Вегетарианское обозрение, Киев, 1910 г.
(Избранные статьи)

Учение Пифагора о пище. – Louis Theureau

Автор этого очерка, почтенный ученый, скончавшийся одновременно с появлением его сочинения в печати, делает попытку проследить зарождение вегетарианства еще в практической философии древних под влиянием учения о бессмертии души и в особенности о метемпсихозе или переселении душ. Отправной точкой он берет учение Пифагора и его суровый режим. В действительности, на сколько мы знаем, сиракузский философ первый вне религиозных учений открыто формулировал воздержание от мясной пищи и кроме того он имел несомненное влияние на всех последующих философов древности, являвшихся сторонниками подобного режима.

Прежде всего, автор задается вопросом, откуда Пифагор заимствовал свое учение о метемпсихозе. Относительно этого пункта существуют несколько самых разноречивых мнений. Так, одни утверждают, что это учение принесено им из Индии, где оно является, как известно, одной из основных догм брахманской религии. Другие, отрицая самую бытность Пифагора в Индии, на основании его древних биографов Диогена Лаэртийского, Порфира и Ямвлиха, указывают, как на источник его философии, на учение египетских жрецов, которые, по словам Геродота, учили «с самой глубокой древности, что, когда тело человека погибает, душа его входит в тело какого-нибудь животного и, переходя таким образом последовательно во все виды животных земных, водных и пернатых, возвращается в тело человека, и ряд этих переселений завершается в течение трех тысяч лет.¹ Некоторые уверяют даже, что Пифагор позаимствовался у галлов, так как и у них переселение душ являлось одной из догм религии друидов.² Наконец в самой Греции у ее поэтов, Гомера и в особенности у Орфея если только ему принадлежат так называемые «орфические» гимны, мы находим смутные, правда, намеки на признание души у животных. Как бы то ни было, заимствовал ли Пифагор учение о метемпсихозе у указанных народов или оно зародилось в его собственном уме, как часто зарождаются тождественные идеи одновременно у различных людей, но несомненно одно, что он положил его одной из основ своей философской системы. По его учению, души «по мере того, как исполняется время их», переходят из мертвых тел в новые живые тела людей или животных, всегда однако, – согласно учению брахманов, – сохраняя «свое личное тождество», а потому люди и животные имеют одинаковое право на жизнь.

Пифагор не только установил принцип переселения душ, возведя его в ясную определенную доктрину, но он утверждал, кроме того, что помнит свои предшествовавшие существования. Поэт-философ Эмпедокл также уверял, что он помнит свои последовательные существования в образе мальчика, девочки, дерева, птицы, рыбы. Он даже заявлял себя богом, тогда как поэт Элпий довольствовался уверением, что в нем живет душа Гомера.

Впрочем, не все же души сохраняли память о своих предшествовавших существованиях, но, как объясняет Пистон «по преданию, души, прежде чем вернуться к обитанию в теле, должны выпить некоторое количество воды из реки Леты. Те души, которых не сдерживает благоразумие, пьют больше, чем повелено, и утрачивают совершенно все воспоминания». Почти то же самое повторяет и Вергилий, когда, описывая схождение Энея в область Аида, говорит о душах, которым еще суждено вернуться в земную жизнь, но все воспоминания их о прошлой жизни изглаживаются из их памяти волшебным напитком Леты.

В силу такого верования в переселение душ ни Пифагор, ни его ученики, по крайней мере те из них, которые стремились к совершенству, не ели ни мяса животных, ни рыб, – ничего живущего, как об этом свидетельствуют многие источники.³ Сенека в CVIII послании к Люцилию объясняет воздержание этих философов их убеждением, что души беспрерывно переходят из человека в четвероногих, рыб и птиц, из животных опять в человека, а потому возможно, «не сознавая того, преследовать душу отца, ранить и разрывать зубами тело, в котором жила душа родного человека». Питаться мясом казалось им преступлением против великого мирового закона, запрещающего убивать даже животных, потому что они, как говорит Эмпедокл, «из того же рода, как и человек, единым духом животворится все, что есть во вселенной».

Между тем, Диоген Лаэртийский, один из позднейших биографов Пифагора, предполагает, что страх перед преступлением и отцеубийством являлся для философа лишь предлогом: «запрещая людям есть мясо животных, он хотел приучить их довольствоваться простой пищей без приправ и одним лишь напитком – водой, он считал, что такой режим более всего способен дать телу здоровье и ясность уму». В доказательство своего положения историк ссылается на следующая слова пифагорейца Тимея Локрийского:⁴ «при болезнях тела, когда исчерпаны все спасительные средства или когда они не производят желаемого действия, прибегают иногда к другим средствам, опасным по своему существу; точно также, когда не удается убедить умы людей истиной, нужно попытаться обуздать их ложью, если она может произвести на них какое-нибудь впечатление. Вот почему необходимо простым людям внушать страх перед казнями загробной жизни и уверять их, что душа меняет свои жилища, что душа труса позорно повергается в тело женщины, душа убийцы заключается в тело хищного зверя, а душа бесстыдного человека осуждена жить в свинье или в кабане». Другой биограф Пифагора, Порфир, держится также того мнения, что для пифагорейцев учение о метемпсихозе являлось лишь средством, методом нравственного совершенствования.

Как бы то ни было Пифагорейцы, представителями которых являются последовательно Эмпедокл, Эпихарм, Архитас Тарентский, Алкмеон Кротонский, Плинас, Филолай, Евдокс и многие другие, отказывались от мяса, вина и вообще излишеств пищи, питались обыкновенно свежими фигами, маслинами с сыром, сырыми или вареными овощами или, наконец, в виде изысканного блюда медом с хлебом или медовыми пирожками. Они были вполне уверены,⁵ что человек, ограничивающийся такого рода пищей, избегает всех болезней, потому что «большинство их происходит от несварения, являющегося в свою очередь следствием излишества в еде».

Таково было учение Пифагора по отношению к мясной пище, которого он сам по многим свидетельствам строго придерживался вопреки мнению некоторых писателей, утверждающих, что Пифагор предписывал обильное мясное питание атлетам и сам не всегда воздерживался от мяса. Тут, вероятно, смешивают Пифагора с каким-либо одноименным преподавателем атлетики.

Гораздо труднее, чем по отношению к мясной пище, выяснить себе основания, по каким Пифагор запрещал своим ученикам употребление в пищу бобов – одного из самых распространенных пищевых продуктов древней Греции и Рима. Быть может, причиной этому было то, что этот овощ, богатый азотистыми веществами и очень питательный, трудно переваривается желудком и, вызывая бессонницу или тяжелые видения, нарушает правильную деятельность мысли, «мешает исканию истины», как выражается Цицерон; кроме того, Эмпедокл уверяет, что бобы имеют свойство побуждать человека к распущенности, а Аристотель говорит, что «они походят на часть человеческого тела, которую стыд мешает ему назвать»; с другой стороны, существовало мнение, что употребление бобов в пищу делает женщин бесплодными. Запрещение это могло явиться также подражанием египетским жрецам, которые верили, что в ожидании новой жизни души умерших поселяются в бобах, а потому не ели их и даже не выносили их вида; некоторые, наконец, думали, что неупотребление в пищу бобов явилось у пифагорейцев символом их отказа от всякого участия в политике, – как известно, при народных голосованиях в древней Греции бобы играли роль теперешних шаров.

Руководился ли Пифагор каким-либо из вышеприведенных мотивов и каким именно, сказать трудно. Во всяком случае, среди философов древности это запрещение является единичным фактом, тогда как принцип вегетарианства находит себе последователей не только среди пифагорейцев, целиком воспринявших всю философскую систему своего учителя, но и среди философов других школ. Таковы, например, Гераклит Эфесский, стоики Хризипп и в особенности, Секстий и Социон, учитель Сенеки. Этот последний заимствовал даже у Пифагора учение о метемпсихозе. «Если это учение справедливо, то не есть мясо животных, значит быть неповинным в убийстве, если же оно ложно, то все же ваша воздержанность послужит вам на пользу, что же вы теряете, поверив ему»?

Сам Сенека, если не вполне следовал вегетарианскому режиму, все же всецело признавал его целесообразность. Мы находим на это подчас довольно интересные указания в его письмах к Люцилию. «Трава, говорит он, создана не только для животных, она служит пищей человеку, молодые побеги дерева точно также могут наполнить голодный желудок, на самом деле для него все равно, чем бы его ни наполняли. Если мы будем следовать законам природы, то все что нам нужно – это хлеб и вода». Не отказываясь совершенно от мяса, Сенека, тем не менее, соблюдал вообще крайнюю умеренность и совершенно отказался от вина, «убедившись, что это бесполезное излишество, а также от шампиньонов и устриц, потому что сами по себе они не питательны, а только вызывают, как пряности, аппетит у людей, уже пресыщенных, отягчающих свой желудок свыше меры».

В посланиях же Сенеки мы находим указания на знаменательное в своем роде отношение Эпикура к вопросу о пище. Этот философ наслаждения и праздности сам был проповедником вегетарианского воздержания «я охотно ссылаюсь, пишет Сенека, на речь Эпикура, чтобы опровергнуть злонамеренных людей, ищущих в его учении оправдания своим безобразиям. В его саду, где высшим благом считается наслаждение, не вызывают аппетита, а удовлетворяют его, не вызывают жажды пряностями а утоляют ее простым, ни чего не стоящим напитком». Сам Эпикур говорит: «я купаюсь в наслаждении, питаю свое дорогое тело хлебом и водой. Мне противны удовольствия излишеств не сами по себе, но по тем неприятным последствиям, которые они влекут за собой». Впрочем, убеждая своих учеников удовольствоваться скромной трапезой плодов и овощей и воздерживаться от мясной пищи, Эпикур отнюдь не пользовался, как аргументом, учением о переселении душ, он цинически смеялся над ним, так как не верил и в самое бессмертие души, полагая ее просто «силой, которая родится, растет и умирает вместе с телом, она не отлична от тела, она телесна», потому что «бестелесной может быть лишь пустота».

Другой великий философ древнегреческого мира, Платон, в гораздо большей степени находился под влиянием философских положений Пифагора, с последователями которого он близко познакомился во время своих долгих странствований. Его широкое и гуманное мировоззрение сливало в себе философские системы Гераклита, Сократа, его учителя, и, наконец, Пифагора, при чем доктрина последнего, по словам Аристотеля, имела немаловажное значение для Платона. Учение о бессмертии души, разработанное и развитое Платоном в стройную систему, предполагало эти окрыленные души «вечно существующими в одном и том же количестве» прежде всякого творения. Населяя высшее небо вместе с бессмертными богами, подчиняющимися Верховному божеству, они созерцают там субстанции вещей, «субстанции не изменяемые, не имеющие ни красок, ни формы. Это идеи – вечные прообразы всего, что существует и что может существовать, так что все, что познают души на земле, является лишь воспоминанием моих вечных идей». Учение о переселении душ целиком вошло в философскую систему Платона в той форме, в которой он высказывает его в Phaedo.

«Если души по смерти тела выходят из него чистыми, они возвращаются к подобному им, к бестелесному, и вступают в обладание истинным блаженством вместе с богами.

«Но если они выходят загрязненными, удерживаемые собственной тяжестью в мире материальном, они скитаются вокруг памятников и могил, пока естественное стремление к телесной массе, преследующее их, не приведет их в тело какого-нибудь животного, сродного по качествам. Итак, очень правдоподобно то, что души людей, невоздержанно предавшихся излишествам любви и объедения, будут жить в теле ослов и подобных им животных, души людей злых и несправедливых в телах волков, коршунов и ястребов, души людей, проводивших справедливую умеренную жизнь, но без занятий философией, поселяются или в телах мирных, общественных животных, как, например, пчела, или в телах других людей, могущих стать людьми добра».

Как мы видим, все сказанное вполне совпадает с положением Пифагора с той лишь разницей, что Платон допускает для некоторых душ возможность избегнуть необходимости жить в теле. Но это только души истинных философов, друзей юности, которые «всегда умеют овладеть своими страстями, не поддаваясь их влечениям; отрешившись от земных забот, они заняты лишь божественным и твердо верят, что умереть, уйти из этой жизни – значит перейти от зла к добру. Но таких людей немного, добавляет Платон, – народ не может быть философом.

В виду такого взгляда на сущность жизни, если в своих предписаниях относительно пищи Платон и допускал в некоторых случаях употребление мяса, например, для солдат, то во всяком случае для граждан предначертанной им идеальной республики он хотел лишь растительной пищи. «Пищей их должна быть, говорил он, ячменная и пшеничная мука, из которой они будут делать себе хлебы и пироги. Кроме того, у них будет соль, маслины, сыр, лук и другие овощи, которые производит земля: фиги, горох, бобы жареные, все это они будут есть, умеренно запивая вином»... Итак, мы видим, что запрещение Платона, вопреки Пифагору, не распространялось ни на бобы, ни на вино. Впрочем, он не советовал предлагать вино юношам до 18 лет: к чему подливать масло в огонь, сжигающий юношеское тело и душу, пока ему еще нет исхода в труде. Даже излишество в употреблении вина осуждалось Платоном лишь для людей, не достигших 40-летнего возраста, которым он советовал пить умеренно. Люди же перешедшие этот возраст, «могут предаваться радостям пирушек, пользуясь божественным напитком, который дарован людям, чтобы усладить суровую старость, возвратить ей живость юных лет, рассеять печали, смягчить жестокость нравов, как огонь размягчает железо, и сделать нас как-то проще и благосклоннее».

Таковы принципы вегетарианского воздержания, которыми Платон руководился, преподавал в своей Академии и которые в большей или меньшей полноте были приняты его последователями преемниками, как-то, Аргезилаем и Карнеадом. Первый из них, впрочем, хотя и отрицал у человека право убивать животных, питаясь главным образом виноградом, но умер от злоупотребления вином. В особенности строго придерживались вегетарианского режима философы уже позднейшего периода, неоплатоники Александрийской школы – Плотин, Порфир и Ямвинт.

В своем трактате «О воздержании от мяса животных» Порфир старается доказать, что не следует питаться мясом, чтобы сохранить здоровье души и тела. Всех животных он называет нашими ближними, потому что они также мыслят, чувствуют, как и мы, даже говорят. «Люди разговаривают между собой условными звуками, ими же самими установленными, а животные выражают свои чувства сообразно законам божества и природы. Если мы не понимаем их, это еще ничего не доказывает». Люди различных стран точно также не понимают друг друга, и все дело лишь в том, что до сих пор не нашлось человека, который бы мог научить нас языку животных. «Животные – существа подобные нам, и вполне справедливо обвиняют в беззаконии тех, кто решается есть мясо себе подобных». Впрочем Порфир оговаривается, что такая философия – далеко не для всех. «Я не имею в виду ни людей, занимающихся каким-либо производством, ни атлетов, ни солдат, ни матросов, ни софистов, никого из людей, проводящих свою жизнь в деловой сутолоке, я обращаюсь лишь к людям разума, которые хотят знать, чти они делают, для чего живут на земле и чем должны стать».

В этом Порфир сходится с Платоном, и мы видим отсюда, как философия осмысленной умеренной жизни, стремившаяся сначала популяризовать свои доктрины, постепенно все более и более замыкалась в узкий аристократизм, вынуждаемая к этому невозможностью осуществить свои стремления в окружающей донельзя распущенной среде.

Действительно вне философских школ, за исключением немногих эксцентриков вроде известного Аполлония Тианского или художника Протогена, который питался во время своей работы одними размоченными в воде бобами, боясь обильной пищей изнежить свой талант, – за этими немногими исключениями общество не настолько интересовалось принципами и мотивами вегетарианства, чтобы проводить их в жизни. Уже в Афинах пифагорейцы высмеивались в комедиях Антифана, Аристофана и других. Последний в своей комедии, озаглавленной «Пифагореец», устами одного из действующих лиц говорит, что философы «носят грязное платье, потому что у них нет другого, им нечего есть и они возводят свое воздержание в добродетель, но чтобы испытать их, пусть предлежать им мяса или рыбы и они съедят его с жадностью».

То же самое было и в Риме.

Конечно, ни Овидий, воспевший Пифагора, ни Гораций, хотя и прославлявший в некоторых своих одах воздержание и неядение мяса, не были вегетарианцами. Всем известно Горациевское «Nunc est bibendum», известны пиршества и оргии Рима, в которых не отказывались принимать участие выдающееся писатели и философы того времени. Нет нужды, что на самых пиршествах в виде развлечения устраивались словесные турниры между гостями: один защищал воздержание и простоту в пище, а другой доказывал необходимость приправ, разнообразие в яствах. Дело всегда ограничивалось лишь разговорами, не такое было время, чтобы доктрины Пифагора могли быть жизненными принципами многих. «Знаменитое, но не популярное учение Пифагора, писал Сенека, не имеет более представителя.

Школа Секстия, обновившая его со всей римской мощью, при зарождении своем была встречена с энтузиазмом, но теперь умерла»... Она не долго держалась. Вегетарианство во имя философской идеи осталось, таким образом, лишь в качестве редкого исключения.

О.

1. История Геродота I, II гл. CXXIII.
2. Юлий Цезарь, De bello Gallico VI, 14. Страбон, География IV, 4 Диодор Сицилийский, Историческая библиотека V, XXVIII.
3. Так, например, Fragmenta Empedoclis V 440, VI отрывок из утраченного труда Аристотеля о пифагорейцах, Athenaeus, Deipnosophistes IV, 52, Porphyrus. О воздержании от мяса животных и мн. др.
4. Fragments des philosophes grecs ed. Didox 1867.
5. Aristoxene. Жизнь Пифагора. – Diodor. Sic. Историческая библиотека.