Вегетарианское обозрение, Киев, 1913 г.
(Избранные статьи)

В мире печати

Периодическая печать все более и более уделяет вегетарианству внимания; за последние три-четыре месяца в разных газетах и журналах были напечатаны многие статьи по этому вопросу. Интересна ст. А. Ценовского: "Мясоеды и мясоборцы" написанная в широко распространенной на юге России, газете "Одесские Новости" (№ 2097), отмечающая как положительные, так и отрицательные стороны современного вегетарианского движения. Критикуя крайнее вегетарианство, проповедуемое Н.Б. Нордман-Северовой, автор говорит:

"Конечно, все это, вместе взятое, кажется чрезвычайно странным. Но в этих странностях, крайностях, преувеличениях, нежелании считаться с тем, что уже давно известно, в этой претензии даже на какое-то "откровение", – г-жа Северова прямо так это и называет, – есть все-таки что-то хорошее, идущее от желания очистить свою жизнь, внести в нее что-нибудь новое, живое, интересное. Несомненно, что жизнь, если говорить о жизни среднего буржуазного человека, слишком ушла в пищеварение. И несомненно, что в необходимости убивать животных, чтобы делать из них бифштексы, мозги с горошком или отбивные котлеты, есть что-то отталкивающее, противное, отвратительное, о чем человек только умышленно не хочет думать. А если подумает, то, может быть, сделает так, как делает г-жа Северова, или вообще не станет есть мяса.

Как это противно, страшно видеть, когда из животных делают мясо! Когда льется из перерезанного горла кровь, дымится свежее, еще неостылое тело! Кровь везде. На полу, на стенах, на одежде.

И страшные, забрызганные кровью люди режут, убивают, снимают почти заживо с животных кожу, подвешивают баранов и телят вниз головами, чтобы лучше, скорее стекала кровь из громадной зияющей на шее раны, ловкими, привычными ударами маленьких ножей ранят в затылок быков. А свиней бьют большими деревянными молотками по голове. Ошеломленное ударом животное как-то странно шатается, приседает, из ноздрей показывается несколько капель темной крови. И тогда его очень удобно зарезать.

И везде предсмертное хрипение, какие-то странные, похожие на человеческие, стоны, приторный запах свежей крови, судорожные вздрагивания умирающих животных. А потом все постепенно превращается в говядину, свинину и баранину.

Можно подойти к вопросу совершенно с другой стороны. Можно забыть обо всем этом, считать преждевременной, сантиментальной жалость к животным, когда еще так жестока жизнь, когда люди еще убивают друг друга, когда еще в самые последние дни можно было убедиться в том, каким отвратительным, жадным, хищным зверем остался до сих пор человек.

Можно считать это, – и, может быть, не без основания, – еще не очередным вопросом. И подойти к нему, оставив принципиальное, совершенно с другой стороны. Нужно или не нужно? Возможно или невозможно? Может или не может человек обойтись без убоины, без того, чтобы бить свиней по голове молотками? И вот тут на городского жителя надвигается в последние годы чрезвычайно интересное массовое явление. Каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад не употребляли мяса, были вегетарианцами, по тем или другим соображениям, отдельные лица, которых все считали чудаками. А теперь это охватило тысячи. Теперь это неудержимо растет, распространяется, сделалось в городской жизни явлением общим, охватившим всех. Теперь вегетарианство – настоящее общественное движение, которое началось от умеренности в еде, от грибных котлет и протертого картофеля, и разрослось теперь в целое учение, обнимающее всю жизнь человека, видящее в этом принципе "есть, не убивая" начало лучшей, более гуманной жизни. И как почти бессознательный протест против того, что есть на самом деле, вегетарианство идет в толпу с пропагандой борьбы против жестокостей жизни в семье, в школе, в обществе, борется против алкоголизма, против курения, хочет, чтобы его целью были не только вопросы рационального питания, но чтобы "первое место было отведено духовной стороне", чтобы все стремления вегетарианцев были "освящены моральным идеалом – осуществлением царства гармонии и справедливости на земле".

Это уже не протертый картофель, не скромная безубоина, а целая религия, целое учение. И так как никто, в сущности, не знает, как нужно осуществить царство правды и гармонии на земле, то новое учение очень быстро и легко распространяется. Уже у вегетарианцев есть всюду, теперь и у нас в России, свои столовые, общества, собрания. Издается в Киеве "Вегетарианское Обозрение". И был в Москве в минувшем апреле даже первый всероссийский вегетарианский съезд. Как-то незаметно, почти внезапно, развилась, объединила тысячи людей целая доктрина, у нас, в России, к тому же, поддержанная обаянием Льва Николаевича Толстого. И первый всероссийский съезд вегетарианцев становится на эту точку зрения. Требует в своих резолюциях, чтобы вегетарианство занималось не только желудком, но и душой человека, хочет, чтобы люди строили и учили своих детей строить жизнь "на началах деятельной, широкой гуманности, в создании радостной, светлой, здоровой творческой и трудовой атмосферы". Говорит о близости природы, о земледельческих поселениях, о радости жизни, духовном возрождении, о том, что нужно вегетарианские организации объединить с другими, близкими по идее, – этическими, воспитательными, кооперативными, религиозными, лигой мира и т.д.

Под такие знамена пойдет, конечно, всякий, в особенности в условиях нашей, русской, жизни. И не нужно очень большой дальновидности, чтобы предсказать дальнейшему росту вегетарианства, в частности, русского вегетарианства, очень большой и быстрый успех. И как его крайняя отрасль, как его аскетизм, уже появляются такие преувеличения и странности, как пропаганда сена и сенного питания. Это бывает всегда, во всякой религии. Один просто ищет Бога, правды, смысла, оправдания, цели. Другой обставляет себя непременно декоративными эффектами, – фимиамом, блеском золота, волнующими душу звуками. Один ищет религии вне себя. Другой непременно хочет, чтобы религию чувствовало все тело, весь организм. И стоит часами на коленях, изнуряет, истощает всячески себя. И вместо утомления чувствует радость, подвиг, жертву Богу. То, что делают г-жа Северова и другие сеноеды, давным-давно сделано, и гораздо лучше, сильнее, монашеством. И общим явлением это никогда не будет, не может быть, потому что подвижничество никогда не было общим явлением, и потому что говорить, что питательность молока – "один гипноз", а настоящий эликсир человека в щепотке сена, можно только в шутку.

Но есть другое. Несомненно, средний городской житель прежде всего переедает, ест больше, чем нужно, чтобы жить. И вся жизнь, в канцелярии, в банке, в суде, в конторе, такая, что организм застаивается, тяжело, кровь вяло, лениво движется по телу, все залеживается, застывает, дряхлеет, нет в теле живого обмена, силы, энергии, радости, отлагается везде в тканях много ненужного и вредного. Я смотрел как-то в гидропатическом заведении на голые городские тела. Какая ужасная, отвратительная картина! Громадные животы, – отвислые, дряблые, похожие на опустевшие мешки. Обвислая, морщинистая, как дурно сшитое платье, кожа. Дряблые, потерявшие упругость мышцы, тяжелая, неуклюжая походка, желтые, безжизненные краски тела, потускневшие, потухшие глаза. Как отвратительно смотреть на это все! Все убил проклятый город. Все заела жизнь среди цифр, бумаг, однообразной, скучной, часто бесцельной работы, в пыли душных, тесных, темных клеток, где нужно быть и днем и ночью. Без воздуха, без солнца, с одной Дерибасовской улицей вместо природы.

И вегетарианцы впадают в большую ошибку, когда настойчиво и упорно твердят только о неправильности питания, о мясе, как источнике всех зол для организма. Круговорот жизни слагается не только из того, что человек получает, но и из того, как и на что он полученное тратит. Нет обмена хорошего, правильного, живого, поддержанного природой обмена. Испорчена, отравлена физическая жизнь. И есть несчастье, горе, душевные страдания, от которых нельзя и некуда уйти. Сколько их! В семейной, личной жизни, общественных отношениях, в давлении, гнете, неправде, насилии. Испорчена жизнь психическая. И человек прибегает к затемняющим сознание возбуждающим, отравляющим мозг средствам, – алкоголю, табаку, наркотикам, бессонным ночам, азарту игры. И вегетарианцы совершенно неправы, когда думают и говорят, что все зло от пищи, от неправильного питания. Все это гораздо сложней. Но они глубоко правы в другом: если живущий в городе человек не в силах изменить условий своей жизни, если он должен сидеть целыми днями в душном, скверном воздухе своей нотариальной конторы, своей судейской камеры, банка, магазина, если вести более близкого к природе образа жизни ему невозможно, и он дальше загородной поездки в трамвае, и то в праздничные дни, ничего сделать не умеет и не в состоянии, то, конечно, нужно, чтобы его питание сообразовалось с теми условиями жизни, в которых он волей-неволей живет. Оставляя в стороне все этическое и эстетическое, забывая о тех случаях и моментах, когда мясное питание бывает необходимо, – для несущих слишком тяжелый физический труд, для выздоравливающих, хронических больных и т.д., – нужно сказать, что именно для отяжелевших, забитых городской жизнью людей, мало двигающихся, невольно опустившихся, – режим вегетарианца и вегетарианства, не доведенного, конечно, до смешных крайностей, должен быть самым подходящим. Это инстинктивно чувствуют, вероятно, городские жители, которые набросились с такой охотой и в таком неожиданно громадном числе на только что открывшиеся в Одессе вегетарианские столовые.

Религия – сама собой, принцип сам собой, но громадное значение имеет прежде всего и возможность найти питание, отвечающее неизбежным, неустранимым условиям жизни. В этом, мне кажется, независимо от жалости к скотам, первая и самая глубокая причина жизненности физического вегетарианства, тем более, что безубойное питание никогда и никакого вреда совершенно здоровому организму сделать не может. Конечно, не нужно делать из этого доктрины, стеснять личную свободу человека. Конечно, отойти от мясного питания совершенно человеку пока очень трудно. И питание может оставаться смешанным. Но подойти ближе к питанию вегетарианскому непременно нужно каждому горожанину, тем более, что именно у нас на юге оно удобнее, чем где бы то ни было.

Я помню, на одном из пироговских съездов окружной врач, кажется, Якутской области рассказывал, что зимой то небольшое селение, в котором он живет, засыпает совершенно снегом. И все, в течение нескольких месяцев, едят только мерзлую рыбу. Прорывают между домами, в снегу, туннели и траншеи, ходят друг к другу в гости, – священник, доктор, писарь, учитель. Садятся в кружок, разговаривают. Потом пьют стаканами водку и закусывают одеревеневшей от мороза рыбой. В этом их пища и физическая, и духовная. И никакого вегетарианства там нет.

Вегетарианство психическое. Об этом можно много спорить. Слишком уж далеко распространяют область своего психического влияния вегетарианцы. Даже против "яда кинематографов" хотят бороться. И слишком, кажется мне, прямолинейно смотрят на вещи. Кто-то сказал, что из всякого некрасивого лица можно сделать красивое, если озарить его светом мысли. Да, это несомненно. Оттого средний житель города и кажется таким бесцветным, неинтересным, что у него потухла, от тяжелой жизни, мысль, притуплены все чувства. Несомненно, что чувство сильное, глубокое, большое, настоящее, мысль, обращенная к тому, в чем нужно искать смысл, сущность, цель, – возвышают человека, приближают его хоть сколько-нибудь к разгадке жизни. И в душе человеческой лежит на дне так много красоты, ненужной никому, заброшенной, забытой. В разуме так много сил, еще не тронутых, неизвестных никому.

И вегетарианство хочет этого коснуться. Хочет пойти дальше узкого, будничного, не умеющего поднять лица вверх. Какой радостью, какой искренней радостью жизни проникнуто все, что они пишут! Как ясно и просто им кажется считать друг друга ближними, братьями! Как много у них от настоящего чувства любви! И все-таки как смешивается у них большое с малым, религия с правильно удовлетворенным пищеварением, этика с курением табаку, широкие общественные идеи с полицейскими запрещениями, лига мира с требованием личной трезвости!

Это самое слабое место и это самая интересная сторона их учения. Если идти от широкого общественного начала, то нужна непременно личная свобода, нестеснение лица. Не нужно непременно уравновешивать все, заставлять, запрещать, касаться мелочей. Это должно приходить само собой, без всякого принуждения, в котором всегда есть элементы сектантства.

Не нужно секты. Пусть будет все само собой. Нужны только общие начала. И в этом отношении чрезвычайно интересно, что так расширили вегетарианцы понятие о правильном питании, – физическом и духовном. Пришел такой момент, что человеку хочется найти ответы на всегда неразрешимые вопросы в себе самом, в своем углублении мысли, в своем возвышенном, настоящем чувстве, в своей личной радости, страдании, сомнении. И психическое вегетарианство, в сущности, идет от этого начала. Но оно плохо его формулирует, идет слишком элементарным, прописным путем, не может никак избежать смешных преувеличений, и это вредит основной идее, которая сама по себе очень интересна, верна и жизненна".