Вегетарианское обозрение, Киев, 1910 г.
(Избранные статьи)
Штрихи
Лев Николаевич был чрезвычайно внимателен к чужим словам и мыслям и глубоко уважал всякое мнение, кто бы его ни высказывал. Не раз просил окружающих, вплоть до переписчика, указывать ему на недостатки в его сочинениях и легко соглашался, если только была какая-либо возможность.
Весною этого года в Ясную Поляну как-то зашел сумасшедший, бывший рабочий. Лев Николаевич принял его на веранде и стал слушать. Больной говорил около часа о «силе энергии», об охранном отделении, об «электричестве», что-то о средстве спасения людей и мн. др. Л.Н. слушал его серьезно и старался уловить какую-нибудь связь или смысл в его речах, и когда окончательно убедился, что этого нет, дружески попросил его перестать говорить.
До самых последних дней он все вспоминал об отказавшихся от военной службы, поедаемых в тюрьмах вшами (Л.Н. с ними переписывался) и даже иногда завидовал им.
В октябре этого года, когда он однажды вышел из кабинета, все, бывшие тогда в столовой, заметили у него на голове какую-то пыль. Л.Н. подозвал Александру Львовну и попросил посмотреть его голову. Оказалось, что это был табак, вероятно, попавший в волоса из новой зимней шапки, недавно одетой. – Ничего, почисти, – сказал Л.Н. дочери, – вшей нет, к моему стыду.
К своей славе он относился, особенно в последнее время, совершенно равнодушно.
Это тоже было в октябре нынешнего года. Завтракали в столовой. Один из присутствовавших рассказал о прочитанном в газете сообщении о выставке в Брюсселе, как там перед зрителями проходили переодетые и загримированные люди, изображавшие великих мудрецов: Конфуция. Будду, Сократа и др. – И вы, Лев Николаевич, там прошли, – кончил рассказчик.
Последнее Льва Николаевича нисколько не тронуло, но он взволнованно сказал: – Что ж, это значит, из религии делают комедию?
К синематографам, граммофонам, фотографиям и т.п. относился отрицательно, и в этом отношении уступал только по просьбам близких друзей и домашних.
После того, как Л. Николаевич недавно наговорил несколько пластинок (на четырех языках, из «Круга Чтения»), он вышел и сказал стоявшей тут же М.А. Ш., как бы утешая самого себя: «Что ж, не глупость же я туда наговорил».
Не любил Л.Н. также и какого бы то ни было предпочтения, какое часто ему оказывали люди.
Однажды пришли к нему несколько крестьян-просителей. Как только Л. Н. к ним вышел, они упали на колени. – Этак, батюшки, и я могу, – сказал Л.Н. и тоже опустился перед ними на колени.
Высоко уважая и любя сектантов, Л.Н. однако порицал в них часто встречающуюся черту – сознание некоторой отделенности от других людей.
Так, ему однажды рассказали о «добролюбовцах», которые называют только друг друга «брат».
– Вот этому я уже не сочувствую (кажется, так говорил). И Азеф мне брат.
Б.
|