Вегетарианское обозрение, Киев, 1911 г.

ВО.2.1911, с. 26-29

Ответ Евгению Лозинскому

Письмо г. Е. Лозинского меня обрадовало и удивило. Обрадовало потому, что мы встретились в редко исповедуемых взглядах на объем понятия "вегетарианство", удивило потому, что он требует немедленного приложения этих взглядов, отрицая серьезное значение вегетарианства без практического применения его во всем объеме.

Обычное узкое толкование вегетарианства претит мне не менее чем ему, и теоретически я его признаю правым, но тактически мы расходимся до того, что я считаю даже неуместным поднимать поднятый им вопрос. Каждому овощу свое время, — так и эзотерической проповеди вегетарианства.

Собственно говоря, наш великий учитель предупредил книгой "Первая ступень" те претензии, которые г. Лозинский предъявляет к вегетарианству, требуя, чтобы оно сразу попало на последнюю ступень и в противном случае отказывая ему в своем уважении. Очевидно, что нельзя подняться на последнюю ступень, минуя первую, на что как будто рассчитывают очень многие другие – конечно, только идеологически – воображая себе, что у них есть или будут крылья. С этим следовало бы соображаться г. Лозинскому.

Но кроме того, дает ему ответ и г. Ф. Страхов своей записью в Ташкентском альбоме, отвергающей положение "Или все или ничего", и, наконец, я сам, в том же месте, принципиально признавая самое широкое толкование вегетарианства, отказываюсь от обоснования его сентиментальностью.

Да, первая ступень необходима, и не только с точки зрения "сентиментального вегетарианства". Только пережив ее в личностях и массах, можно думать о дальнейшем подъеме, так как одно вытекает из другого и жизнь не терпит скачков, как не терпит пустоты. Жизнь движется противоречиями, так как заключает в себе весь мир, верх и низ волны, левое и правое качание маятника. Теория исключает противоречия, но именно поэтому она отвлеченна, неестественна, однобока; построенная на устоях логики, она не вмещает мира, как не вмещает его логика. Пригодная для систематического, философского умствования, она не годится для приложения без существенных поправок, она должна применяться. Роль корректора обыкновенно берет на себя время, затирая или уничтожая недозревшие или отжившие учения и догматы, максимы и постулаты. Время же дает назревать явлениям и способствует их полному развитию.

Часто мы должны довольствоваться одним сознанием, куда мы идем, и медленно направлять путь в известную сторону. Несправедливо упрекать нас в начале нашего пути, что мы не подошли к цели.

Много дорог, говорит пословица, ведут в Рим. Сдается, думаю, и другим, что и наша дорога ведет туда – именно в Рим г. Лозинского, — но своими местами, хотя бы уже потому, что понятия зла и добра вовсе уж не такие исконные, непоколебимо-абсолютные, безусловно общие понятия. Они тоже подвластны времени, жизни, пожирающей и рождающей, смертью одних питающей других, потому что само из себя ничего питаться не может.

И чтобы не погрязнуть в теоретической отвлеченности, надо первым делом признать разнообразие людей, если не по существу и достоинству, то по стремлениям и развитию, признать, что вовсе не все люди одинаково стремятся в Рим – Рим г. Лозинского и наш – и что поэтому и мы несем не мир, а борьбу, естественную борьбу, наблюдаемую в лесу, в дебрях. Всех под одну шапку не поместишь.

Но для единомышленников вегетарианские радения имеют именно не медицинское только, но и социальное значение, так как гигиена служит предположением этики и долг каждого человека прежде всего быть здоровым и бодрым; одно медицинское значение они могут иметь для отдельной личности, а не для коллектива. Конечно, и в коллективе – после устранения эксплуатируемых мамок и нянек – слабая личность будет тем или иным образом утилизироваться сильной – закона природы смертным не прейти! Тщетны все потуги превзойти естество на деле, перепрыгнуть самого себя!

И дело не в том. чтобы уничтожить черный труд или изъять его из рук, более способных к нему, нежели к чистому труду, и заставить пачкаться белоручек, а в изменении отношения к исполняющим черный труд и к нему самому.

Каждому должно найтись свое место, не связанное ни с каким унижением и презрением, или возвеличением и каждением, не менее портящими трезвое, зрелое отношение к разной совместной работе коллектива. Во всяком случае же нравственность не может заключаться в обезличении, а только в самоопределении и соответствующем размещении личностей.

Конечно, классовый строй препятствует доброй воле многих, но вегетарианство тут ни причем, как ни причем и другие течения обновления; они только способствуют возрождению в границах достижимости, не обязываясь достигнуть и дать его полностью. А от богатства кто отказывается? И опять я отсылаю г. Лозинского к г. Страхову, даже если он не видит, какой силе служит вегетарианство, не видит из-за того, что оно считается с реальными силами.

У вегетарианства есть, хоть маленькое дело, да дело, есть начало от верной, естественной точки отправления, собственного я, одновременно слагаемого и слагающего; у многих других есть только умствование, надежды, ожидания, посулы, мечты и слова, разработка вопросов и систем, рассмотрение положений и отношений, погоня за возможностями и постройка воздушных замков, материалистически одностороннее превращение человека исключительно в продукт внешних условий среды (или в метафизически независимого божественного самоопределителя для жизни иной, вечной, — милостью слепой веры).

Вегетарианство не есть аскетическая блажь переевшихся и перепившихся богачей самодуров, ищущих спасения, а практика жизнерадостности живых, движущихся людей.

Действительно, если отрицать всякий смысл существования и всякое значение интеллигенции и образованных людей в целом и отдельности для обновления и улучшения жизни (хотя именно они, кажется, производители идей просвещения и реформ), то, конечно, все равно, в каком состоянии их желудки. Но тогда и на образованность, и на науку, и на искусство и т.д. следовало бы махнуть рукой и начинать все развитие с начала или совсем не начинать этого дела.

Наше же мнение, что следует пользоваться всеми силами, действующими или могущими действовать в известном направлении, но пользоваться умело. При этом не мешает иметь в виду, что состояние души зависит так или иначе от состояния тела, а это последнее – от питания.

Исключить же вообще эгоизм из действий живых – это значит, исключить жизнь, что – явный абсурд и безнадежная греза. Всякая жизнь эгоистична и должна быть таковой, если хочет удержаться. Утверждать противное значит искажать истину и прикрываться отвлеченными философствованиями какой бы то ни было идеологии. Старания "малых сих" так же эгоистичны, как эксплуатация сильных, а потому справедливы, как справедливо и самопожертвование, если оно вытекает из существа, а не из внушения. Право в корне не что иное, как длительное выражение силы и потому право приобретается борьбой.

С развитием личности дифференциация неизбежна; из этого вытекает разделение труда и эксплуатация, которую ничто не может уничтожить, а только более или менее смягчить, потому что соотношение сил есть реальный факт, который не может быть выключен никакими идеологическими изощрениями.

Вегетарианство стремится к сближению людей через смягчение, облагорожение и опрощение их, к освобождение свободоспособных и к установлению человеческого достоинства для всех, но земной мир и рай устроить не берется, как не берется добиться утопичных всеобщего согласия и всеобщего блага методологии учения о социальном равенстве. Да они и невозможны и нежелательны, как противоречащие жизни.

Если даже коллективная покупка земли на трудовые гроши не есть переходное разрешение вопроса о земле, — исход, — то придется возвратиться к первобытному средству, простому завладению необходимым участком и отстаиванию захваченного. А пока в экономической жизни действует конкуренция, и вегетарианству с ней считаться нужно, если оно не может или не хочет быть благотворительностью.

При свободе всегда будет нравственный хаос – нравы связывают – (как и хаос жизни) и только догмат и регламент вводят насильственный порядок от имени Великого Инквизитора. Но постигнуть несправедливость своего существования до последних корней своих может, лицемеря, только человек, рисующийся своим фарисейством, якобы справедливостью и признающий лишь свою нравственность – и ее абсолютной! – и ублажающийся своей фразеологией, как обязательной для всех.

Если вегетарианство и ведет к общей реформе всех сторон нашей жизни, то требовать его немедленного отождествления с ней не приходится. Мы все идем в Рим, но своими путями, чтобы после соединиться и победить; начиная же с обновления своего тела и души, мы первой ступенью считаем вегетарианство, и нет ничего удивительного если к нам присоединяются больные, ищущие прежде всего и больше всего выздоровления. Затем мы переходим к этическим, социальным и политическим и не напоследок, к эстетическим вопросам и, подготовленные, — понемногу подходя к преобразованию всего строя, а не радикальствуя бесплодным образом на словах и не требуя неудобоисполнимых сразу новшеств, — довершаем свое дело.

Рим строился не один день и большое дело медленно зреет. Только органический коллектив приводит к органически добровольному порядку. Главное же – не следует обвинять и осуждать огулом и одним взмахом какое-нибудь движение, не справившись, не исследовав тщательно все пружины, двигаются участвующих в нем.

Непонятно, почему общие грехи и ошибки взваливаются именно на шею вегетарианства. Нет, побольше осмотрительности, целесообразности и производительности, — не снисходительности – в рассуждениях о чужих грехах, к которым прикосновенен более или менее каждый...

Коканд
Январь 1911 г.

Ф.Р. Герман