Вегетарианское обозрение, Киев, 1914 г.
ВО.6-7.1914, с. 209-213
Наталия Борисовна
«Как любит человеческая душа свет,
и как она счастлива,
когда ей хоть на несколько мгновений
удается покорить им окружающую тьму!»
(«Крест материнства» Н.Б. Нордман-Северова)
Рано утром, пересматривая газеты, прочел я телеграмму: «Писательница Нордман-Северова скончалась в Локарно...» Я прочитывал эти строки и не верил. Я знал, что она была больна, что она в Локарно, но все же не верил. В душе гнездилась какая-то надежда, что эта телеграмма неверная. Ведь писали, я помню, что Амфитеатров умер, но он и поныне здравствует за границей, может быть, и здесь произошла ошибка.
Так не хотелось верить...
Но сердце сильно заныло, защемило, сделалось грустно и скорбно на душе... Кому не знакома эта скорбь, когда чувствуешь, что-то близкое, дорогое оторвано от тебя, что-то ушло от тебя, что никогда, никогда не вернется... Странно таинственным и непонятным кажется в это время мир со всеми его обитателями. Многое, очень многое является в нем лишним. И от нашей обыденной жизни со всеми ее ничтожными мелочами и великими делами хочется бежать, бежать... Бежать, чтобы где-нибудь в отдаленном от людей углу схорониться и думать о том, что свершилось, пытаться хоть понять...
С Наталией Борисовной меня связывала близкая, братская дружба. На многие вещи мы смотрели различно, многое каждый из нас понимал по-своему, но это не мешало нам дружить искренно и горячо.
Помню, с каким увлечением я отвечал на ее милые письма. Она умела как в беседе, так и в письмах вызвать интерес в собеседнике, затронуть его глубину глубин, вызвать улыбку, добрую и радостную, остроумным ласковым словом. А главное от нее веяло жизнью, настоящею непосредственною жизнью со всеми ее солнечными лучами и сумерками...
Всем сердцем она отдалась творческой, полезной деятельности, направленной на раскрепощение и освобождение людей от всего рабского, гнилостного, от установившихся шаблонных традиций, влекущих за собою тяжелые цепи и слезы людские. Много было в этой яркой душе самобытности и любви к людям.
Еще молодой девушкой, она, стремясь к самостоятельной жизни, оставляет Россию, богатый родительский дом, и уезжает в далекую Америку, где поступает на ферму в качестве простой работницы. Она доит коров, работает на огороде и делает всякую черную работу. Прекрасно описан этот период ее жизни в ее талантливой автобиографической повести: «К идеалам».
Вот слова, действительно подходящие для характеристики кипучей деятельности Наталии Борисовны.
«К идеалам» – это была задача всей ее жизни. И эти идеалы искала она не за морями, не в надзвездных пространствах, а вокруг и около себя. И стойко, мужественно проводила она их в жизни.
Выросши в атмосфере подневольного труда горничных и лакеев, Н.Б. подымает свой протестующий голос против угнетения наших домашних рабов – прислуги.
В брошюре «Следует раскрепостить прислугу!», она бичует этот укоренившийся обычай современного порабощения людей, делающий одних слугами, других господами.
Всякое насилие было ей ненавистно. Отсюда и вытекала ее горячая преданность вегетарианской идее. Бойня с ее кровавыми жертвами, с постоянным насилием, творимым в ее смрадных стенах изо дня в день, вызвали ее на борьбу с этим злом. И она бросается в бой со всем пылом своей искренней и горячей души. И пером и словом борется она против мясоедения. Ее «Поваренная книга для голодающих», выдержала в два года четыре издания. Как хороши ее статьи по вегетарианству, напечатанные в «Вегетарианском Обозрении»!
Ее последний труд по вопросам питания и упрощения жизни «Райские заветы» вышел год тому назад. Но одно вегетарианство не освобождает еще людей и, в особенности, «сестриц» от кухонного рабства. Она изобретает «минутные обеды», «круглый стол», вводит в Россию «волшебный сундук», создает учение о травоедении и своими практическими опытами вносит много ценных вкладов в учение о питании сырой пищей.
Чуткость ее разносторонней натуры глубоко отражается в ее произведениях: «К идеалам», «Крест материнства», «Интимные страницы», но еще больше в письмах. Ее письма были какие-то особенные, живые, оригинальные, трогательные по своей простоте и искренности чувств. Множество ее статей, напечатанных в различных органах печати, представляют собою ничто иное, как «письма к друзьям».
В ее проповеди упрощения не было аскетизма. Ее упрощение – это освобождение личности от тягостных, никому не нужных, лишних забот и бесполезной траты сил и энергии.
Она страстно любила искусство, литературу, музыку, театр и танцы.
Ее перу принадлежат пьесы «Деточки», «Возмутительно» и целый ряд жизнерадостных водевилей: «День свадьбы», «Занозы счастья», «Сознательные», «Пионерка», «Ласточка права», «Новая жизнь».
Расскажу о своем знакомстве с Н.Б. От моего друга, Ю.О. Якубовского, я слыхал много интересного о жизни в «Пенатах». В ноябре 1910 г. я написал письмо Н.Б., прося ее сотрудничать в «Вегетарианском Обозрении». Н.Б. откликнулась сердечным письмом, и с этого времени завязалась наша дружба. Н.Б. не только сделалась сотрудницей, но принимала самое близкое участие в делах «Вегетарианского Обозрения», вербуя постоянно подписчиков и всячески заботясь о материальном благополучии органа, которое всегда было незавидным. В каждом письме интересуется она журналом, печатает о нем объявления в своих трудах, говорит о нем на своих лекциях, рассылает его знакомым.
Особенно сделалась мне близка Н.Б., когда я познакомился с ее литературными произведениями. Написаны они простым, хорошим языком, все так живо изложено, что, начиная читать книгу, трудно оторваться от нее. В ее книгах чувствуешь правду, видишь душу автора. Все ее крупные произведения – это «интимные страницы» всей ее жизни, все они носят автобиографический характер. И так просто, сердечно и ласково открывает она эти страницы перед читателем, что последний не может не отвечать ей тем же добрым чувством. Так, искренняя и внимательно выслушанная человеческая исповедь родит облегчение и общение душ.
|
Н.Б.Нордман-Северова
(снято 24 марта 1913 г.) |
Недавно, живя на Кавказе, я дал прочесть ее книгу «К идеалам» одной девушке. Последняя вернула мне книгу со следующими словами: «Теперь я знаю, что за человек Северова; я о ней была совершенно другого мнения; теперь я ее поняла; как хорошо написана ее книга!...»
В черных глазах девушки и во всем ее лице мелькнули радостные живые лучи, лучи внутреннего света и благодарности автору.
Мало кто знал эту редкую, богатую натуру. За ее оригинальные взгляды, за ее теорию о сеноедении ее подвергали всяческим насмешкам и язвительным остротам. И было их такое множество, лезли они так густо со всех сторон, что чуть не закрыли собою Наталию Борисовну. И как ни была оптимистично настроена Н.Б., ей от этого оглушительного, бессмысленного гоготания и смеха было порой очень тяжело.
В августе 1912 г. я провел в «Пенатах» дней 10. Это были хорошие, счастливые дни. Н.Б. с любовью знакомила меня с «волшебным сундуком» (каждый день ели мы блюда, приготовленные на нем) и разными практическими успехами, достигнутыми ею в области сырого питания. Показывала свою «вегетарианскую выставку», которую она обыкновенно демонстрировала при чтении лекций. Тут были собраны предметы житейского обихода, приготовленные не из животных продуктов (безкожаная обувь, дамский пояс, портмоне, ридикюль, щетки без щетины) и всевозможные целебные травы, разные сорта лечебного чая, растительные мыла, вегетарианская литература и пр.
Каждый день жизни в «Пенатах» приносил что-нибудь хорошее.
3-го августа Н.Б. читала в Териоках лекцию «О волшебном сундуке и о том, что нужно знать небогатым, толстым и богатым». Свою лекцию она начала следующими словами:
«Дорогие сестрицы и товарищи! Часто меня спрашивают устно и письменно, как это мы питаемся сеном и травами? Жуем ли мы их дома, в стойле, или на лугу и сколько именно?»
Просто излагая свои мысли, Н.Б. указала на значение вегетарианства в физиологическом, нравственном и экономическом отношениях, на благотворное действие различных трав и сенных отваров, на связь вегетарианства с упрощением и раскрепощением прислуги, и особенно горячо высказалась против употребления в пищу яиц и молока. Публика слушала со вниманием. По окончании лекции в распоряжение публики был представлен вегетарианский буфет. Суп из сена и разные закуски из кореньев брались нарасхват. Это соединение теории с практикой Н.Б. проводила на всех своих лекциях.
По утрам я помогал Н.Б. в ее переписке. Секретарши у нее тогда не было и она диктовала мне ответы (по болезни глаз ей врачи запретили долго писать). Писем она получала множество из разных стран и от разных классов. Покончив с перепиской, Н.Б. принималась за различные работы. Дни в «Пенатах» проходили в работе и труде. Илья Ефимович Репин с раннего утра сейчас же принимался за работу в своей мастерской, то же делали и другие обитатели «Пенат». Только по средам (с 3-х часов) отдыхали, принимая гостей.
В среду, 8 августа, съехалось человек 20-25. И.Е. повел гостей в мастерскую, показывая им свои новые работы. Затем гости были приглашены к обеду и уселись за «круглым столом». Обед был из сырых блюд, за исключением картофеля и кофе.
Я был избран председателем, но так как эту роль играл плохо, то Н.Б. мне помогала. Вскоре мое смущение прошло, я весь поддался жизнерадостному чувству, охватившему всех. Казалось, это не должно было быть так: ведь, тут сидели люди различных взглядов, возрастов и положений...
Но все это оказалось ничем перед могучим потоком жизнерадостного настроения, которое с каждой минутой обволакивало всю столовую, внедрялось в душу каждого сидящего. Я сидел очарованный и слушал искренние речи и тосты И.Е., смотрел в улыбающееся лицо Н.Б., от которой исходили радость, беспечность и веселье. Не только отсутствие рабов – прислуги (обед мы готовили сами) и не вино (единственный невегетарианский продукт, бывший на столе) способствовали такому настроению, а та радушность, искренность и простота, с которой хозяева «Пенат» принимали гостей. Из присутствовавших лучше всех говорила М.Н. Муромцева (жена покойного Председателя Государственной Думы). Она, знавшая еще Репина в молодые годы, рассказала о своем первом знакомстве с ним, о том, как он начал рисовать ее портрет, затем бросил, не закончив его. Попутно она охарактеризовала Репина тех годов и всех великих художников того времени. Все это было так мастерски и остроумно рассказано, что, казалось, люди того времени совсем ожили. Я очень пожалел потом, что никто не записал ее речь – эту яркую страницу прекрасного прошлого.
После обеда была музыка и пение.
Так радостно провожали «среды» в «Пенатах».
По воскресеньям Н.Б. и И.Е. устраивали дома или в своем Народном театре «Прометей» лекции, концерты, развлечения и танцы для народа.
11 августа, по просьбе Н.Б., я прочел в «Прометее» лекцию о вегетарианстве. Никогда, кажется, я так спокойно и непринужденно не читал, как в этот вечер. Приятно было читать в «детище» Натальи Борисовны. И.Е. и Н.Б. уселись в первом ряду и внимательно слушали, их добрые отзывы о лекции меня искренно обрадовали.
В воскресенье, 12 августа, мы обедали в саду на траве. Солнышко ярко светит. Осматриваешься кругом, везде зелень, солнце и небо. И.Е. и Женни (6-летняя девочка, родственница И.Е.) поют какую-то комическую песенку. Каждый стих вызывает смех. Смотришь на 68-летнего Илью Ефимовича, на личико Женни и не чувствуешь разности их лет: оба слились в одно радостное, веселое, целое... Тут же сидит Н.Б., довольная, улыбающаяся, смеющаяся. Ей хорошо: она чувствует радость окружающих, понимает их...
Как необъятна, широка и беспредельна жизнь в такие минуты!
После обеда мы идем с Н.Б. гулять по саду, взбираемся на вышку. Оттуда и море видно. Н.Б. рассказывает мне о переживаниях прошлого, о тяжелых и светлых минутах ее жизни.
В последний раз я видел Н.Б. на Вегетарианском Съезде в Москве (в апреле 1913 г.). Сюда привезла она «волшебный сундук» и свою миниатюрную «вегетарианскую выставку». Но работы на съезде было так много, что мы не успели даже хорошенько побеседовать.
Ниже привожу я отрывки из писем Натальи Борисовны ко мне: они, я надеюсь, дополнят ее силуэт.
Перед смертью Н.Б. сказала сестрице, ухаживавшей за ней: «Сядьте ко мне поближе и ласкайте меня, гладьте меня по щеке, вот так... рукой».
Последние ласки, последнее тепло, простертое чужой человеческой рукой, вдали от родных, друзей, близких...
В этом желании предсмертной ласки так и видна вся Наталия Борисовна с ее детской душой, так горячо любившей весь мир, жизнь, людей...
И больно от мыслей, что она умерла такой одинокой...
Иосиф Перпер
|