Вегетарианский вестник, 1904 г. К иллюстрации Г. Ляйт, старшина клуба велосипедистов в Лондоне
(С английского М. Х.)
 |
Впервые я обратил внимание на то, что реформа в пище производит сильное влияние на организм, когда я опасно заболел горлом. Хроническое воспалительное состояние его обострялось с каждым днем и становилось злокачественным. Когда болезнь моя дошла почти до самых крайних пределов, то один из моих товарищей (член Общества трезвости) стал убеждать меня в воздержании от алкоголя. Последовавши, наконец, его совету, я действительно в скором времени почувствовал значительное облегчение. Необходимо здесь заметить, что вообще я употреблял алкогольные напитки в весьма умеренном количестве, изредка позволял себе выпить перед ужином стакан эля. Несмотря на то, что я только что испытал на себе всю пользу воздержания от алкоголя, я все-таки верил в благоприятное влияние, которое, на мой взгляд, производит алкоголь при нормальном состоянии здоровья. При таком воззрении, я, конечно, только ускорял ход моей болезни, ибо твердо был убежден, что мясо и пиво – главные факторы, способствующие величию, росту и физическому превосходству Англии.
Около двенадцати лет тому назад, мы оба с моим лучшим товарищем серьезно заболели. Он обращался ко всем докторам (не исключая и сира Андрея Кларка) – но, увы, без всякого результата! Через несколько месяцев он превратился в настоящий скелет, причем доктора подавали лишь слабую надежду на его выздоровление. У него была болезнь печени и общая слабость организма (он был действительным членом Общества трезвости). Счастливый случай натолкнул его на чтение вегетарианской литературы как раз в то время, когда он телом и душой чувствовал, что погибает – и, к моему величайшему удивлению, решался испытать действие вегетарианского режима на самом себе. Все мои убеждения, доводы и предостережения относительно вегетарианства были тщетны; у него было на это только одно возражение, правоту которого я понял лишь впоследствии – все так называемые «питательные вещества», которые я ему советовал употреблять, он испробовал в продолжение всей своей жизни, не получивши от них ни малейшей пользы, вследствие чего он ничего не теряет, переходя на другом режим. От последнего он ждал желаемого успеха. Одним словом, он сделался вегетарианцем и хотя медленно, но твердыми шагами шел навстречу своему выздоровлению, между тем как состояние моего здоровья также постепенно, но, без всякого сомнения, ухудшалось. Наконец, я, освободившись более или менее от прежних предрассудков, заставил себя с большим вниманием относиться к этому предмету, стал изучать его, и чем больше я вникал в его учение, тем больше убеждался, что в теории, по крайней мере, употребление в пищу мяса не выдерживает никакой критики. Наконец и я, хотя и с большими затруднениями, перешел на вегетарианский режим, вскоре ощутив на себе всю его прелесть, а также и научную истину его учения. Я теперь стал упорно преследовать то, от чего раньше так усердно открещивался.
В продолжение целого месяца, а может быть и больше, Я питал отвращение к моей новой пище и глотал ее как лекарство. Мой желудок протестовал и требовал возвращения к питанию мясом. Образно говоря, я скрежетал зубами, сжимал кулаки, но все-таки решил одержать верх над собою. Этот протест, однако, постепенно уменьшался и, наконец, совершенно исчез. В начале моего перехода на вегетарианский режим я ежедневно чувствовал тошноту, и меня тошнило не пищей, а теплой, едкой, горькой жидкостью. Такое продолжалось двенадцать месяцев, припадки становились все реже и реже, и, наконец, исчезли. Несколько часов до припадка я чувствовал угнетение; мое состояние походило на паралич мозга – оно было невыносимо – после же припадка наступало тотчас же улучшение.
Хотя мой переход к вегетарианству стоил мне так много усилий над собою, но теперь я так привык к нему, что не могу себе представить такого искушения, которое могло бы меня принудить отступить от моего настоящего режима. Все дело привычки, и я теперь, даже с точки зрения вкусовых ощущений, не променял бы самую простую пищу на самое изысканное мясное блюдо.
У меня много друзей вегетарианцев, которым переход на новый режим дался очень легко, так как они почувствовали на себе только его благотворное влияние, и эти добрые люди, не испытавши, что иногда стоит человеку покинуть его старые, закоренелые привычки, ревностно заботятся о том, чтобы факты, подобные моему, не предавались гласности, ибо, по их мнению, оно может запугать вновь обращенных. Последним следует доказать, что человеческий организм так устроен, что к нему применимо всякое любое питание, невзирая даже на климат – все зависит только от желания самого человека, и благоразумно было бы, конечно, выбрать тот способ питания, который считается наилучшим, а сила привычки окажет свое действие, и режим станет наиприятнейшим.
Первый месяц моего вегетарианства был для меня весьма неприятным; мне казалось, что этот месяц самый длинный из всех мною пережитых. Я не только ненавижу мою новую пищу, но мне даже казалось, что я теряю свои последние силы. Что же побудило меня к этому страданию, и почему продолжал я добровольно испытывать эти мучения, не возвращаясь к прежней мясной пище, которая больше удовлетворяла меня? На это у меня были три веские причины: главная причина была, пожалуй, та, что я, несмотря на чувство усталости, ежедневных позывов на тошноту, и, невзирая на мои слабые данные на хорошее здоровье вообще, все-таки жил надеждой на тот важный факт, что этот режим обещал некоторое вознаграждение своим последователям. Все болезненные симптомы – старые, хронические – стали быстро исчезать. Цвет лица, до того времени скверный и желтый, становился чище, прыщи и угри исчезли, и голова стала живее работать. Такая перемена в состоянии моего здоровья придала мне, конечно, больше силы для дальнейшей борьбы.
Во-вторых, если я временами и отчаивался, что мои силы и все здоровье вообще слишком медленно подвигались к улучшению, то на собраниях вегетарианских обществ, которые я очень часто посещал в Лондоне, я каждый раз черпал для себя новые силы и опять надеялся, потому что передо мною стояли лекторы, представители этого учения, люди бодрые и здоровые.
В-третьих, я поставил себе задачей прочитывать все вегетарианские журналы – и прочитывал эту литературу с большим вниманием и с жадностью. Чем больше я углублялся в чтение, тем больше убеждался в правоте и красоте этого питания, и видел, что оно исходит с научной точки зрения физиологии.
Считаю нелишним прибавить здесь несколько слов о характере моей болезни, которая заставила меня, погибающего, решиться перейти на этот режим, который я раньше презирал. Хотя мальчиком я был слабого здоровья, но до 17-ти лет, пока не покинул родного края, на границе Hampshire'a, чтобы попытать свое счастье в столице, я не знал настоящей болезни. Дома я ел очень мало мяса, не потому, что оно не нравилось мне, а в силу обстоятельств. Поселившись в Лондоне, я придерживался общепринятого режима столицы: ел мясо редко один раз, большею же частью два и три раза в день. Благодаря этому, я постепенно становился все слабее, а никак не крепче, и никак не мог сообразить, что это происходило от моего нового режима, к которому я стал так быстро привыкать. Доктор, к которому я обратился за советом, предписал мне есть как можно больше мяса и пить крепкого нива, от чего у меня опять стали появляться прыщи и угри, не почувствовав никакой пользы. После этого я решился уменьшить, насколько возможно, количество употребляемых пива и мяса, но, тем не менее, я превратился в продолжение нескольких лет в развалину и в январе 1884 года должен был лечь в больницу; меня приняли в больницу св. Варфоломея утром нового 1884 года. Там меня взялись лечить от злокачественных нарывов, – болезнь, которая за два последних года достигла угрожающих размеров. Здесь мне сделали под эфиром два раза операцию, после чего я несколько дней находился между жизнью и смертью. Я со страхом наблюдал за выражением лица доктора, навещавшего меня ежедневно (твердо помнил, что отец мой умер в возраст 35-ти лет от подобной болезни), но доктор мой, Mr. Tom Smith, не выдавал своей тайны ни словом, ни мимикой.
Наконец, выписавшись из госпиталя, я поехал на несколько месяцев на поправку в Hampshire, на родину, чем доставил громадное удовольствие матери и всем родным.
Спустя год после того, как я вышел из госпиталя, мои раны, благодаря тщательному уходу, стали заживать, я начал полнеть, и, хотя с трудом, но принялся за свои обыденные занятия. Когда раны окончательно зажили, то все-таки в области их обнаруживались некоторые болезненные симптомы и неприятное ощущение, которые держали меня под постоянным страхом, что вот-вот болезнь снова повторится. Силы покидали меня, отправление всего организма становилось слабее, в голове сумбур, память постепенно парализовалась – тело превратилось в настоящий чурбан – причем деятельность сердца оставляла желать многого. Когда это состояние достигло крайних пределов, болезнь повторилась со всею мощью и я должен был подвергнуться третьей операции. Это привело меня к уменьшению веса, но и к просветлению ума. Я должен был, наконец, прийти к тому убеждению, что моя болезнь неизлечима, что ее можно лишь прорвать на некоторое время.
Перед вторым моим заболеванием доктор предсказал мою раннюю смерть от чахотки, о чем я узнал впоследствии от своей матери, и что временное улучшение состояния послужить только переходом к концу. И вот, тогда только я ухватился за вегетарианство, как за последнее средство и последнюю надежду.
Нахожу необходимым заметить, что теперь, когда прошло уже двенадцать лет с тех пор, как я перешел на вегетарианский режим, желание мое возвратиться к мясному питанию настолько искоренилось, что «великолепная» рождественская выставка в мясных лавках внушает мне отвращение и сделалась настоящим бельмом на глазу. Вкус до того изменился, что самая простая пища кажется мне самой вкусной; и так все, что раньше внушало мне крайнее отвращение, сделалось источником истинного удовольствия. Теперь я в состоянии в продолжение нескольких часов непрерывно усиленно работать, чувствуя себя сильным и выносливее всех моих соперников, одних лет со мною, по велосипедной езде. Постоянный страх, что болезнь может повториться, исчез бесследно, как туман рассеивается перед солнцем. Все, что раньше служило мне несчастьем, превратилось теперь в истинное благо жизни.
Путем телесной немощи и душевной скорби, я, наконец, постиг великие истины вегетаризма.
|