Вегетарианское обозрение, Киев, 1911 г. ВО.1.1911, с. 44-46 Юбиляр-вегетарианец
Неделя о Ясинском
Ясинский всюду: в витринах, журналах, в описаниях, разговорах, воспоминаниях. Петербург празднует 40-летие своего популярного поэта-писателя, декоративно-прекрасного, изящного Иеронима Иеронимовича. И нас захватывает общая волна. (Неужели же не навестить, не поздравить старого славного друга)?
Весело ехать к Ясинскому. Когда где-то далеко, далеко за городом выбрасывает вас трамвай, вы уже сразу под сводом каких-то высоких липовых аллей. А вот и Нева Малая. Заря догорает; идешь по мосткам в каком-то "акварельном" настроении. А там в переулке "конка", настоящая "конка." Кондуктор уже зажег коптящую лампу. Душно, трясет. Сидишь и думаешь: вот то, чего уже нет.
— В тихой уличке с низкими деревянными домами мы стоим у сплошных деревянных ворот.
— Кажется, здесь, смотрите лучше. Это девятый?
— Это, это, входите!
— О — о! Какое большое место! Не то двор, не то сад, вон и огород. Летом, должно быть, чудесно. Построек сколько! И дом какой!
— Входите, входите.
Мы в кухне. Чудно пахнет жареными грибами и еще чем-то вкусным. Клавдия Ивановна сама здесь хлопочет. У кухарок никогда не бывает такого аппетитного запаха в кухне.
— Сам он тут все стряпал, — говорит Клавдия Ивановна. — Сейчас побежал сюртук одеть.
Еще минута – с лестницы, витой и крутой, быстро спускается огромная, хочется сказать, великолепная фигура Иеронима Иеронимовича. И вот мы уже надолго, на весь вечер под обаянием этих добрых, молодых глаз, которые под изогнутыми бровями блестят и смеются и верят, верят во все светлое и доброе.
Весь он, высокий, белый, пушистый, полон лучших начинаний.
Прежде всего с лампой в руке ведет он нас смотреть свою любимую коллекцию картин. Хорошие все имена. Этюдики, наброски, эскизы, с великой любовью вставленные в прекрасные, черные рамы. И.Е.1 наслаждается. Смотрит издали, то так, то сяк, глубоко засунув руки в карманы, а то вдруг быстро подойдет, вопьется глазами в холст и нарисует что-то рукой в воздухе. А вот и еще работы фантастичной кисти.
— Мои, Мои, грехи... Ясинский смеется и лампа прыгает в его руке.
Восторги палитры... а сколько других восторгов в доме! Старинная мебель, бронза, безделушки, — все, видно, такое любимое, обласканное, такое, чем наслаждаются ежеминутно. И все, все, до последнего гвоздя, заработанное своими трудами и ими освященное. В кабинете писателя, заваленном книгами и художественными произведениями, я думала: как это все тепло и уютно. Перестану делать порядок в своей комнате, может быть, и у меня так будет. И тут же чувствую – нет, нет, куда же! Для этого требуется особая артистическая душа; без этого света все деревянно и холодно.
— Обедать, обедать! зовет снизу Клавдия Ивановна.
Обед без "рабов". В первый раз в жизни приходится переживать в гостях этот восторг. В первый раз в жизни приходится видеть осуществление своей мечты. Стол накрыт изящно. В прекрасных вазах клонятся и благоухают белые розы. А какая посуда! старинный "веджвут", какие странные, интересные ложки.
Сидит во главе стола величественный Зевс и наливает нам в расписные стаканы чудесный нектар, столетнее белое вино. Мягким теплом разбегается оно по крови. Кажется, будто солнце греет. Весело. Оглядываюсь, прислуги нет как нет. Какое гармоничное настроение. Никто не слушает, не мучается, не унижается. Разве вино могло бы быть так вкусно, если б тут стояла та, которая его не получит.
— У нас работает жена дворника ежедневно от 10 до 4 часов. А потом уж мы сами все делаем, — объясняет Клавдия Ивановна, открывая крышки великолепных вегетарианских закусок. Здесь уже не тепленькие тюри и каши. Здесь опять осуществление моей мечты – вегетарианство торжествующее, творчески заманчивое.
Как вкусно, как неожиданно составлено. И все ведь это Зевс сам придумывает и таинственно смешивает в кастрюлечках. Да, Зевс, которого совсем не хочется называть Иеронимом Иеронимовичем. Странно – с другими людьми так спокойно: Иван Семенович или Петр Алексеич, Сергей Сергеич. А тут нет, все работает воображение, представляются мифы, сказки, купола соборов.
За обедом с нами семья: девушка лет 16 и два высоких студента.
Все помогают друг другу ласково, весело.
Наконец снимается крышка с старинной миски и по комнате разливается какой-то особенно приятный аромат.
— Ну вот и суп из сена; позвольте, в самую старинную чашку вам налью. Эх, уж мало их осталось...
— Это из сена? У нас он никогда так не пахнет.
— Как вкусно! Илья Ефимович, что же вы молчите?
— Тонко, артистично, — отвечает И.Е. гортанным голосом, дуя в чашку. — Не дурно бы вам принять к сведению.
— И как я это сено покупала...
— Клавдия Ивановна конфузится, молодое лицо ее краснеет и добрые глаза смотрят близоруко и виновато из-за больших очков. — Пришла в лабаз, спрашиваю 1 фунт сена. Лабазник стал отвешивать. — Ну, уж чего там, бери два... и кушай на здоровье. С лица посвежеешь.
— Сколько же он за это взял?
— Полторы копейки за фунт... И бумаги у него не было... так я и несла в руках.
Вечер тихий, морозный. Быстро идем мы с И.Е. по тихой уличке.
— Как это должно быть вам дорого, что есть люди, которые так ценят и любят искусство!..
Я смотрю вверх. Звезды прыгают по ветвям берез.
— Да и не только нам, художникам, это приятно, я думаю, самому Богу приятны люди, которые умеют наслаждаться очарованием Его творчества...
Молчу и улыбаюсь. У меня в душе своя только что пережитая радость: жизнь без рабов, торжествующее вегетарианство и вместо мясной лавки – сенной лабаз.
Н.Б. Северова.
"Пенаты". Январь 1911 г.
1- И.Е. – Илья Ефимович Репин. Редакция "Вегетарианского обозрения".
|