Россия вегетарианская:

Проект "Виты" по восстановлению истории дореволюционного русского вегетарианства

__________________________________________________________________

Вегетарианское обозрение, Киев, 1912 г.

(Избранные статьи)

ВО.3-4.1912

Последнее свидание

Посвящается другу моему В.А. Ч-й

Последний раз я посетил Ясную Поляну почти накануне смерти Льва Николаевича Толстого.

Его преклонные годы и крайне тревожные вести о частых недомоганиях заставили меня, тоже уже немолодого, поторопиться взглянуть еще раз, быть может последний, на его бесконечно любимые, дорогие черты.

Осенью 1910-го года я провел 10 дней вблизи своих друзей Горбуновых, в Овсянниках. Летом у них на хуторе был большой пожар, во время которого сгорела изба М.А. Шмидт ³⁸, старинного и большого друга Льва Николаевича.

Знакомство М.А. Шмидт с Ясной Поляной продолжалось более 25-ти лет. Вместе с остальным имуществом, огонь уничтожил более пятидесяти писем Льва Николаевича к ней, никогда никем не списанных и, следовательно, безвозвратно погибших.

Приехав первый раз из Овсянников в Ясную Поляну, я не застал Льва Николаевича дома: он гостил тогда у своей дочери Т.Л. Сухотиной, в Кочетах. Мне только удалось узнать, что великий писатель переживал тяжелый период жизни, показателем чего был и тот факт, что он очень мало писал. Весь драматизм положения заключался в том, что Софья Андреевна, давно относившаяся неприязненно ревниво к дружбе Льва Николаевича с В.Г. Чертковым, не могла больше выносить их духовной близости и потребовала, чтобы В.Г. Чертков перестал совсем бывать в Ясной Поляне.

А В.Г. Чертков тогда только что вернулся после полутора годовой ссылки, и со стороны Софьи Андреевны было жестоко лишать мужа общения с его лучшим другом после долгой разлуки. Часто видеть В.Г. и делиться с ним всем было насущной потребностью Льва Николаевича. Обыкновенно все написанное, обдуманное совместно обсуждалось. Прочитывались посланные и полученные письма друзей и корреспондентов, выдержки из дневников Льва Николаевича и т.п. Все те произведения, которые не могли быть по цензурным условиям напечатаны, поступали на сохранение в архив рукописей Льва Николаевича, устроенный В.Г. Чертковым в Англии, в Крейст-Черче.

Все тщательно приберегалось для мирового читателя, для потомства. Роль и знание этой духовной близости, этого трогательного сотрудничества друзей, понимавших друг друга с полуслова, с первого намека, будут надлежаще оценены только потомством.

Таким образом, В.Г. был хранителем всего творчества великого писателя в течение 25-ти лет.

Последние годы В.Г. часто являлся в Ясную Поляну с прекрасным фотографическим аппаратом и, беседуя со Львом Николаевичем, умел незаметно для последнего, с необыкновенно тонким художественным вкусом делать снимки со своего великого друга. С этой точки зрения негативный архив В.Г. Черткова своего рода сокровищница.

Не застав первый раз Льва Николаевича в Ясной Поляне, я поехал в Киев, где встретился с супругами Эрденко. Они все еще находились под свежим впечатлением недавней поездки к Чертковым, где они и играли второй раз для Льва Николаевича, гостившего там, и обворожили старика чудной душевной игрой.

Двукратная встреча с Львом Николаевичем произвела в душе молодого виртуоза большой переворот. Супруги решили послужить народу, сделать музыку более доступной людям черного труда. В момент нашей встречи у них назрел проект в ближайшем будущем дать серию народных концертов в городах: Екатеринославе, Харькове, Киеве и других.
По этому вопросу они хотели просить совета у Л.Н. Толстого и поручили мне побеседовать об этом с ним.

Из Киева мы на второй день прибыли на станцию Ясенки и оттуда вместе с И.О. Перпером отправились в Телятенки к Чертковым, чтобы оттуда уже навестить Льва Николаевича в Ясной Поляне, куда, как мы узнали, он недавно вернулся от дочери своей Т.Л. Сухотиной.

Самое удобное время для посещения Ясной Поляны – вечер. После 7-ми часов Лев Николаевич был всегда в столовой, беседовал со своими посетителями, играл в шахматы, слушал музыку.

Было холодно и темно, когда И.И. Горбунов, И.О. Перпер и я проезжали Яснополянскую деревню.

Вереницей хлынули на меня воспоминания из далекого прошлого. Сколько раз я в течение 20-ти лет приезжал сюда искать моральной поддержки... Каждый уголок был для меня полон воспоминаний. Вот светится изба крестьянина, где каждое лето жили Николаевы. Близкий друг Л.Н., С.Д. Николаев, проводя лето в Ясной Поляне, помогал Льву Николаевичу в его трудах, между прочим работал вместе с ним над Генри Джорджем, которого он перевел на русский язык и много о нем написал. При его помощи недавно был сделан пересмотр и проверки греческих и латинских контекстов "Полного исследования Четвероевангелия".

Но вот, наконец, знакомые каменные ворота Яснополянской усадьбы. Как обаятельны были они всегда для меня! Олицетворяя удивительно трогательное гостеприимство Яснополянского дома, они были всегда широко открыты для всего мира. На протяжении почти 50 лет, какая масса людей, самых разнообразных классов, профессий, нравственных и религиозных убеждений, прошли через них на поклонение Яснополянскому Старцу. Шли сюда со своим горем, заботой, сомнениями, душевными болями, радостями. Уходили отсюда примиренные, утешенные, обласканные, очарованные Великим Старцем.
Через густую березовую аллею мы подъехали к большому дому и остановились у дерева для посетителей. В стороне белела беседка, в которой в 1908 году жил Ф.А. Страхов, тоже друг и сотрудник Льва Николаевича. И я невольно вспомнил то чудное, необычайное, полное необыкновенного подъема время, когда Ясная Поляна, празднуя 80-ти летний юбилей Льва Николаевича, привлекла к себе внимание всего мира, стала его духовным центром. Вспомнилась мне чудная музыка Гольденвейзера на этом великом торжестве... С сильно бьющимся сердцем вошли мы в переднюю и, не поднимаясь наверх, зашли в библиотечную комнату. Из небольшой спальни, устроенной за библиотечными шкафами, на нас потянуло тяжелым табачным запахом. Оказывается, в эту ночь здесь ночевали друзья Льва Николаевича, граф Олсуфьев и М.А. Стахович, оба неисправимые курильщики. "И как они могут решать государственные дела с затуманенными дымом головами" – пошутил И.И. Горбунов.

Посидев немного, пока Льву Николаевичу доложили о нашем приезде, мы поднялись наверх. В столовой застали Александру Львовну, Душана Петровича Маковицкого и В.М. Феоктистову. Вскоре пришел и Лев Николаевич. Началась оживленная беседа. Я прежде всего поблагодарил Льва Николаевича за сделанную им запись (в действительности не запись, а целая статья о вегетарианстве) в наш Ташкентский вегетарианский альбом, хранящийся в столовой "Безубойное питание".
Затем я поделился впечатлениями о моей недавней поездке в Куоккала, где посетил художника Репина в его известной вилле "Пенаты". Наскоро передавая некоторые подробности из жизни великого художника, рассказал весь оригинальный церемониал на вегетарианских обедах, во время которых не пользуются прислугой, и гости и хозяева служат сами себе. Упомянул о хозяйке дома, пишущей под псевдонимом Северовой, авторе нашумевшей брошюры "Следует раскрепостить прислугу" и недавно вышедшей книжки "Интимные страницы". Передал Льву Николаевичу содержание двух новых, еще не вполне законченных картин Репина "Освободительная волна" и "Царско-сельские годы А.С. Пушкина". Рассказал о своем посещении в Петербурге собрания трезвенников и деятельности известного братца Ивана Чурикова. Потом беседа незаметно перешла на туркестанские темы.

Не первый раз Лев Николаевич интересуется Туркестанским краем, мусульманским населением, его высоко-трезвенными качествами, своеобразной хлопковой культурой, плодоводством, ирригацией…
Заинтересовало Льва Николаевича Бабидское движение в Закаспии. Затем зашла речь об известном отшельнике, поэте-декаденте Добролюбове, о его многочисленных последователях среди крестьян Самарской губернии, о его молчальничестве и вообще о влиянии его на окружающую среду.

Когда разговор перешел к Туркестанским деятелям, я рассказал о супругах Наливкиных, их оригинальных методах изучения быта туземцев, об их опрощении, земледельческом труде в Нанайском кишлаке. С теплым участием расспросил Лев Николаевич о моей семье, детях, спросил на какие курсы поступили мои дочери и сын. И все слушал Лев Николаевич с большим интересом. Вскоре из своей комнаты вышла София Андреевна. Поздоровавшись с нами, она ввела нас в курс своего издательского дела.

Оказывается она была занята сейчас подготовлением рукописей к изданию полного собрания сочинений Льва Николаевича. Сюда войдет все, кроме "Полного исследования Евангелия" и "Где выход". Понятно, "Воскресение" без главы о богослужении. Кое где будут выпущены опасные места. Очень интересные сведения сообщила София Андреевна мне об открытых ею вариантах в рукописи "Детство, отрочество и юность". Она передала, что редакция "Современника" и тогдашняя цензура сделали безжалостные купюры в этом великом произведении. В редакции "Современника" рукопись оказалась затерянной. По счастью, С.А. нашла дома черновики Льва Николаевича и в настоящее время имеет возможность параллельно с известным уже текстом, восстановить в полном собрании прежний текст. От этого великое произведение только выиграет в художественном отношении. "Ведь я не для себя стараюсь" – уверяла С.А. – "я старуха, мне ничего не надо. Я стараюсь для будущего, для потомства, может быть, меня засадят за это издание. Но это меня не смущает. Меня утешает мысль, что это будет первое, академическое (?) издание".

София Андреевна была в этот вечер в странном, экспансивном настроении, часто раздражалась. Например, когда ей попался один из фотографических снимков Льва Николаевича, работы Черткова, она бросила его с досадой на стол, сказав: "не люблю его фотографий, у него Лев Николаевич имеет всегда какое-то чувственное выражение".
Издание полного собрания потребует больших средств – больше семидесяти тысяч рублей.

Подали чай и Александра Львовна пригласила нас к общему столу, весьма кстати прервав беседу на тему, вызывающую у Софьи Андреевны болезненное раздражение. За чайным столом шла общая оживленная беседа. Лев Николаевич заговорил о браке, целомудрии в браке, рождении и воспитании детей. Говорил в том духе, с которым мы так хорошо знакомы по его гениальным художественным произведениям. София Андреевна снова подошла к нам и предложила винограду, сказав, что его прислали друзья из Крыма и тут же вмешалась в общий ход беседы, заметив Льву Николаевичу: "Ты, ведь, забыл Лева, что по этому вопросу ты совершенно иначе высказывался". Лев Николаевич, желая смягчить остроту спора, мягко возразил: Мало ли что я говорил 50 лет назад. — "Нет, настаивала С.А. – это было не так давно, помнишь, в таком-то произведении".
Лев Николаевич начал расспрашивать Перпера о его вегетарианском журнале и вообще об успехах вегетарианского дела, которое поразительно быстро разрастается в Киеве (там уже тогда существовало 8 столовых и из них самая крупная, столовая Киевского вегетарианского общества, отпускающая около 600 обедов в день, главным образом для учащейся молодежи), и беседа незаметно утвердилась на этой теме. И.О. Перпер завел речь о вегетарианской пропаганде за границей, ссылаясь на знаменитую стачку венских потребителей мяса, вызванную страшным вздорожанием цен на последнее.

Перпер тут же высказал мнение какого-то немецкого ученого, что новое экономическое явление, так называемая "Депекорация", способна произвести громадный переворот в экономии народов, в особенности, содействуя укреплению вегетарианства. Лев Николаевич очень скептически отнесся ко всяким этим теориям. Для меня в этом вопросе главной основой была и будет заповедь "Не убий", а не "экспекорации ваши". И несмотря на то, что мы поправили его на этом слове, он все-таки несколько раз шутливо его повторил.

У меня в запасе было еще несколько маленьких тем, на которые хотелось побеседовать. Так, например, незадолго перед тем я совершенно случайно встретил на улице в Москве старого самаркандского знакомого Е.А. Ершова, от которого узнал, что семья его связана с Львом Николаевичем приятными воспоминаниями. Так, например, отец Ершова, известный севастопольский герой, товарищ Л.Н. по севастопольской обороне, написал очень интересные воспоминания о Севастополе, а Л.Н. предпослал к ним очень сильное предисловие "О войне". Брат Е.А. Ершова, преподаватель стенографии в московских учебных заведениях, послал Л.Н. свою книгу о стенографии с просьбой дать о ней отзыв. Лев Николаевич ответил ему письмом, в котором высказывал свое высокое мнение о значении стенографии, как такого знания, которое особенно содействует единению людей.

При первой паузе я поторопился передать Льву Николаевичу следующее. В одну из поездок в Куоккала к И.Е. Репину, я познакомился с очень интересным молодым писателем, критиком Корнеем Ивановичем Чуковским. Корней Иванович, большой друг Репина и В.Г. Короленко, посвятил меня в планы задуманных этими двумя великими художниками слова и красок, совместно с другими писателями, выступлению по одному из самых больных вопросов нашего времени – смертной казни. При этом одну из этих статей, принадлежащую перу В.Г. Короленко, К.И. прочел мне тогда же. Статья короткая, но необыкновенно сильная, по классической простоте и красоте художественных образов производила необыкновенно сильное впечатление. Так вот Чуковский сообщил мне, что он собирался отправиться вместе со мною ко Льву Николаевичу с предложением примкнуть к этому выступлению, но поездка Чуковского не состоялась и я поэтому решил сам передать Льву Николаевичу о проекте привлечения его к этому выступлению.

Лев Николаевич категорически отказался, заявив, что он уже касался этого вопроса в печати, не хочет повторяться и тратить время на мелочи. "Слишком мало осталось мне жить, хочется закончить свою предсмертную, серьезную работу, а между тем со всех сторон обращаются ко мне с просьбами отвечать в печати на разные вопросы. Вот и Душан Петрович упросил меня написать статью. Целый месяц пишу ее, вожусь с ней и все еще не закончил." Я подумал, что если бы вместо моей бесцветной передачи содержания статьи Короленко, Лев Николаевич мог бы сам ее прочесть, она бы, наверное, подогрела его, заразила бы настроением.

Впрочем, судя по сообщениям корреспондентов из Остапово, Лев Николаевич успел уже за время своего кратковременного уединения написать на эту тему статью. Очень может быть В.Г. Короленко сам обращался по этому вопросу ко Льву Николаевичу.
Незаметно разговоры перебрасывались с одной темы на другую. Было необыкновенно хорошо сидеть подле Льва Николаевича, смотреть на его ласковое, доброе, просветленное лицо, слушать его тихую проникновенную речь. "Такой глубокой любовью дышали его слова, так мудро и глубоко было их содержание, так велико было его обаяние, что нам, присутствовавшим, не хотелось расставаться с ним". Три часа промелькнули, как несколько минут, и нам пора уже была отправиться на поезд.

Началось прощание. Он трогательно попрощался с нами. В лице его было какое-то особенное просветление, вообще, что-то особенное, чего я никогда раньше не замечал и, что трудно подается описанию. Увы, это было последнее пожатие руки.

Глядя на дорогого всем старца, для которого мы приезжаем сюда за несколько тысяч верст, чтобы поглядеть на него, послушать, посмотреть окружающих его и преданных ему друзей, почитать необыкновенно интересные, стекающиеся к нему со всего мира письма и копии с его писем, у каждого из нас, при прощании с ним, невольно мелькала мысль, что, может быть, это последняя встреча, но в то же время не терялась надежда, что великий обитатель еще поживет, напишет, порадует, подкрепит человечество. Такова была вера в его крепкую, могучую натуру. Чувствовалось, что в Ясной Поляне атмосфера сгустилась, что жить в ней старику становится с каждым днем тяжелее, невыносимее. Страшно жутко и больно становилось за него. Лишь непоколебимо верилось в его великий дух, неисчерпаемую кротость и любовность. Но как мы бесконечно далеки были от мысли, глядя на этого полного духовных сил старца, так бодро глядевшего на нас, что через три недели он уснет навеки в какой-то неведомой глухой станции, закончит свой земной путь таким великим трагическим актом.
Когда мы выехали с Перпером, на дворе выпал первый снег, и от него все кругом как-то посветлело. "Ветер крутил первыми снежинками, засыпал нас и мешал говорить. Но молчать мы не могли. В эти три часа мы пережили так много радостного, светлого, что хотелось высказаться, поделиться впечатлениями и вновь ощутить, сохранить это внутреннее духовное тепло, только что испытанное нами".

В голове проносились дорогие образы. Милый Душан (святой Душан, как звал его Лев Николаевич) Маковицкий – старый друг Льва Николаевича. Он посвятил ему шесть лет своей жизни и много поработал, чтобы познакомить своих братьев словенцев с произведениями дорогого учителя. (С Душаном Петровичем я вел раньше, когда он жил в Жилине, очень деятельную переписку). С каждым моим приездом он становился все замкнутее, все молчаливее и все преданнее Льву Николаевичу. Он жил и дышал им. От Маковицкого я перенесся мыслью к другому милому образу, Александре Львовне Толстой. Я ее помню еще Сашей – девяти-десяти летней девочкой. Помню, как в один из первых моих приездов, задолго до Рождества милые дети обрядили елку, устроили вокруг хоровод, и все мы плясали вокруг елки. Больше и выше всех подплясывал Лев Николаевич и получил от Саши лапти.

Александра Львовна была самым преданным Льву Николаевичу человеком, немало выстрадавшим, и всю себя посвятившим "нашему старичку", как она сама называла отца. Она отказалась от светской жизни, от общества молодежи своего круга, лишь бы только работать и служить отцу. Она и следует за ним в неведомую таинственную жизнь. Она ухаживает за ним, когда он был в дороге и когда уже прикован был к смертному одру. Нельзя не преклониться перед такой трогательной, преданной натурой. Сели мы в поезд до того переполненный, что дышать нельзя было в вагоне от пота людского, запаха овчин, смазных сапог и махорки. В такой именно вагон через две недели попал Лев Николаевич и простудился, стоя в открытой площадке.
Промелькнула давно знакомая станция Засека, с которой у меня связано столько дорогих Яснополянских воспоминаний. А там Тула. Освободились места, и мы уснули, чтобы проснуться в первопрестольной.

г. Ташкент.

Ю.О. Якубовский

Примечания:

³⁸ См. статью "Старушка Шмит", № 8 "Вегетарианского обозрения" 1911 г. Редакция "Вегетарианского обозрения".

________________________________________________________________________________

Сохранить Вегетарианское Обозрение, Киев, 1912 г. в формате doc (zip. 370Kb)