Вегетарианское обозрение, Киев, 1913 г.
(Избранные статьи)

В мире печати

IV.

Член вегетарианского Общества "Духовное Пробуждение" В. Трубецкой прочел 31 января в Москве лекцию "Здоровье тела – бодрость духа". В № 27 "Русского Слова", в заметке "Песни вегетарианской души", находим отзыв об этой лекции.

"Вчера вечером аудитория Политехнического музея приняла несколько необычный вид – вся эстрада уставлена живыми цветами и тропическими растениями, среди зелени которых слабо мигают огоньки свеч над пультами музыкантов.

Тушится электричество, – на экране появляется "св. Цецилия" Гвидо Рени, и в полумраке еле освещенного зала льется нежная мелодия "Ave Maria" Баха-Гуно.

Свет вспыхивает снова.

На кафедру всходит бледный человек во фраке, с цветком белой гвоздики в руке. Это Василий Трубецкой, устроитель "художественных вечеров" и член вегетарианского общества "Духовное пробуждение".

Начинается чтение доклада: "Здоровье тела – бодрость духа", сопровождаемое музыкой, пением и световыми картинами.

Говорит г. Трубецкой горячо и искренно и, вне зависимости от содержания его речи, вызывает невольную симпатию. Следить за мыслью г. Трубецкого нелегко, – он беспрерывно отвлекается в сторону, второстепенным деталям отдает слишком много места, цитирует самых разнообразных авторов: тут и Зенд-Авеста, и Г. Зудерман, и "Портрет Дориана Грея", и индусские йоги, и Тютчев, и Тургенев.

Насколько можно уловить среди этой смеси, г. Трубецкой задался целью – возродить забытую ныне мудрость древневосточных философов и пророков.

В древности в Индии и Персии люди понимали, что мир един, что "все во всем", и поэтому не отделяли мира духовного от мира физического. Мы, заблудившиеся в пустыне уныния и отчаяния, должны идти за ними, чтобы возродиться.

Надо стать, как дети, и тогда мы поймем всю радость и красоту жизни. Такими детьми были величайшие художники земли: Рафаэль и "солнце музыки" Моцарт.

Путь к возрождению, указанный Востоком, заключается в устранении из нашей жизни всего лишнего, ненужного – обжорства, пьянства, что вызывает болезни и грех. Необходимо рано ложиться спать, рано вставать, умеренно есть (вегетарианскую пищу) и глубже дышать.

На последнем г. Трубецкой особенно настаивает: дело в том, что, по сведениям индусских йогов, "в воздухе находится особый элемент, некая живительная субстанция – "прана", и чем мы больше введем в себя этой "праны", тем лучше будем себя чувствовать".

Не менее важно и питание. "Еда приобщает человека к плоти мира. И когда человек ест, то он принимает мир".

В дальнейшем г. Трубецкой говорит о миропорядке, о всеобъемлющем чувстве ритма, о законе всеобщего движения, о проявлении этого закона в человеческой душе (так называемой "песне души"); перед картиной Бронникова произносит "гимн восходящему солнцу", показывает массу снимков и картин самых разнообразных художников... Все время продолжаются и музыкальные исполнения: поют "Sanctus" Бетховена, "Занялася заря" Чайковского, играют трио Аренского".

Киевские охотники, желая, по-видимому, доставить себе и широкой публике "приятное" зрелище, устроили 24 февраля на гипподроме "садки на волков". Это заранее приготовленное отвратительное зрелище вызвало достойную отповедь на страницах "Киевской Мысли". В № 45 названной газеты В. Чаговец в статье "На злобу и резвость" пишет:

"Общество правильной охоты устраивает на днях так называемые "садки на волков".

Зрелище кровавое, жестокое.

Как происходит эта травля, – рассказывать не буду. Весь смысл ее в том, чтобы убедиться, в какой мере густопсовый борзой кобель проявит свою злобу и резвость в схватке с затравленным волком, которого выпускают из клетки в загороженном месте, где он не может никуда укрыться, и таким образом, обречен на верную и мучительную гибель...

Собака должна проявить целый ряд специальных качеств, из совокупности которых составляют представление о ее злобе и резвости...

За собачьей техникой следит особое человеческое жюри, которое затем удаляется на совещание и в конце концов выносит свой приговор.

Здесь важно, как кобель набросится на волка, как собьет его с ног, какую обнаружит цепкую хватку, как глубоко вонзится своими зубами в волчий загривок... Или, наоборот, струсит, подожмет хвост и робко забьется в угол, почуяв недоброе...

И тогда по его спине вволю погуляет арапник, мстящий за посрамление владельца.

В том или ином случае картина жестокая, требующая особой психологии и развивающая особые настроения".

Далее, указывая на бессмысленное жестокое истребление кроликов, на "широко практикуемую во всем культурном мире стрельбу по голубям" и прочие искусственно прививаемые жестокие нравы и привычки, автор заканчивает:

"Я вовсе не желаю быть парадоксальным, но на одной и той же окровавленной плоскости, которая так гипнотизирует человека, пробуждая в нем зверя, я вижу с одной стороны белого голубка с еле заметным кровавым пятнышком под левым крылом, далее возвышается целая гора кроликов, затравленных фокстерьерами и растоптанных очаровательными амазонками, еще дальше трофеи злобы и резвости густопсовых и, наконец, – эшафот, к которому хлынуло целое людское море, пьяное и алчущее зрелища крови.

Помните эти ошеломляющие описания недавних парижских казней, на которые собирались несметные толпы из разных городов...

Помните эти балконы, усеянные публикой, которая наслаждалась "работой Дейблера"...

Кровавая пища – самая страшная отрава души...

И если мы не в силах, если нет у нас магического, чудодейственного жезла, чтобы единым мановением рассеять эти пугающие нас кошмары бытия, то зачем же создавать новые зрелища, создавать добровольно и публично, а главное, оправдывать их какими-то объективными целями, хотя бы даже чисто спортивными...

Или мы не чувствуем, что, устраивая поединок собак и волков, мы сами в себе культивируем "злобу и резвость", в которой, кажется, недостатка нет!

А ведь на эти забавы собираются и охотники и гости... Пожалуй, и детей с собой приведут...

Так нужно ли, хотя бы во имя какой-то "правильной охоты", устраивать еще какие-то кровавые зрелища?!

Не довольно ли злобы и без волчьих садков?! Без этой дикой забавы..."

В связи с этой "злой забавой" мне вспомнился один кровавый юбилей, о котором немецкие газеты недавно писали в особенно почтительном тоне. Германский император Вильгельм II недавно праздновал сорокалетний юбилей своей охотничьей деятельности. Вот "плоды" этой "человеческой" деятельности по данным немецких газет:

"Император Вильгельм II убил на своем веку: 2 000 оленей, 92 серны, 17 988 зайцев, 3 686 кроликов, 3 медведей, 38 578 фазанов, 87 диких уток, 867 куропаток, 12 зубров, 3 432 кабана и т.д. Недавно, во время совместной с наследником австро-венгерского престола охоты, император проявил прежнюю меткость и твердость руки".