казни
Было время, когда о смертной казни очень много писали и говорили в России.
В области этого вопроса приходилось сталкиваться с отдельными возмущениями, с чувством непримиримой боли за осужденных, со злобой против судей. Было нечто протестующее против узаконивания кровавой «петли» для людей.
И как-то легче немного становилось. Шевелилась смутная надежда: может быть, бездушные царские опричники поймут, почувствуют, наконец, весь ужас своих деяний, может быть, на минуту восстанет их совесть, дикая и дремлющая, как и вся Русь, может, когда-нибудь ночью, в золотых хоромах приснятся им глаза казненного, большие, безумные глаза, налитые кровью слез, полные неземной муки и упрека. Может быть, сон тот, как пугающий призрак, неотступно побежит за ними, и станут они хоть малость милосерднее к гнущейся под их тяжелой властью человеческой жизни.
С другой стороны, утешал сам факт протестов против казней. И опять-таки, верилось, что, как следствие, как результат этих протестов, явится некая духовная сила, противопоставленная силе «убивающей» власти.
Но в последнее время о смертной казни стали говорить все меньше и меньше, и даже вовсе не говорили. Заснула ли совесть общественная или покорилась суровой судьбе своей – не знаю. Знаю только, что почти каждый день кого-нибудь вели на эшафот, и вcе люди (даже лучшие люди) знали об этом и все-таки… молчали.
Это молчание было страшно. Оно затушевывало все грани, отделяющие Правду от несправедливости, и шаг за шагом вело Россию к той черной бездне слепоты и крови, откуда нет уже выхода к святым путям жизни…
Было больно и обидно за себя, за близких и любимых, за всех лучших людей, ибо жизнь наша была обесценена не только в глазах верховных судей, но очень часто казалась обесцененной в наших собственных глазах.
И в самом деле, чего стоит жизнь, в которой существует возможность убиения людей вообще, и больших нужных людей, в частности?
Можно ли творить что-нибудь ценное, вечное, святое, когда за всякий свободный порыв души, нередко приходится платить жизнью или, в лучшем случае, многолетними страданиями в застенках?...
Право на жизнь – это неотъемлемое право каждого живого существа, даже наиболее преступного с точки зрения житейской морали. Никакого человека нельзя лишать жизни. Можно наказывать преступников. Для этого имеется слишком много тюрем, арестантских рот и каторг. Там всякий злодей, изнемогая в суровых страданиях, нередко начинает чувствовать и сознавать, что жил на воле нечестно, не так как нужно было. А такое искреннее покаяние уже само по себе очень ценно и в значительной степени искупляет вину преступника…
Тяжких преступников бесконечно много в жизни, но надо ли казнить их? Допустима ли вообще такая форма наказания? Тем более, что к смертной казни, когда она существует, присуждают очень часто людей наиболее ценных, наиболее нужных для жизни, а самые худшие бывают и самыми увенчанными…
Разве казнили в свое время Николая Романова, Римана Рухлова Протопопова, Щегловитова и много, много других, давивших своей бесчестной властью огромный многомиллионный народ? Не казнили, и мы радуемся, что казнить не будут. Пусть живут. Места на земле всем хватит. Опасных для России людей можно будет иначе обезвредить. Новая Россия будет чиста и незапятнанна ничьей кровью. Эти же преступники и не достойны войти на эшафот, тот эшафот, который существовал для мучеников.
Генрих Кореневский
|