Вегетарианское обозрение, Киев, 1910 г.
(Избранные статьи)

Моя последняя беседа со Львом Николаевичем

16 октября сего года я и друг мой, Юрий Осипович Якубовский, прибыли на ст. Засеки, где и переночевали в виду позднего времени. Утром взяли подводу и поехали в Телятинки к нашим добрым друзьям - Чертковым. Было холодно. Ветер дул в лицо, пронизывал все тело и заставлял нас ежиться и дрожать. Рысью бежала лошадка, согревая и свои, окоченевшие за ночь, старые члены. Бегут мимо верстовые столбы и вместе с ними бегут, роятся и копошатся где-то маленькие, человеческие мысли, воспоминания и пр. Вот мы свернули с шоссейной дороги налево и въезжаем в село Воробьево. Еще дремлет село: спят люди, собаки, избушки, скирды, колодцы. Только в какой-то хатке святится сквозь окошко огонек и, как бы испугавшись утреннего рассвета, трепещет и мигает. Все покрыто легоньким снегом, выпавшим накануне, и куда ни посмотришь, на соломенные ли крыши, на спящую ли землю, все бело. Проезжаем сонное царство и выезжаем вновь на дорогу. "Вот скоро и Телятинки", говорит нам возница. Но мы это сами знаем, так как бывали тут и раньше. Минут через 20 мы уже сидим в большой знакомой нам столовой, и употребляем все усилия, чтобы согреть окоченевшие от неподвижного сидения члены. В доме мы встречаем своих друзей и знакомых. За чаем и разговорами бежит незаметно время. Анна Константиновна передает нам последние новости из Ясной Поляны, которые были нерадостны. Л.Н. чувствовал себя, как вообще в последние годы, неважно в яснополянской атмосфере и говорил, что собирается уехать отсюда и провести последние дни своей жизни в спокойствии и труде. Решение это мне очень понравилось. Я знал, что Лев Николаевич несколько раз собирался оставить Ясную Поляну, знал, что его последние поездки к друзьям в Крекшино, Мещерское и Кочеты отражались не только на нем самом, но и на его произведениях.

Л.Н. в это время как-то молодел, воодушевлялся, ходил, куда хотел, посещал базары, заговаривал с прохожими, беседовал с детишками и работал с увлечением. Последние его произведения, написанные во время своего пребывания в гостях у друзей, дышат глубокой жизнерадостностью, могучей верой в русский народ, в его стремление к лучшему будущему: чувствуется, как солнечно и радостно был тогда настроен великий старец. Поездки эти освежали его, бодрили, доставляли ему много приятных, радостных минут.

Владимир Григорьевич показывает нам последние снимки Льва Николаевича в стереоскопе. В стереоскопе снимки так хороши, так реальны, что не хочется оставлять их. Вот Лев Николаевич стоит среди душевно-больных и беседует с ними. Тесным кольцом окружили они его, а он, своими прозорливыми глазами, пристально смотрит на них и говорит. Вот едет он верхом на лошади, рядом с ним, также верхом, и держась молодцом на седле, едет внучек, наш маленький единомышленник, Илюша Толстой. Картин масса, и чем больше их видишь, тем больше их хочется рассматривать. Но наступает время обеда и мы садимся за стол. Обед строго вегетарианский, простой и сытный.

Угощает нас Анна Егоровна или, как большинство ее называет, "Аннушка". Анна Егоровна старый друг Чертковых, жила вместе с ними еще в Англии, и заведует домашним хозяйством. В ней так много симпатичного, хорошего, что только Аннушкой и звать ее хочется. За обедом беседовали по многим вопросам. По окончании обеда прочел вслух статью О.П. Прохасько, вызвавшую интерес и внимание среди слушателей. Немного позже приехал и И.И. Горбунов-Посадов и Александра Львовна. Побеседовав с ними, мы решили вечером, часов в 7.30 заглянуть к Льву Николаевичу, где вновь встретимся. Вечером я и Ю.О. стали укладываться. На прощание А.К. Черткова дала мне прекрасный портрет Льва Николаевича для редакции "Вегетарианского Обозрения". Сопутствуемые добрыми пожеланиями семьи Чертковых и остальных друзей мы тронулись в Ясную Поляну. На дворе стоял мороз и падал мелкими пушинками снег. Здоровый конь быстро мчит нас. Уже виднеется Ясная Поляна, вот и огни в избушках. Быстро проезжаем деревню и въезжаем в ворота яснополянского парка.

Прежде чем подняться наверх, в общую столовую, мы посидели в приемной, где беседовали с И.И. Горбуновым-Посадовым о Льве Николаевиче и его близких. Наговорившись вдоволь, вошли в столовую, обвешанную прекрасными масляными портретами Льва Николаевича, где за круглым небольшим столом сидели Александра Львовна и д-р Душан Петрович Маковицкий. Завязалась интересная беседа. Среди беседы вошел Л.Н., одетый, как всегда в последнее время, в черную косоворотку. Мы встали, пошли ему навстречу и поздоровались. Несмотря на сильный обморок, бывший у него несколькими днями ранее, Л.Н. выглядел совершенно здоровым, бодрым и только едва уловимая тень грусти и какая-то старая, незажившая, ноющая рана чувствовалась на этом милом, дорогом лице, окаймленном белой, красивой, седой бородой, казавшейся еще белее от темного цвета косоворотки. Л.Н. принял живое участие в разговоре, и стал расспрашивать Ю.О. Якубовского о Туркестане, туркестанцах. Ю.О., живущий в Ташкенте, рассказал подробно о быстром развитии Туркестанского края и росте его населения. С большим интересом слушал он рассказ Ю.О.Я. о посещении последним собрания трезвенников и о "братце Иоанне".

- Скажите, как он был одет?

Ю.О. отвечает.

- Расскажите подробнее, как Вы туда попади, в какую дверь вошли, как он говорил, где стоял, много ли было народа?..

Ю.О. отвечает, но Л.Н. не удовлетворяется и задает ему целый ряд других вопросов и расспрашивает о всякой мелочи с таким интересом, с такой серьезной любознательностью, как будто бы незнание этих мелочей лишило бы его чего-то ценного, дорогого...

И всматриваясь в это дорогое лицо, и слушая его ясные, многочисленные вопросы, я как-то сразу глубоко почувствовал всю силу этого гениального художника. Так вот почему он знал, как нужно матери перекраивать изношенное платье своих детей, чтобы последние могли им еще пользоваться ("Анна Каренина"), так вот почему он знал о шалостях собачки, любившей в виде забавы бегать только на трех ногах ("Война и Мир"), и много других мелочей вспомнились мне из его произведений. Да, думал я, только такая любознательность, такой интерес к жизни и ко всему живущему, к одушевленным и неодушевленным предметам, могли создать те великие произведения, которые я теперь безмолвно вспоминаю в присутствии их автора. Вошла Софья Андреевна. Л.Н. познакомил нас, а Ю.О., знавший графиню еще с 90-х годов, стал беседовать с нею.

Л.Н., обращаясь ко мне, говорит:

- В последнее время, я получаю много писем от вегетарианцев и не вегетарианцев с различными вопросами.

- Что вы ответите тем лицам, которые находят, что вегетарианцы непоследовательны, так как пользуются кожей и прочими убойными вещами?

- Я отвечу так, как Вы говорите, т.е., что вегетарианство - стремление к совершенствованию, только "первая ступень" и что нужно делать то, что в силах каждого человека. Кроме всего этого, я постараюсь указать таким лицам на существующие экономические законы (Depekoration и др.), которые указывают на то, что животные продукты будут в будущем заменены растительными и минеральными, и что в настоящее время мы уже являемся свидетелями этих экономических процессов, наблюдая их повсюду.

Л.Н. расспрашивает меня подробно об этих экономических законах и я перечисляю ему целый ряд научных данных.

- Законы эти, - говорит Л.Н. - не могут иметь большого значения, они часто изменяются, нельзя подобными законами предрешать будущую жизнь людей; основой всяких отношений между людьми, а также вегетарианства - должна быть только нравственность и любовь.

Соглашаясь с его последней мыслью, я горячо отстаиваю значение экономических законов и заканчиваю следующими словами: законами вообще люди не думают всегда "предрешать" грядущую жизнь, часто бывает, что известный ряд явлений повторяется изо дня в день, становится обыденным и остается только констатировать эти повторяющиеся явления, которые мы в нашем обиходном языке называем законами.

Л.Н. не соглашается со мною, отстаивает свое мнение, говорит о законе Мальтуса, дарвинизме, и указывает на дефекты этих теорий.

Спор становится все горячей.

Я говорю: мне кажется, что одно из Ваших последних произведений, названное Вами "закон насилий и закон любви", может послужить доказательством справедливости моих слов. Назвав так книгу, Вы хотели этим сказать - так я думаю - о целом ряде повторяющихся явлений, как насильнических, так и любовных отношений между людьми; пользуясь нашими житейскими терминами, Вы окрестили ее кратко "законом насилий и законом любви".

Л.Н. отвечает: И Лев Николаевич мог соврать.

Сказано это было так просто, искренно, что я не мог удержаться от улыбки.

Л.Н. указывает мне, что я не совсем понял его книгу и продолжает говорить о великом значении нравственных и любовных отношений между людьми; говорит он так горячо, с какой-то особенной любовью и простотой, что мы все, сидящие кругом, не снимаем глаз с него, не шелохнемся, как будто застыли на своих местах. А голос Льва Николаевича звучит все проникновеннее и добрей, и много, много в нем горячей любви к страждущему человечеству и той великой простоты и скромности, которая свойственна была только ему одному.

Подали чай и виноград. За чаем Ю.О. рассказал о своем недавнем пребывании в Пенатах, о последних работах И.Е. Репина, о Н.Б. Нордман, о том, что в Пенатах за столом нет прислуги и каждый из гостей сам себе прислуживает и Льву Николаевичу это очень понравилось. - Как это хорошо, как хорошо! - сказал он.

Ю.О. рассказывает, что Н.Б. Нордман написала книжку "Следует раскрепостить прислугу". Л.Н. очень заинтересовался этим, спросил, где можно достать книжку, так как ему хотелось бы прочесть ее.

Ю.О. от имени нескольких друзей предлагает Льву Николаевичу написать статью против смертной казни. Л.Н. отвечает, что он уже высказался по этому вопросу в статье "Не могу молчать", не хочет повторяться и что ему некогда.

- Слишком мало мне еще осталось жить, хочется закончить свою предсмертную, серьезную работу, а между тем, со всех сторон обращаются ко мне с просьбами ответить печатно на разные вопросы. Вот и Душан Петрович упросил меня написать одну статью по социалистическому вопросу, целый месяц пишу ее, вожусь с ней и все еще не закончил.

Л.Н. заговорил о браке, целомудрии, рождении и воспитании детей. - Лучше всего когда человек совершенно воздерживается от брака, но если он так не может поступить, то он должен в брачной жизни быть как можно больше целомудренным и как можно меньше отдаваться прихотям.

Софья Андреевна указывает Льву Николаевичу на то, что раньше он высказывал совсем иные взгляды на брак.

- Да, то, что я говорил лет 50 тому назад, еще ничего не значит, теперь я думаю совсем иначе.

Л.Н. продолжает беседу на эту тему и в тоне, которым он говорит, чувствуется, что вопросы эти глубоко наболевшие, что его мысли глубоко выстраданы и выношены им в течение полувековой семейной жизни.

Я спросил Л.Н. о статье Евгения Лозинского "Вегетарианство и антропофагия" (Л.Н. читал эту статью до появления ее в "Вегетарианском Обозрении" и написал о ней автору письмо). Л.Н. ответил мне, что статья ему понравилась, особенно то место, в котором автор говорит о самодовольстве вегетарианцев и требует большей работы над собой для дальнейшего улучшения жизни.

- В последнее время я получаю письма от молодых людей, которые, желая, должно быть, мне понравиться, всегда упоминают о том, что они вегетарианцы. А ведь нужно смотреть на это проще.

Мне хотелось подробнее поговорить об этой статье, но Л.Н. забыл немного ее содержание. Л.Н. стал расспрашивать меня подробно о "Вегетарианском Обозрении"[32], о его материальном положении, количестве подписчиков и пр. Я рассказал ему обо всем, прибавив, что при мне имеется письмо В.Г. Черткова к С.Д. Сытину, и что я еду в Москву для переговоров с последним о "Вегетарианском Обозрении".

Разговоры продолжались на разные темы. Было необыкновенно хорошо сидеть подле Л. Николаевича, смотреть в его лицо и слушать его умную, серьезную речь. Такой глубокой любовью дышали его слова, так мудро и глубоко было их содержание, так велико было его обаяние, что нам, присутствующим, бывавшим у него и ранее, не хотелось расстаться с ним. Три часа промелькнули, как несколько минут. Мне и Ю.О. нужно было спешить на поезд. При прощании я передал ему привет от супругов Эрденко, поселившихся недавно в Киеве. Л.Н. вспомнил их талантливую игру, слышанную им недавно в Ясной Поляне.

Прежде чем окончательно уйти, я подхожу ко Льву Николаевичу и говорю: я буду стараться проводить в "Вегетарианском Обозрении" те нравственные принципы, о которых Вы сегодня говорили и которые я искренно разделяю. Л.Н. отвечает, что это "будет очень хорошо", пожимает мне руку и говорит: - Желаю Вам и вашему делу успеха.

Это были последние слова, которые я слыхал от него.

Прощаюсь со всеми, бросаю еще один беглый взор на стоящего посреди комнаты Л. Николаевича, и вместе с Ю.О. сходим вниз, одеваемся и сопутствуемые добрыми словами доброго Душана Петровича и Ивана Ивановича, отправляемся на двор.

На дворе выпал мелкий снег и от него все кругом как-то посветлело. Ветер крутил снежинками, засыпал нас и мешал говорить. Но молчать мы не могли. В эти три часа мы пережили так много радостного, светлого, что хотелось высказаться, поделиться впечатлениями и вновь ощутить, сохранить это внутреннее, духовное тепло, только что испытанное нами. К нашей беседе присоединился и Петр (служащий Чертковых), сидевший на облучке и рассказывавший нам задушевным голосом, как радостно было ему сидеть внизу и слушать голос Л. Николаевича.

- Бывало раньше, Лев Николаевич почти каждый день езжал в Телятинки, часто мы его видали и говаривали с ним, а теперь уже несколько месяцев, как его не было там. Уже много времени не слыхали мы голоса старика - грустно закончил Петр.

Ю.О. вспоминает свои прежние посещения Ясной Поляны, детские и юные годы. На душе как-то особенно хорошо, светлый образ Льва Николаевича все стоит в глазах и от этого и чувствую себя совершенно беззаботным, радостным, по-детски счастливым.

Так радостно чувствует себя ребенок, зная, что любящая мать вблизи него и в тяжелую, опасную минуту всегда явится на помощь, всегда приласкает, и согреет у своего материнского сердца.

Иосиф Перпер