Вегетарианское обозрение, Киев, 1913 г.
(Избранные статьи)

В мире печати

В вышедшем недавно сборнике "Всемирное Единение", изданном Н.А. Шейерманом, находим интересную заметку об апостоле кокосоядения, А. Энгельгарте.

"В южной части Великого океана, на севере Новой Гвинеи, лежит небольшой остров Кабакон (в архипелаге Бисмарка); он имеет около 86 гектаров поверхности и густо покрыт роскошными кокосовыми пальмами. На этом острове живет около 70 человек туземцев, среди которых в 1902 г. поселился А. Энгельгарт – проповедник нового учения. Особенно благоприятный, сырой тропический климат гарантирует постоянный урожай кокосовых орехов, и небольшая компания занимается сушением их; работа эта продолжается круглый год, т.к. орехи поспевают на пальмах пучками постепенно, каждый месяц. Продолжительная жизнь в тех условиях и наблюдения привели Энгельгарта к убеждению о незаменимости кокоса, как исключительного питания человека. Он говорит, что кокос является исключительно приспособленной для человека пищей и что при естественной жизни в условиях того климата и постоянном солнечном свете обеспечивается человеку здоровая и долголетняя жизнь.

А. Энгельгарт приглашает к себе каждого принявшего его учение для совместной жизни и гарантирует ему существование. Учение его, как слишком радикальное, конечно, было всячески осмеяно и игнорируется даже многими вегетарианцами. Он написал несколько сочинений, в которых воспевает кокосовый орех и доказывает несокрушимость своего учения. Его девиз: "Вперед в тропические страны, к кокосовой пальме на истинную родину и к истинной матери человека".

В № 36 "Недели" напечатана следующая заметка Ив. Трегубова "Суд над толстовцем".

"23 августа в петербургском военно-окружном суде, при открытых дверях, слушалось дело о толстовце – молодом солдате лейб-гвардии саперного батальона Евгении Малкуше, преданном суду за отказ от военной службы по религиозным убеждениям.

Суд происходил под председательством военного судьи генерал-майора Зандера, при участии 4 временных членов суда, помощника военного прокурора полковника Матиаса и защитника штабс-капитана Козеко.

Из прочитанного председателем суда обвинительного акта явствует, что Евгений Малкуша родился 12 декабря 1890 года от православных родителей (крестьян Волынской губ.) и будучи принят на военную службу 8 ноября 1912 года, через некоторое время заявил начальству, что он по своим религиозно-нравственным убеждениям не может быть солдатом, и отказался от исполнения воинских занятий.

За это он был предан петербургскому военно-окружному суду, который 12 марта сего года приговорил его в дисциплинарный батальон на 1 год 4 месяца. Но еще до вступления этого приговора в законную силу Малкуша непочтительно поступил по отношению к своему начальству и за это вторично судился 1 мая с.г. в том же суде и, по совокупности преступлений, был приговорен к 1 году 8 месяцам дисциплинарного батальона.

Это наказание Малкуша отбывал в том дисциплинарном батальоне, который находится в с. Медведь, Новгородской губ. Так как он и здесь отказывался от воинских занятий, то за это его сначала наказывали (карцером и розгами), а затем предали третий раз суду, который и состоялся 23 августа с.г.

Прочитав обвинительный акт, председатель суда спросил подсудимого:

– Признаешь ли ты себя виновным?

– Так точно, признаю, – ответил он.

– Расскажи, как ты дошел до таких убеждений?

– Я читал сочинения Л.Н. Толстого и пришел к убеждению, что его учение о непротивлении злому основано на Евангелии, а военная служба есть не только противление злому, но и причинение вреда ближнему. Поэтому я не могу быть солдатом и пользоваться оружием.

– И что же, ты думаешь, что государства могли бы существовать, если бы все придерживались таких взглядов?

– Да, если все будут придерживаться таких взглядов, то государства будут существовать, но тогда не будет ни убийств, ни войн, и насилие исчезнет с лица земли. Впрочем, я готов служить на военной службе и исполнять все, что мне прикажут, но прикасаться к оружию я ни в коем случае не могу.

– Ну, а как бы ты поступил, если бы на твою мать в твоем присутствии напали разбойники и намеревались зарезать ее?

– Я стал бы убеждать разбойников не делать зла моей матери, так как это грешно.

– Ну, а если бы не убедил?

– Тогда я поставил бы самого себя под нож разбойников.

Затем, в виду полного сознания подсудимого, стороны заявили, что они отказываются от допроса свидетеля, и тотчас же приступили к прениям.

Товарищ военного прокурора сказал, что он поддерживает обвинение подсудимого в виду сознания им своей вины.

Защитник просил суд о снисхождении к подсудимому, действующему так не по злой воле, а по искреннему заблуждению.

Суд постановил лишить Малкушу воинского звания и всех особенных прав и преимуществ и заключить в исправительные арестантские отделения на 5 лет 7 месяцев".

В № 6 "Вегетарианского Обозрения" 1912 г. Л. Перно познакомил наших читателей с новой школой, устроенной на вегетарианских началах Ф. Ойлером в местечке Хэдли (Heddly, Англия). По просьбе редакции "Свободного воспитания" Л. Перно посетил недавно школу Ойлера, существующую около двух лет, и свои впечатления опубликовал в № 12 названного журнала, в статье "Воспитание там, где хотят беречь искру Божию в детях". Описывая подробно свою встречу с Ф. Ойлером, автор останавливается на внутренней жизни и порядках школы.

"...В столовой уже суетились дети. Я познакомился с его братом, его женой и ее сестрой. Это была вся наличность взрослых. Детей всех было двенадцать человек, начиная с двухлетнего карапузика Альфреда и кончая тринадцатилетней девушкой-шведкой Кингдеборгой. Два круглых дубовых стола без скатертей были уставлены простыми глиняными мисками с орехами, фигами, сушеными бананами, сырой красной капустой, сырой морковью; в одной было оливковое масло; пресный хлеб был нарезан ломтиками. Дети подходили каждый со своей тарелкой и брали, что им было нужно. Некоторые сидели за столом, некоторые в другой комнате, около камина, на обрубках. Все были оживлены, но вели себя благопристойно и ели с аппетитом и овсяную кашу, и морковь, и капусту, и фиги.

...– Ну что ж, мальчики, тарелки мыть, – позвал брат Ойлера, и мальчики побежали на кухню.

Одни мыли, другие полоскали мытое в теплой воде, третьи вытирали; один снова укладывал на стол к ужину. Окончив мытье, все опять принялись за дело: кто читал, кто вязал, кто упражнялся в правописании, кто в аккордах на пианино.

...На другое утро в восьмом часу я прогулялся по косогору, полюбовался огненным восходом. Когда я вернулся в дом, мне сказали, что мальчики вышли побегать после утреннего обмывания. Я пошел их искать и встретил их подымающимися, запыхавшись, в гору. До завтрака нужно было еще накачать воды в бак, который был расположен в верхней части дома. Вода подымалась двойным всасывающим насосом, который приводился в движение вращением колеса. Нужно было сделать 500 оборотов, чтобы наполнить бак. Мальчики серьезно принялись за дело. Я присоединился к ним, расспрашивая о насосе, о глубине колодца, и не знал, что один все время вел счет оборотам.

– Сто! – сказал счетчик.

Остановились, отдохнули, потом опять стали вертеть.

За завтраком ели невареную овсянку с сахаром и с оливковым маслом, некоторые разводили ее в холодной воде; кто хотел, варил себе в кружке какао, которое было цельное, с тем жиром, который присущ ему в естественном виде.

После завтрака двое мальчиков остались чистить яблоки и клюкву, которые потом были сварены с сахаром и поданы к обеду с перловой кашей; другие пошли пилить дрова.

Вблизи была большая площадь земли с лесами, принадлежавшая "Национальному Обществу Сохранения Природы". Общество это разрешило школе Ойлера вырубать сухие деревья. Они отыскивали, срубали их и приволакивали домой, где распиливали на дрова. Сейчас тут было несколько свежих смолистых еловых стволов, только что срубленных с южной стороны дома, чтобы дать доступ солнцу к теплице.

...Родители детей были культурные жители городов: из пасторов, музыкантов, композиторов. Это и видно было по детям: городская бледность еще не успела сойти с лица, в одежде они еще не успели приспособиться к окружающей простоте и в общем походили на полевые цветы, которым захотели привить культуру, но которые чуть было не увяли под расправлявшими их пальцами, и вот теперь, опять очутившись под открытым небом, расправляются, тянутся к солнцу, освежаются вольным ветром.

Платы определенной за "обучение" не было; родители платили, сколько считали нужным и сколько были в состоянии. Попросту говоря, они снабжали детей тем, чего дети, как дети, не в состоянии были сами добыть: пищей, одеждой, обувью. Родители побогаче и побескорыстнее платили больше, победнее – поменьше, так что если бы к ним пожелали присоединиться дети, родители которых были бы в состоянии платить очень мало, то им бы не отказали, если бы оказался остаток общего сбора денег.

...Когда я сидел в поезде и обдумывал все виденное, мне вдруг ясно представилось, какой глубокой любовью к истине должны быть переполнены сердца родителей, отдавших своих детей на такое воспитание, если они сделали это не из гигиенических или эстетических целей, а ради того, чтобы сберечь в них то, что есть в них самого святого – искру Божию! А уж она их выведет, только бы не погасили ее в молодые, доверчивые дни".

Сам Ойлер писал Л. Перно:

"Мы не считаем целесообразным усиленное занятие, при котором тело ребенка сидит неподвижно, а мозг работает; так что у нас дети отдают мало времени чтению, письму и арифметике, т.е. отдают столько, сколько нужно для повседневной жизни в таких условиях, в каких мы находимся в настоящее время.

"Идеи наши основаны на учении Будды, Христа, Франциска Ассизского, Джоржа Фокса, Льва Толстого и других великих учителей человечества, сущность возвещений которых всегда была одна и та же. А насколько они ценили науку и интеллектуальность?

"Дети у нас приучаются добывать только средства к жизни, – только то, что достаточно для удовлетворения нормальных потребностей, – это гораздо лучше состояния.

"Литература, которую они читают, не есть история войн и законов человеческих, а жизнеописания великих учителей".

Приветствуя от души светлое начинание Ф. Ойлера, мы желали бы, чтобы такие школы поскорее народились бы и у нас в России.