Вегетарианское обозрение, 1909 г.

ВО.4.5.1909

Дети вегетарианцы. Посвящается Гите, Фритцу и Герте

№4, с. 23-25

I

Бывают дни в нашей жизни, которые никогда не забываются, которые так сильно запечатлеваются, что мы, вспоминая их, припоминаем все мелочи, все детали, сопровождавшие эти дни и особенно события, служившие источниками столь длительных, порой радостных, порой грустных воспоминаний. К таким радостным дням моей жизни принадлежит мое прошлогоднее сорокадневное пребывание в вегетарианской колонии Светлый Хутор.

Так как многие из читателей "Вегетарианского Обозрения" впервые слышат это имя, то я считаю нужным подробнее остановиться на Светлом Хуторе, тем более что последний является фоном моих дальнейших изображений и картинок из детской вегетарианской жизни.

В 120 верстах от Москвы и в трех верстах от железнодорожной станции Тарусская, среди живописной местности, представляющей собой дивный оазис, расположен Светлый Хутор. Всего в 18 верстах тянется длинной, бесконечной, красивой лентой приток матушки Волги - Ока, а близ нее расположились города Таруса, Алексин и Серпухов с известной церковью XIII столетия, построенной еще при жизни "собирателя земли русской" Иоанна Колиты. В 60 верстах находится Тула, а недалеко от нее расположена станция Ясенки с всемирно известной Ясной Поляной.

Это близкое, дорогое соседство чувствуется там довольно сильно и вносит с собой как-то незаметно много приятных минут. Припоминаю те хорошие часы, когда посетители Ясной Поляны, кто поездом, кто пешком с котомкой за плечами, являлись проведать Светлохуторцев и познакомиться с их жизнью. Сейчас же, конечно, сыпались вопросы о Льве Николаевиче, его здоровье, деятельности и пр. И так хорошо, так светло становилось кругом, когда люди с озаренными, радостными лицами говорили о нем. Казалось, что частицы света, беспрерывно исходящие от этого великого старца, перенесены были ими сюда и придавали их лицам то выражение, от которого без слов чувствовалось их состояние, их мысли и переживания. Так, иногда, в храме, наполненном молящимися, затихнут на устах некоторых слова начатой молитвы, опустятся бессознательно молитвенники из рук и лица примут на несколько секунд светлые, вдохновенные выражения, и в этих немых выражениях столько слов, столько смысла, что всякий человек, будь это ребенок или старик, юноша или дитя, проникается ими и понимает их.

II

Светлый Хутор существует уже около 10 лет. Я не стану останавливаться подробно на истории возникновения его, так как надеюсь, что мой друг и единомышленник, Феодор Романович Герман, являющийся собственником Светлого Хутора, быть может, сам напишет об этом. Лет 10 тому назад место, занимаемое теперь Светлым Хутором, было мало интересное и ничем не отличалось от многих других невозделанных уголков России. Не было ни жилищ, ни полей, ни фруктовых деревьев, ни оранжерей, цветов, овощей и пр. Шумел только лес кругом и по ночам, не боясь быть подслушанными, громко и долго разговаривали старые деревья, рассказывая друг другу о дневных впечатлениях и великом прошлом; летали черные вороны кругом и однообразное карканье их, сливаясь с сердитым шумом леса, разносилось грустной тоской и жутью по ближайшим окрестностям. Теперь же картина совсем иная: стоит высокий двухэтажный деревянный дом, окруженный деревьями, полями, службами и прочими постройками. Длинными полосками тянутся тропинки кругом, а там вдали стелется широкая шоссейная дорога, по которой днем и ночью едут люди разные. Всего 70 десятин занимает Светлый Хутор, но есть в нем и прекрасный, чистый проточный пруд (в 10 шагах от дома), в котором светлохуторцы купаются 3 раза в день, есть лес, где ягод бывает так много, что приходилось порой поневоле топтать их ногами, есть плодовые деревья, которые лишь недавно стали разводить там, оранжереи и многое другое. А в доме, разделенном на два этажа с несколькими отдельными комнатами, в которых живут¹ гости, приезжающие на месяц, два, и более, имеется богатая библиотека, состоящая из книг на нескольких языках и по разным вопросам. Ежедневно прибывают новые книги и журналы, так как хозяин хутора, кроме многочисленных хозяйских работ, успевает еще сотрудничать в дюжине журналов. Как жалки и невежественны наши критики, берущие на себя смелость судить о вегетарианстве и трудоспособности вегетарианцев, не будучи знакомы ни с тем, ни с другим. В Светлом Хуторе они многому научились бы и прежде всего искренности и правде. Искренность и правда царят во всех уголках Светлого Хутора, так как там нет принужденности, нет пошлых обычаев говорить, когда не хочется, работать, когда не можется, спать, когда не спится; всякий делает свое дело, заражаясь общим духом справедливости и гуманности, трудолюбием и деятельностью. Закончу эту главу словами глубокоуважаемой, славной хозяйки дома, Марты Феод. Герман, матери троих детишек, к которым я сейчас перейду. Однажды, когда многочисленные гости, состоявшие из соседей и заезжих друзей, разъехались, она, обратясь к мужу сказала: "Theo (Феодор), да, есть же нечто у нас такое, в нашем доме, что всем без исключения нравится и бросается в глаза, значит, действительно, в вегетарианстве есть тот зародыш хорошего, который всех восхищает и радует". Да, скажу и прибавлю я, это нечто - обоюдная, сознательная и взаимная любовь, гуманность и человечность, основанная на человеческом образе жизни, на простоте и искренности, правде, духовном и физическом труде, и любви ко всем и ко всему.

III

Среди этой обстановки воспитывались и воспитываются трое детей Германов: Гита, девушка лет 14, Фритц, мальчик лет 7, и Герта, девочка 5 лет. Первая успела попробовать мясное только в первом году своей жизни, вторые - вегетарианцы со дня рождения и даже яиц не едят. Детей никто не неволил сделаться вегетарианцами; в гостях, если хозяева не знакомы с их образом жизни, им предлагают мясные блюда и животные продукты, но они категорически и сознательно отказываются как от убоины, так и алкогольных напитков, заявляя, что они вегетарианцы. Как я заметил, к чести большинства знакомых этих детей, знающих об их идее, им, детям, предлагали всегда вегетарианскую пищу и относились серьезно к их инстинктивным врожденным потребностям. Дети эти очень добры, справедливы, искренни как в поступках, так и в разговорах, работоспособны, выносливы, хорошо знакомы с трудовой жизнью, знают и понимают многочисленные хозяйственные работы, служа помощниками своих родителей, читают во всякое свободнее время, и, что мне особенно понравилось, это свойственная им черта детства, та черта, в которой есть наилучшее человека: прямота, внезапные порывы, слияние серьезного с ребяческим, беззаботное веселье, безграничная любовь, оригинальность выражений, мыслей и отсутствие шаблонности и подражаний, искренний смех и охватывание, понимание окружающего не логикой и умом, а сердцем и душой. В современных городских детях всего этого нет, они, увы, рано лишаются этой черты детства и с первых годов своего существования начинают вести обезьяннюю жизнь, слепо подражая старшим и окружающим, лишаясь тех ярких, оригинальных и индивидуальных качеств, которые могли бы создать из них не пошлых учащихся современной никуда негодной школы, не грядущих бездельников, не умеющих находить ce6е места и цели в жизни, не людей без воли, привыкших с самого раннего детства преклоняться перед начальством, быть тупыми рабами окружающего и стремиться к портфелям и теплым местечкам, а людей сильных, своеобразных, с своим собственным "я" с стремлением к серьезному физическому и умственному труду, к разрабатыванию богатства своей души, своих духовных и телесных запросов.

IV

Вот несколько картин, которые больше всего выяснят характерные черты и особенности этих вегетарианских детей.

В Серпухове.

16 июля 1908 г. в 9 ч. утра я, Феодор Романович и Фритц отправляемся в Серпухов для продажи старого железа, которого, как во всяком образцовом хозяйстве, накопилось очень много. Так как вес железа значительный, то для облегчения тяжести лошадям, я и Ф.Р. идем пешком, а на первой повозке усаживается наш семилетний возница, который, сознавая свою задачу, смотрит в оба. За первой повозкой тянется вторая, с которой "Васька" плетется сам, имея "путеводной звездой" шаги своего "передового" собрата. До Серпухова 20 верст; дорога шоссейная и порой гористая. Часто приходится нагибаться на ходу, подымать упавшие куски железа и накладывать их обратно на повозку. Денек хорош: милое, дорогое солнышко разыгралось во всю и светит ярко, ярко; сизые, голубые облачка разбросаны мелкими тучками по всему небу; чирикают воробьи и пахнет кругом широкой, бесконечной жизнью. Становится жарко. Все ближе и ближе подвигаемся мы к цели. Вот, наконец, виднеется Ока и огромный мост, перебросанный через нее. Доступ к мосту затруднителен, так как шалунья Ока, разыгравшаяся во время половодья, разрушила десятки домов, потопила близлежащую станцию (железной дороги), разрушила берега и окрестные дороги. Ухабы и ямы стали все чаще встречаться, но наш кучер и в ус себе не дул: ловко и с большим знанием своего дела миновал он все опасности, забирал то влево, то вправо при встречах с другими едущими, пока мы добрались до моста. Прибыв в Серпухов и отдохнув в постоялом дворе около четверти часа. Ф.Р. с сыном отправились продавать железо, а я осматривать город и окрестности. Сильно проголодавшись (запасов мы с собой не взяли), я купил на 3 коп. черного хлеба, на 4 к. зеленой моркови и огурцов, и, дождавшись возвращения Фритца, пообедал с ним на славу. День был базарный. Покупок надо было сделать много и мальчик беспрерывно ходил и бегал, не чувствуя усталости. К вечеру мы полакомились несколькими грушами, и это было нашей пищей за весь день. Лишь в 9-10 час. вечера вернулся Ф.Р., нагруженный всякой всячиной, и мы тронулись в обратный путь. Ночь дивная, звездная, спокойная и ясная. Лошадям куда легче и они бегают рысцой. Только завидя горы, мы слезаем и идем добрую версту пешком, а потом вновь усаживаемся в повозку. Я осматриваюсь: чудная, сказочная картина. Серпухов горит яркими огнями и свет их отражается в прозрачных водах Оки. Кругом тишина. Мы затягиваем бессмертную песню Heine "Die Lorelei", а за ней и другие. Фритц все еще бодрствует. В час ночи мы прибываем домой, в Светлый Хутор, где нас встречают приветливо люди и животные. На столе ужин, книги, письма и пр. Мальчик сейчас же отправляется спать и на другой день работает усердно без всякого чувства усталости или утомления на поле. Не могу не упомянуть о следующем курьезе. Воспользовавшись случаем пребывания в городе, я побрился. Заметив это, Ф. встретил меня словами: на кого вы похожи? Ведь ваше лицо выглядывает как сыр". Действительно, посмотрев в зеркало. я увидел, что лицо мое лоснилось и было похоже, по удачному выражению привыкшего к естественной жизни мальчугана, на швейцарский, глянцевитый, залежалый сыр. В этот день, я прошел 30 верст пешком, питаясь вышеназванными блюдами, и, вернувшись домой, чувствовал такую бодрость, что сейчас же засел за литературные работы.

№5, с.1-4

V

Птичка.

В июльский день прибежали дети с воробушком в руках, которого они нашли в беспомощном состоянии, валявшимся на мокрой траве. У воробушка одна ножка оказалась искривленной и какая-то болезнь в зобу. Он таращил маленькие глазки, ожидая, что будет. Дети решили посадить его в клетку ("чтобы кошка не съела"), ухаживать за ним, кормить, поить, пока он не поправится и окрепнет, а потом выпустить на волю. С трогательной нежностью рассказывали они о несчастном, беспомощном существе, вызывая у нас, взрослых, интерес и сострадание к нему. Воробушек превратился в гостя Светлого Хутора. За ним ухаживали, как за больным ребенком. Несмотря на обильные, спешные полевые работы, дети никогда не забывали накормить и напоить свою "птичечку". Бывало, они собирались в праздничные дни в гости, а я оставался дома. Тогда каждый из них в отдельности напоминал мне о необходимости позаботиться о птичке и о времени кормления. То же самое говорилось славной "тетушке Клавдине" и др., остававшимся дома обитателям Светлого Хутора. Конечно, все старались исполнить желание детей. В первое время, птичка стала быстро поправляться и привыкать к детям. Стоило кому-нибудь из них близко подойти к клетке, как она начинала весело чирикать, раскрывая свой беспомощный клювик, как бы требуя корма. Дети радовались восстановлению сил своего невольного узника и стали понемногу выпускать его из клетки. Птичка порхала некоторое время, а потом ее вновь водворяли в клетку. За обедом дети сообщали бюллетень. Но вот наступили августовские дни, повеяло холодком, и вместе с этим изменилось состояние воробушка. Чаще стал он съеживаться, не принимать пищи и хиреть с каждым днем. Дети подходили, смотрели грустно, но все еще не теряли надежду. Бывало, и я подхожу, смотрю в эти крошечные, немые, страдающие, круглые глазки, чувствую свою близость к этому живому крохотному существу и ухожу печальный, чувствуя свою беспомощность и неумение облегчить ему страдания. В дождливый августовский день рано утром птичку нашли мертвой и закоченевшей в клетке. С глубокой грустью дети похоронили ее.

VI

В гости.

30-го июля 1908 г. в 2 - 3 ч. дня я, Гита и Герта отправляемся пешком в гости к соседу Э.Р. Горну. Имение последнего находится в 6 - 7 верстах от Светлого Хутора. Дорога ведет лесом и полями. Солнце, как бы предчувствуя свои последние дни, греет изо всех сил. И наслаждаясь этими животворными лучами, поют птицы, цыркают сверчки, жужжат стрекозы и, сливаясь с многомиллионными голосами других травяных обитателей, образуют какую-то дивную гармонию, какую-то сладкозвучную песню о красоте жизни и всего живущего.

Заражаясь общим говором и движением, мои спутницы бодро шагают в своих коротких простых ситцевых платьях, не умолкая ни минуты. "Вот это гречиха, а то овес, а там клевер, а еще дальше, вы видите, что-то краснеет, это рябина", говорить мне Гита. И так всю дорогу показывают они мне растительный мир, знакомя меня со свойствами злаков, их особенностями, степенью урожайности и пр. Помню, с каким добродушным юмором старшая рассказывала мне о мужиках, узнавших, что светлохуторцы едят гречиху, которой они (мужики) кормили, если не ошибаюсь, свиней. Долго дивились окрестные крестьяне этому чуду, пока, попробовавши сами, решили также употреблять в еду гречиху. А растения мелькают одни за другими. И маленькая Герта не задумываясь сыплет именами. Мне, окончившему среднюю школу с отличием, побывавшему в высших учебных заведениях Швейцарии и Германии, изучавшему ботанику по учебникам, становится стыдно и больно за свое невежество пред неумением отличить простых злаков, становится стыдно за школу, которая ни разу не догадалась повести нас, школьников, на широкое поле и там, на воле, в естественных условиях, объяснить сущность видимых растений. И только лишь на 23 году своей жизни я узнаю эти истины от детей. Я стараюсь запомнить эти названия, но путаюсь, к великой радости Герты, впервые видевшей такого глубокого профана и заливающейся отрывистым, безобидным детским смехом.

Многое я узнал за эти часы, многому научили меня эти дети, многое рассказали и, по обыкновению, искренно, просто, не рисуясь, по-детски. Вот уже виднеется река Скнига и дом, к которому мы стремимся. Дети совершенно не устали и чувствовали себя отлично. Скоро приезжает остальная детвора и старшие, которых привозит наш старый знакомый - Фритц. Отправляемся к Скниге. Вода ее чиста и прозрачна, берега удивительно красивы. Фритц, не долго думая, сбрасывает с себя одежду и бух в воду, а мы стоим на берегу и любуемся окружающим. Приветливые, гостеприимные хозяева задерживают нас до полуночи. Стоят лунные ночи. Дети усаживаются в повозке, а взрослые идут пешком. Скрипит телега, слышится беспрерывный, оживленный детский говор, звучный смех, и кругом хорошо, хорошо! Луна заливает своим светом поля, освещает каждую пылинку, проникает через листья деревьев, забирается в душу и царит там, кругом, везде и повсюду полновластно.

VII

За Чеховым.

Сидим с детьми на деревянном полу в оригинальной рабочей комнате Ф.Р. Дети любят Чехова, он так прост, понятен, неискусственен, мил и хорош. Я читаю им: "Мальчики", "Детвора", "Происшествие" (рассказ ямщика) и др. произведения. Они слушают внимательно, не пропуская ни одного слова. Все так безыскусственно, психология их собратьев-детей так верно изображена и подмечена, юмор так художественно тонок, что улыбка не сходить с их лиц. Порой задают вопросы, делают своеобразные замечания, высказывают свои детские мысли, в которых видна прямолинейность и, если можно так выразиться, естественный образ мышления.

VIII

Вечера радости.

В Светлом Хуторе серьезно чтят китайскую поговорку, что "радости детей - счастье человечества". И при всяком удобном случае стараются доставлять им эти радости. Помню несколько таких вечеров, которые надолго останутся в моей памяти. В Светлый Хутор приехала погостить близкая родственница Германов, - Г.И. Гросскурт с тремя милыми дочурками; собрались также дети близких соседей, так что в общем детей было много. К вечеру собрались в общей столовой. П.И. Коссов, наставник и учитель детей, усаживается за рояль и играет детские песенки. Голос у него недурной, задушевный и скоро под его дирижерством составляется общий хор маленьких и взрослых людей. Одни песни сменяются другими и, сливаясь с звуками рояля, мчатся к проточному пруду, нарушая музыку лягушек и оживляя затихшие к вечеру окрестности. За пением следуют танцы. Большинство танцуют босиком. Жизнерадостное настроение все более растет. Взрослые совершенно сливаются с детским миром, давая, таким образом, последнему широкий, безграничный простор. Танцы сменяются играми, которые разнообразны и интересны. Царит общее радостное веселье. Это не то веселье, в котором люди ищут забвение, стремление уйти от себя и шумом, пляской оглушить себя на некоторое время, нет, это веселье простое и естественное, свойственное всякому здоровому существу, сознающему значение жизни и радующемуся ей. Подобнее веселье встречается большей частью в детские годы и жизнерадостные чувства, вызванные последним, до того велики и многозначущи, что миллионы пожилых людей, в минуты житейских невзгод, черпают в далеких воспоминаниях жизнерадостных детских, невинных игр силы и терпение для преодоления препятствий и для дальнейшей борьбы за достижение своего земного благополучия. И эти воспоминания придают не только силы, но и чистоту духовную: они как бы озаряют прошедшие годы детства, в которых чувство жизнерадости било ключом, когда сердце реагировало на всякое встреченное несчастье и еще не было покрыто слоем зачерствелости и равнодушия к несчастью и горю окружающих.

IX

В Москве.

15 августа Фритц, Гита и я отправляемся в Москву. В полдень мы в Белокаменной. Дети и я нагружены коробками и прочими вещами. Стоящие в длинную шеренгу, растолстевшие извозчики не перестают кричать "пожалуйте паничи", но видя, что "паничи" предпочитают ходить, отпускают на наш счет сострадательные шуточки. Ни на меня, ни на моих спутников Москва не производит чарующего впечатления. Начиная с бородачей-извозчиков, которые за пару пятиалтынных готовы кланяться по пояс и кричать "барин, паничи" и прочее, и кончая огромными магазинами, существующими более крупной монетой, все имеет вид купли и продажи. Эти огромные площади, которые кишат людьми, преследующими цель наживы, торгующимися, ругающимися и плюющимися, эти тысячи лиц, от которых так и разит пошлостью и самодовольством, городовые и быстро мчащиеся кареты, нищие и военные, церкви и рестораны, фотографии и учебные заведения, пивные и богадельни, памятники и трамваи - это, действительно, напоминает нечто каменное, но не в том смысле, как думал поэт, а нечто мрачное, угрюмое, без души и содержания, барахтающееся и засасывающееся в своей же созданной атмосфере пошлости, бессердечия, тоски и уныния.

Дети еще ни разу не были в иллюзионе, и я решил свести их туда. Пошли. Картины оказались неинтересными. Духота стояла неимоверная, и дети нашли все это малоинтересным. Конечно, с той поры я подобных "медвежьих услуг" больше не оказываю. Выходим на воздух, но не чувствуется прелести августовской ночи. Огромные, многоэтажные дома как бы скрыли ясное небо и царящее городское пустословие и специфический шум как бы заглушили таинственные, робкие звуки августовских ночей. Я чувствую и сознаю, что детям город не особенно нравится и радуюсь, радуюсь, что лапы этого чудовища не захватили эти души, не опошлили и не загрязнили их.

X

Светлый Хутор.

Заканчивая свои беглые наброски, скажу еще несколько слов о значении Светлого Хутора в истории российского вегетарианского движения. Светлый Хутор был и есть маленьким пунктом, где пребывали и пребывают российские вегетарианские деятели и просто единомышленники. Несколько лет подряд жил там один из главных основателей С.-П.Б. вегетарианского общества П.Ю. Стабуш, жили и побывали там: Ж.И. Шульц, проф. А.И. Воейков, М.Д. Хове, теперешний председатель, московского, вегетарианского общества, А.С. Зонов, С. Николаев и другие, имен которых не запомнил. Помню, как приятно было узнавать о своих единомышленниках, их характеристики и прочее. Какая-то теплая струя охватывала душу и было радостно думать, что там, на севере или на юге, на востоке или на западе, живут родственные тебе по идее братья и сестры, которые боронят ту же ниву, сеют то же семя и снимают ту же жатву, и от этого сладостного сознания хотелось сейчас же бежать к общему, не имеющему границ, полю, взять свою, еще не закалившуюся в работе, соху и продолжить ту борозду, которая 2400 лет тому назад начата великим единомышленником Пифагором.

И, идя за сохой, я чувствовал, что почва уже кем-то разрыхлена, разрыхлена не железом, а потом, и что семя неминуемо взойдет.

Дружнее же, сеятели!

Иосиф Перпер

1. Условия жизни в Светлом Хуторе очень удобны и обходятся недорого. Интересующиеся этим более подробно могут обратиться за справками по следующему адресу: Почт. станция Иваново, Тульская губерния, в Светлый Хутор.