Вегетарианское обозрение, 1909 г.

ВО.1.1909, с. 15-20

Лев Николаевич Толстой, как вегетарианец

I

Среди имеющихся у меня многочисленных вегетарианских книг находится тоненькая книжечка Льва Николаевича Толстого: "Первая ступень", написанная им в 1892 г. И эта тоненькая, тощая книжечка, в действительности, есть "первая ступень", - не деревянная, не шатающаяся, на которую поднявшись, скользишь обратно, падаешь вниз и рискуешь искалечиться, не из железа и стали, добываемых из темных могил земли, не из цемента и песка, разрушающихся при свете солнечных лучей и слез неба, - ступень эта построена из материала сердца и души; из того материала, который не рос в земле, не пребывал в ее темных, мрачных недрах, который не боится света, тепла и солнца. Материал этот в мире не разрушается временем, а растет медленно, увеличивается постепенно и крепнет с каждым годом. Существует он во всех людях, все могут употребить его в дело, но постройки откладываются, умение и охота работать ослабляется, а материал все-таки не портится. И когда является великий мастер, копивший, созидавший и строивший долгое время, когда он из своего материала, тождественного с материалом всякого человека, создает постепенно грандиозную, подымающуюся высоко, высоко, постройку, всеми видимую и осязаемую, тогда вспоминают о долго лежавшем без употребления материале, тогда с благодарным сердцем взирают на готовую модель постройки, сознавая, что материал не потерян, что учитель существует, неумение работать будет устранено и материал будет использован. Такую постройку создал нам, вегетарианцам всего мира, великий учитель, Лев Ник. Толстой, своей "Первой ступенью". На многих "ступенях" подымался я в своей жизни, много картин и видов представлялись моему взору, но подымаясь выше или стоя на том же месте, я чувствовал, что эти картины как то менялись, исчезали, забывались, и взор становился равнодушнее. Но окинув взором окружающее с "первой ступени" Л. Н. Толстого, я равнодушия не почувствовал, не испытывал и не ощущаю его теперь. Быть может, и теперь, я еще стою на этой "первой ступени", не поднялся еще на вторую, но все-таки чувствую, что стою твердо и, что увиденные мною картины не забываются, а, наоборот, все глубже проникают внутрь, вызывая все новые и новые отклики.

II

И это испытывал и испытываю не я один, а многие из читателей "Первой ступени". В письме к писательнице "Вегетарианке"¹, православный священник-вегетарианец пишет: "Пять с лишним лет тому назад случилось мне между прочим прочитать "Первую ступень" графа Л. Н. Толстого. Конечно, и раньше этой статьи мне приходилось читать хорошие книги, но они как-то не останавливали на себе моего внимания. По прочтении же "Первой ступени" мною так сильно овладела идея, проведенная в ней автором, что я сразу же оставил употреблять в пищу мясо, хотя до того времени вегетарианство мне казалось пустой и вредной для здоровья забавой. Я был убежден, что не мог бы обойтись без мяса, как убеждены в этом люди потребляющие его или как убежден всякий алкоголик и табакокур, что он не может обойтись без водки и табаку (тогда же оставил я курить). Впрочем, надо быть справедливым и согласиться с тем, что искусственно прививаемые нам с детства привычки имеют над нами большую силу, особенно, когда человек не дает себе ни в чем разумного отчета, или пока не представится достаточно сильного импульса освободиться от них, что и случилось со мной 5 лет тому назад. Таким достаточным импульсом для меня была "Первая ступень" графа Льва Николаевича Толстого, которая не только освободила меня от ложно привитой мне с детства привычки есть мясо, но и заставила меня сознательно отнестись к другим вопросам жизни, которые раньше скользили мимо моего внимания. И если я, хотя немного, духовно вырос по сравнению со своим 27 летним возрастом, то этим обязан автору "Первой ступени", за которую и приношу автору глубокую благодарность. Если "я, в течение 27 лет ел мясо, то не потому, что сознательно выбрал этот род пищи, а потому, что это делали все, что этому приучили меня с детства и я над этим не задумывался, - до прочтения "Первой ступени". "И если бы я мог кого-либо побудить к прочтению "Первой ступени", я почувствовал бы внутреннее удовлетворение в сознании, что я принес хотя бы малую пользу. А большие дела нам не по плечу. Мне приходилось встречать весьма много интеллигентных читателей и почитателей нашей гордости, - графа Льва Николаевича Толстого, которые, однако, не знали о существовании "Первой ступени". По прочтении "Первой ступени" и после того, как я побывал на бойне, я не только прекратил употребление в пищу мяса, но и в течение, приблизительно около двух лет, находился в каком-то экзальтированном состоянии. За эти слова Макс Нордау, - большой охотник до вылавливания ненормальных, вырождающихся субъектов, - отнес бы меня к числу последних. Идея, проведенная автором "Первой ступени", как-то давила меня, чувство сострадания к животным, обреченным на убой, доходило до болезненности. Находясь в таком состоянии, я, по пословице, - "у кого что болит, тот о том и говорит", - беседовал со многими по поводу неупотребления в пищу мяса. Я серьезно был озабочен исключением из своего обихода не только мясной пищи, но и всех тех предметов, для добывания которых совершается убийство животных (как то, напр., шапка, сапоги и пр.)."

Я позволил себе привести эту длинную, сердечную, искреннюю и простую цитату, потому что сам переживал тоже самое, что и автор, потому что те же чувства испытали и испытывает большинство читателей "Первой ступени."

Само произведение "Первую ступень", я не буду и не могу цитировать, как не может человек, стоящий перед кладом, удовлетвориться малым количеством золота, взятым из него. Каждая строка, всякая фраза "Первой ступени" представляют из себя звенья, тесно и духовно связанные между собою, образующие одну крепкую и твердую цепь. Не цепь рабства она, а та цепь, связывающая необузданные и грязные желания, та цепь, не дающая проходу всяким грязным ногам, стремящимся осквернить красивый, прекрасный и могучий памятник - нравственность. И когда читатель доходит до грязнейшего пятна человечества, до бойни, рисуемой Л.Н. Толстым, что-то внутри обрывается, какой-то холод, глубокий ужас охватывает его. Это тот ужас, та глубокая, никак и ничем не выражаемая тоска, которая охватывает всякого человека при смерти любимого существа. И таким ужасом, такой глубокой жалостью к невинным страдальцам бойни обдает читателя, что он прозревает; что-то заговаривает в нем, что-то возмущается, трепещет, ропщет, клокочет и бурлить. Это сознание своей вины, несправедливости, и протест против продолжения того же преступления, участником которого он долгое время был. Это начало сознания, что материал залежался и необходимо его использовать.

III

Но не только в "первой ступени" выступает великий учитель проповедником вегетарианства, он выступает таким почти во всех своих произведениях. Со всех страниц написанных им, веет словом и мыслью: "Не убий". Мысль старая, престарая, но новая и обновляемая великим учителем. Не самоубийство протестует против убийства, а жизнь, светлая, яркая, прекрасная, как все живущее, движущееся и дышащее. И великий художник глубоко сознает это, он рисует жизнь, действительность, являющиеся сами по себе, своим существованием, протестом против нарушения их жизненного процесса. Время и место этой статьи не позволяют мне остановиться дольше на этом месте. Но во всех своих произведениях, где Л.Н. Толстой касается человеческой и животной жизни, чувствуется, прежде всего, великая ценность жизни. Читатели, быть может, помнят место из "Войны и мира", где автор рисует жизнь собачки, привязавшейся к одному из героев романа. С какой любовью ко всему живущему дышит от жизни этой собачки, любившей в виде забавы бегать только на трех ногах. Сколько радости и минут счастья доставляло это крохотное существо другим существам - людям. Эта тесная, взаимная, духовная, горячая и глубокая связь человека со всем живущим чувствуется во всех произведениях Л.Н. Толстого. "Не могу молчать", кричат его строки, когда там на бойне отнимают у невинных существ самое ценное - жизнь, "не могу молчать", кричат его строки, когда та же самая жизнь отнимается у его братьев-людей, "не могу молчать", кричат еще громче те строки, которые говорят о жизни, о ее красоте, ее великом значении и понимании.

И кричат строки, и не молчит великое сердце, и бьет оно тревогу, и зовет, и кличет..

И отзываются сердца, отзываются по всему миру другие строки, раздаются ответные клики, которые, сливаясь в одно могучее, игровое эхо, оглашают всю вселенную.

И дрожат, и цепенеют от этого крика сычи и филины, и чувствуют они, что кричащее недалеки уже, и что их голос будет заглушен, как будто никогда он не раздавался во тьме ночной.

IV

Мы, вегетарианцы, должны праздновать не только восьмидесятилетний юбилей нашего учителя, но и другой совпавший юбилей, 25 летнее пребывание его в нашем стане. 10 марта 1908 г., Л.Н. Толстой, в ответ на запрос редакции "Good Health", писал..."Прекратив питание мясом около 25 лет тому назад, не чувствовал никакого ослабления при прекращении мясного питания и никогда не чувствовал ни малейшего лишения, ни желания есть мясное. Чувствую себя сравнительно с людьми (средним человеком) моего возраста более сильным и здоровым, но не могу, не имею основания приписать это по опыту неупотреблению мяса. Думаю же, что неупотребление мяса полезно для здоровья или, скорее, употребление мяса вредно, потому что такое питание безнравственно, все же, что безнравственно, всегда вредно как для души, так и для тела. Древние говорили: mens sana in corpore sano, надо же говорить обратное: здоровье души, т.е. следование ее законам (нравственным) даст здоровье телу. Так смотрит великий единомышленник на вегетарианство.

Владимир Григорьевич Чертков, ставший вегетарианцем раньше Л.Н. Толстого, ознакомил последнего с вегетарианским движением, к которому Л.Н. Толстой сейчас же примкнул, внеся с собою много света, много солнечных и ярких лучей.

V

В галерее выдающихся вегетарианских деятелей Лев Николаевич Толстой занимает первое место. Он - солнце интернационального вегетарианского мира. И когда порой тучки заволакивали солнце, когда великий старец чувствовал себя слабым, нездоровым, болели душой одновременно с ним и его единомышленники. Передо мной лежать старые, вегетарианские иностранные журналы и в них часто, часто упоминается, что Л.Н. Толстому лучше, что он поправляется, выздоровел, работает, и т.д., и т.д. Так волнуются, так радуются дети, думая о своих любимейших вещах и самых дорогих друзьях. Насколько мне известно, Л.Н. Толстой не был ни на одном интернациональном вегетарианском съезде или конгрессе, не быль лично, но все-таки присутствовал. И пусть это не покажется странным. На всех конгрессах, о нем упоминалось, о нем думалось. Приведу для иллюстрации 2-3 примера. Когда в 1900 г., в Париже, во время известной всемирной выставки, заседал "Интернациональный Вегетарианский Конгресс", когда делегаты со всех стран мира читали свои рефераты, держали речи и пр., - в это время, секретарь "французского вегетарианского общества", г. Моран, поднялся на трибуну и вместо речи прочел отрывок из великой "Первой ступени". Когда в 1906 г., члены многочисленного английского общества "National Vegetarian Society" собрались на свой годовой праздник, решено было отправить великому Л.Н. Толстому адрес с благодарностью за ту огромную подпору, которую он представляет для вегетарианского движения своим личным примером и своей литературной деятельностью. Когда в начале 90-х годов германское вегетарианское движение сильно страдало от разрозненности двух главнейших обществ, Л.Н. Толстой подписал условия объединения. Эта многозначащая подпись, а также подписи других великих деятелей, оказали благотворное влияние, и в 1892 г., на общем съезде при стараниях единение произошло и образовался существующий теперь "Германский Вегетарианский Союз".

Так, сидя в Ясной Поляне, присутствовал Лев Николаевич Толстой на всех вегетарианских конгрессах, светил повсюду, озарял собрания и действовал беспрерывно.

И лучи этого солнца грели и греют, светили и светят, обнажая тьму, высушивая, грязь; и от этого тепла тают ледяные сердца людей, смягчается у них что-то глубоко внутри, и начинают они тянуться к свету, что бы до его захода успеть поработать, успеть заложить фундамент грядущей постройки.

Гори же солнце, гори ярко, долго, ибо рать начинающих строить велика и многочисленна.

Иосиф Перпер.

Проскуров, 27 августа 1908 г.

1. "Вегетарианка". "Нечто о вегетарианстве" вып. четвертый, стр. 6-9.