БОЙНЯ

Шокирующая история алчности, небрежности, и негуманного отношения в мясоперерабатывающей промышленности США

Гэйл А. Айснитц

СОДЕРЖАНИЕ:

• БЛАГОДАРНОСТЬ
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОТКРЫВАЯ ДВЕРЬ БОЙНИ. ПРОЛОГ
  
• Глава 1.Человеческий крик о помощи
  
• Глава 2. Выберемся ли мы отсюда живыми?
  
• Глава 3. Самое темное место во вселенной
  
• Глава 4. "Мамочка, неужели я должна умереть?"
  
• Глава 5. Пропащий человек
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ПРИЗНАНИЕ МЯСНИКА
  
• Глава 6. Человек со шрамом
  
• Глава 7. Совесть сознания
  
• Глава 8. Кроваво-красные и замерзшие
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: БОЙНЯ №8
  
• Глава 9. Вне закона
  
• Глава 10. Уродцы, погонщики и "слишком мертвые" коровы
  
• Глава 11. Путешествие на главную бойню страны
  
• Глава 12. Исследование за 60 минут
  ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: СХДА ПРЕКРАЩАЕТ КОНТРОЛЬ: КОНВЕЙЕР РАБОТАЕТ НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ
  
• Глава 13. Ящик Пандоры
  
• Глава 14. Священная корова СХДА
  
• Глава 15. Маленькую свинку везут на базар
  
• Глава 16. Ветеринарные ренегаты
  
• Глава 17. Явная ложь
  
• Глава 18. Ангел-Хранитель
  
• Глава 19. Нет дыма без огня
  ЧАСТЬ ПЯТАЯ: ДРУЗЬЯ В ВЫСШИХ ЭШЕЛОНАХ ВЛАСТИ
  
• Глава 20. Почти умирая за дело
  
• Глава 21. Птица
  
• Глава 22. Урок
  ЧАСТЬ ШЕСТАЯ: ТЕМНАЯ СТОРОНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ
• Глава 23. Главная свинобойня В США
  
• Глава 24. Армия раненых
  
• Глава 25. Поднимая секретный занавес
  
• Глава 26. НАССР: Троянский конь дерегуляции
  
• Глава 27.Образование и полномочие
  

Я только что прочитал книгу "Бойня" в один присест. Это страшное обвинение мясной промышленности. Гейл Айснитц проникла за занавес, опустившейся над мясной промышленностью и шокировала читателей своими исследованиями. Айснитц - замечательный исследователь, великолепная писательница. Это смелый человек, знающий, что он борется за правое дело. Теперь никто не верит, что бойни в США инспектируются должным образом. В своей книге Айснитц показывает, что мясоперерабатывающая промышленность совершенно безразлична к страданиям животных, эксплуатирует своих работников, и что она несет ответственность за то, что производит продукцию, несущую в себе смертельно опасную бактерию.

Не важно, едите вы мясо или нет, если вы заботитесь о людях или о животных, вы должны прочитать эту книгу.

Питер Сингер

БЛАГОДАРНОСТЬ

Я хочу выразить свою сердечную благодарность людям, без помощи которых эта книга не могла бы быть написана. Брэдли Миллер и все работники Ассоциации "Гуманность в сельском хозяйстве", я в долгу перед вами за вашу поддержку и за то, что вы предоставили материалы, которые вошли в эту книгу, о том, что происходит на бойне.

Спасибо вам, Саванна Гаиптле и семья Тристи из фонда Барбары Дилано, за очень серьезную поддержку при создании этого проекта.

Также, хочу выразить свою искреннюю благодарность главному редактору издательства "Прометей" Стивену Л. Митчелу за предусмотрительность, смелость и за веру в успех этого противоречивого проекта. Я также очень ценю редактора Мэри А. Рид за ее неоценимую помощь во время издания этой книги.

Спасибо моим родителям, сестре, зятю, племянницам Джессике Уитни и Аманде Рейчел, за то, что поддерживали и вдохновляли меня, когда я работала над этим, казалось бы бесконечным проектом.

Мое искреннее спасибо Скотту Мак Вэю и фонду Джеральдины Р. Додж за помощь в распространении книги.

Спасибо моим друзьям Лизе Ландерс, Кэрол Ямада, Конни Кослер, Бобу Бэйкеру и Элейн Траонг. Я не смогла бы ничего сделать без вашей поддержки.

Спасибо друзьям и коллегам Доктору Стивену М. Кристику, DVM Джолейн Мэрион, которых больше нет с нами. Вы посвятили свою жизнь улучшению положения животных и вдохновили меня.

И, наконец, моя самая большая и искренняя благодарность всем смелым работникам бойни - мужчинам и женщинам, которые пригласили меня в свои дома и в свои жизни и терпеливо отвечали на мои бесчисленные вопросы. Я хочу выразить вам свое глубокое признание за вашу храбрость, ведь вы разрешили записывать наши разговоры на диктофон, поставив этим под угрозу свою работу. Теперь люди смогут узнать, что же происходит за закрытыми дверьми американских боен.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОТКРЫВАЯ ДВЕРЬ БОЙНИ

ПРОЛОГ

Казалось, что у всех мужчин, с которыми встречалась Кэрол Тейлор, была хотя бы одна татуировка и волосы были либо коротко подстрижены, либо были очень длинные. Она околачивалась в барах и кафе вместе с жуликами и хулиганами. Однажды в полночь ей пришлось ехать 120 миль в час, спасаясь от головорезов-убийц, которые пытались убить ее. Когда ее остановила полиция по обвинению в вождении автомобиля с фальшивыми правами, она пыталась говорить как можно более дружелюбно и даже льстиво, чтобы найти выход из положения и не вызвать подозрения у человека, сопровождающего ее - жестокого уголовника, которого она обманывала с помощью фальшивых документов.

Сейчас Кэрол Тейлор сидела рядом с человеком, с которым она познакомилась всего час назад, офицером полиции, поймавшем серийного убийцу Тэда Банди. Они находились во Флориде в вагончике, в котором жили Гибб и Джин Гибсоны , все четверо пили скотч и шутили.

Гибсоны тренировали борзых для участия в гонках. Кэрол Тейлор - художница. Она сделала набросок нескольких собак Гибсонов. Она открыла свой альбом и показала им рисунок их борзой-чемпиона.

Гибсоны любили Кэрол Тейлор. Они пригласили ее в свой цирк и считали ее своим лучшим другом. Кэрол Тейлор, в свою очередь, была там, где хотела быть. Она считала, что Гибсоны - те самые люди, которых она должна арестовать.

Я, Гэйл Айснитц, люблю проводить вечера дома со своей кошкой, чашкой чая и хорошей книгой. "Кэрол Тейлор" - мой тайный псевдоним. Я работала несколько месяцев, чтобы Гибб Гибсон был арестован за то, что он до смерти замучивал тысячи кроликов, которые использовались, как живая приманка для тренировки собак.

На следующее утро, в 5.30, Дженни Гибсон готовила нам завтрак в трейлере. Снаружи был мой "друг" Кэпт. Дэвид Ли и я смотрели, как Гибб привязывал живого кролика к механической рукоятке на треке. Местные ведущие собаководы стояли на краю трека, чтобы посмотреть, как пройдет тренировка.

Механическая рукоятка начала двигаться по треку и собаки ринулись за ней, кусая беспомощного кролика болтающегося на рукоятке в разные стороны.

Я фотографировала это настолько быстро, насколько было возможно. Я делала вид, что фотографирую собак, но на самом деле - людей.

Капитан Ли наклонил голову и сказал:

" Начинаем операцию"

Семь полицейских машин мчались по дороге и десять офицеров вышли из-за деревьев, возле дороги. Я показала полиции место преступления, но в я не хотела встречаться с Гибсонами.

После того как Гибсона и остальных освободили под залог, Гибсоны, ожидая суда, выследил меня, чтобы получить от меня свидетельство по поводу собачьих бегов. Они махали руками и выкрикивали непристойности. Мы были одни на этом участке дороги, только я и мои бывшие друзья. Капитан Ли задерживался.

Гибсоны уехали, крича и ругая меня, и казалось, они избили бы меня, если бы у них была возможность.

Я приехала во Флориду не только из-за Гибсонов. Я, как Гейл Айснитц, приехала, чтобы взять интервью у Тимоти Уолкера. Он написал мне письмо, требуя в первую очередь отказаться от моих расследований, так как они выявляют такие ужасные зверства, которые не могу соответствовать действительности. Так же он заявил, что я явно писала свои отчеты, будучи не в здравом уме.

Его письмо побудило меня к дальнейшим, более тщательным расследованиям. Информация, полученная в результате этих расследований, буквально убила меня - я узнала и рассказала о такой невероятной жестокости человека к животным, и затронула сердце каждого в этой стране.

ГЛАВА 1
Человеческий крик о помощи

Тимоти Уолкер был нарушителем спокойствия.

В 80-х годах, работая аудитором в Канзас Сити, он обнаружил, что последние тридцать лет бензозаправочные станции обманывали своих клиентов. И, вместо того, чтобы держать свой рот на замке, как это делали все вокруг, он сделал этот обман достоянием общественности. Дело было громким. Оно было широко освещено во всех газетах штата Миссури.

Позже, он стал главным энергетиком в городе. Он постарался убедить городские власти решить проблему нищеты. Но город, ссылаясь на судный бюджет, отказался. Уолкер стал помогать малоимущим семьям за свои личные средства. Он оплачивал счет одной пожилой женщины и устраивал благотворительные обеды для другой.

Впервые я услышала о Тимоти Уолкере в 1989 году. Я работала в Вашингтоне, в организации по защите животных, когда получила письмо от него. Он писал, что на бойне Каплан Индастри, находящейся в городе Бартоу, Флорида, с коров живьем снимают шкуру.

Снимают шкуру с живых коров? Я была контролером и исследователем по вопросам жестокости и часто получала чудаковатые письма о том, например, что на бойнях работают мясники-иностранцы, или письма от ламантинов, или о телепатических способностях цыплят. Но это письмо показалось мне правдивым.

"Это не просто ужасно жестоко", писал он "но и очень опасно для людей, которые снимают шкуру с брыкающихся животных". Руководство бойни знает об этой проблеме, говорил он, но не хочет ничего исправлять, это означало бы изменить линию производства. "Я обращался во многие федеральные учреждения, но там мне отвечали, что они ничего не могут сделать. Они также сообщили, что описанная мной проблема существует по всей стране, и что на бойне Каплана дело просто обстоит немного хуже".

Во время своей работы я сталкивалась со всеми мыслимыми проявлениями жестокости по отношению к животным, от обычных до экзотических: бои собак, где животные буквально рвут друг друга на части ради людской потехи, проигравший погибает, а победитель остается калекой; ритуальное жертвоприношение цыплят, коз, овец и коров; петушиные бои, где птицам одевают острые железные шпоры, и они обречены медленно умирать, истекая кровью.

Но кто посмел снимать шкуры с живых коров, практически под носом у инспекторов сельскохозяйственного департамента США (СХДА)? Иногда непроизвольные конвульсии у оглушенных или даже мертвых коров могут вызывать конвульсии. И, конечно, возможно, что Уолкер просто не знал этого или даже был недовольнымгражданином. И мне нужно было копнуть глубже.

Я узнала, что на бойне Каплана забивают около 600 голов скота ежедневно. Конечно, не так много, как на новых бойнях с суперсовременным оборудованием, но все-таки достаточно, чтобы эта бойня стала основной по убою скота во Флориде.

Следующее, что я сделала - позвонила в СХДА и попросила немедленно начать расследование. Через 4 дня представитель СХДА позвонила мне и рассказала о том, что ей удалось узнать - на бойне Каплана никто не снимает шкуру с живых коров.

"Хотя, я бы не удивилась, если бы это все-таки происходило там, на этом заводе", добавила она.

"Почему вы так думаете?", спросила я.

"О, в округе у них есть кое-какая репутация"

"Репутация какого рода?"

Она не объяснила.

Я решила, что пришло время связаться с Уолкером по телефону. Он говорил спокойно и связно. Когда я попросила назвать источник информации, то ответ был, что источник - он сам. Как оказалось, он был работником СХДА. Инспектора СХДА обычно проверяют качество мяса на заводе. Уолкер же работает в месте, под названием "кровавая яма".

Частью работы Уолкера было брать на анализ кровь коров, на случай выявления у них бычьего бруцеллеза - заразной болезни, последствия которой - выкидыш у коров, что приводит к большим финансовым убыткам в мясоперерабатывающей промышленности.

В теории, на бойнях коров или толкают к желобу, ведущему в " оглушитель", помещение, где их оглушают или они попадают туда по конвейеру. В "оглушителе" в голову каждого животного стреляют из специального ружья для оглушения, наполненного сжатым воздухом. Если ружье исправно и правильно используется оператором, то оно либо приводит к тому, что животное теряет сознание либо вообще умирает.

Затем "оковщик" связывает оглушенному животному ноги цепью и тогда корову поднимают вверх на специальный конвейер. Теперь, корова, повещенная вверх ногами, болтаясь туда-сюда, отправляется к "забойщику", который перерезает ей горло, а точнее сонную артерию и яремную вену на шее. "Забойщик" делает вертикальный надрез на горле животного рядом с кровеносными сосудами, ведущими к сердцу, чтобы прекратить поступление крови в мозг.

Затем корову направляют на "кровавые рельсы" и там, в течение нескольких минут из нее вытекает кровь. Затем тушу направляют к работникам, снимающим шкуру с головы и ног, а в конце "пути" с коровы полностью снимают шкуру, потрошат и разрезают на части.

Вот таким образом это должно происходить согласно федеральному закону. Но, если верить Уолкеру, в Каплан Индастри все иначе.

В 1906 году Аптон Синтклер издал книгу "Джунгли", в которой рассказывают о том, как семья эмигрантов боролась за выживание, работая в жутких условиях чикагских скотопригонных дворов и боен. В "Джунглях" рассказывается о шокирующих условиях боен. Там описано то, что мясо обрабатывалось в столь ужасных антисанитарных условиях и такое грязное, что его продажа снизилась более чем на 50%. Президент Теодор Рузвельт лично содействовал изданию закона о Федеральной Мясной Инспекции в 1906 году. В этом законе были обозначены санитарные стандарты для боен по всей стране.

Сейчас работники СХДА проводят проверку мяса таким же самым способом, что и в 1906 году. Согласно Федеральному закону все животные на бойне должны быть осмотрены до и после убоя. Эти проверки проводятся федеральными ветеринарами или специальными инспекторами. Ветеринары, много знающие о здоровье и психологии животного, могут сами вести надзор на бойне. Инспектора учатся у них как определить признаки болезней или заражений у животных. Если во время предубойного осмотра в загоне перед бойней какое-то животное вызовет у инспекторов подозрение на предмет болезни, то его будут осматривать ветеринары из СХДА. Они обращают внимание на все признаки, которые не соответствуют норме: животные, которые не могут ходить; животные со странной походкой, дрожью в ногах, параличом; животные, которые скрипят зубами и т.д. также они смотрят, нет ли следов какой-нибудь инфекции или недавних операций.

Большинство инспекторов работают на территории завода, где они производят также и послеубойный осмотр. Они должны осмотреть голову каждого животного, его туловище и внутренние органы на предмет выявления признаков болезней, абсцессов и заражений, а также на наличие фекалий, шерсти и грязи. Если инспектор обнаруживает тушу или орган, не соответствующие санитарным нормам, ее осматривает ветеринар и СХДА. Инспектора также должны следить за санитарным состоянием завода и за стандартами клеймения мяса.

В 1958 году Конгресс издал закон о Гуманности на Бойне (ЗГБ), а в 1978 году в него были внесены поправки, которые расширяют его действия.

В законе о Гуманности на Бойне есть рекомендация о том, что всех животных следует убивать только в бессознательном состоянии и только человеком, имеющим опыт в этом деле.

СХДА вступил в тесный союз с мясоперерабатывающей промышленностью и выступил против закона о Гуманности на Бойне. Но все же в итоге оказал содействие его реализации. И хотя, нарушение закона о Федеральной Мясной Инспекции приводит к судебному наказанию, нарушение закона о Гуманности на Бойне не влечет за собой никаких наказаний вообще. Инспектора только рассматривают нарушения ЗГБ, хотя они должны сразу прекратить процесс убоя, пока нарушения не будут прекращены и их последствия не будут исправлены.

За несколько месяцев, перед тем как связаться со мной, Уолкер обратился в СХДА с просьбой о том, чтобы решить проблемы, происходящие на заводе. "Хочу заметить, что существует смертельная опасность, если условия на бойне Каплана не будут изменены", писал Уолкер одному инспектору. Другому он писал: "Вы никогда не узнаете, в каких условиях происходит работа на этой бойне, пока сами не увидите. Я сам несколько раз чуть не был убит, брыкающимися коровами, с которых снимали шкуры, хотя они были в полном сознании". Третьему проверяющему он писал: "Возникшая ситуация требует немедленного вмешательства. Я очень расстроен, так как федеральное правительство не может ничего исправить".

Это была первая попытка поиска помощи за пределами СХДА.

И тогда Уолкер, бывший военный моряк обратился в Ветеринарную Администрацию (ВА). "Когда я попал на эту бойню, то увидел иллюстрацию к "Аду" Данте. Здесь было даже хуже, чем в аду".

Ничего не произошло. После безрезультатного обращения в эти два правительственных учреждения, Уолкер написал мне.

ГЛАВА 2
Выберемся ли мы отсюда живыми?

Тимоти Уолкер жил в Неаполе, Флорида, солнечном городке, расположенном между Мексиканским заливом и Большой Кипрской Топью. Я встретила его в маленьком ресторанчике даров моря. Он выглядел на свои 40 лет, был среднего роста и телосложения, носил очки. У него была борода. Это был скромный человек.

Уолкер мечтал жить во Флориде. Он уволился с поста аудитора и переехал на юг. Он надеялся, что найдет работу в отделении по защите животных при СХДА, станет проверять исследовательские лаборатории, зоопарки и ипподромы. Он никогда не мог себе представить, что станет работать на бойне, будет брать образцы крови у коров.

"В прошлую субботу", сказал он "Конвейер буквально дымился. Там было очень много коров, столько я никогда не видел. Рабочие стояли и ругались. Мы тоже ругались. Казалось, весь конвейер обезумел. Там было около сотни коров. Когда скорость конвейера была увеличена, и бригадир пытался загнать туда как можно больше коров, работники уже не выдерживали". Уолкер говорил, что на бойне Каплана забивают 50-70 коров в час. "Мясник - забойщик не всегда бьет прямо в голову", говорил Уолкер "и тогда корова может начать бегать по бойне. Однажды я видел, как корова сбила с ног одного мексиканца и несколько раз прыгнула на него, сильно ударяя копытами. Я спросил, сильно ли он ушибся - было очевидно, что его спина невыносимо болит, но он сказал: "Нет, нет". Он знал, что Каплан уволит его, если он будет жаловаться. За соседним столом праздновали чей-то день рождения, было очень шумно и наш разговор был прерван. После того, как задули свечи и стихли аплодисменты, Уолкер рассказал еще о двух несчастных случаях, когда работники СХДА чуть было не были затоптаны до смерти полуоглушнными быками.

Очень часто, говорил Уолкер, коров оглушают неправильно и они находятся в сознании тогда, когда их связывают и поднимают наверх. Помимо того, что коровы брыкаются и мечутся, они буквально выкручивают свои шеи, смотря из стороны в сторону. Они просто обезумивают. И в таком состоянии коров отправляют к забойщику.

"Иногда забойщик не может правильно перерезать горло несколько раз ", сказал Уолкер "Не может сделать так, чтобы потекла кровь".

И теперь у коровы должны снять кожу с головы.

"Очень часто работник, снимающий кожу с головы коровы, обнаруживают, что животное все еще в сознании, когда начинает делать надрез и корова начинает бешено брыкаться. Если такое случается - мясник вонзает нож ей в загривок, чтобы перерезать спинной мозг ". Это полностью парализовывает корову, но все же она продолжает чувствовать боль, когда ей снимают кожу с головы. Таким образом мясник может спокойно продолжать свою работу, ведь животное больше не брыкается. В ресторане было много людей. Они уже ужинали. Уолкер съел свой сендвич, а я салат. Мы говорили уже около часа и нам нужен был перерыв. Мы немного прогулялись по набережной, а затем отправились беседовать ко мне в мотель. Там я снова включила запись.

"Снимать шкуру с живых животных не только жестоко", сказал Уолкер "но так же очень опасно для мясников и всех работников". Люди, работающие на бойне, стараются находиться на безопасном расстоянии, вдали от лягающихся коров. Иногда животное освобождается от своих оков и падает вниз головой с высоты 15 футов на работающих внизу людей.

"Это чудо, что никто не был убит. Однажды такое повторилось трижды в день, один несчастный случай за другим".

"Итак, вы решили как-то исправить ситуацию. С чего же вы начали?", спросила я

"Я спросил своего босса, имею ли я право остановить конвейер. Он ответил, что этим занимается доктор Тексан (ветеринар СХДА. на бойне Каплана). Это ее обязанности. Чтобы поговорить с Тексан мне нужно было уйти с работы, но меня никто не мог заменить. Так, что я сообщил ей, что здесь снимают кожу с живых животных немного позже. Доктор то ссылалась на занятость, то все же что-то отвечала, но это не приводило ни к каким результатам." Уолкер назвал около 20 человек, с которыми он связывался в СХДА, ВА и в Конгрессе США.

"Я даже связался с сенатором Бобом Грэхемом, но тогда я еще не знал, что он является владельцем большой маслобойни".

"И еще кое-что", продолжал он "Я расскажу о нарушениях закона, которые остаются безнаказанными. Много раз стоки, по которым стекает кровь коров, засорялись частями тел животных (ногами, ушами и т.д.). Кровь выливалась обратно и затопляла помещение где-то на 6 дюймов, так что сток не был даже виден. А бывало такое, что цепи, которые весят около 30 футов, падали с конвейера и ранили рабочих, находящихся внизу."

Закончив нашу беседу в тот вечер, мы насчитали 14 федеральных законов, нарушенных Капланом. Той ночью я не могла заснуть. Во-первых, у меня болело горло, а во-вторых, хотя я и была инспектором по выявлению жестокого отношения к животным, и была не очень впечатлительна, но то, что я узнала о бойне Каплана задело меня за живое.

На следующее утро я поехала на север, в Фростпруф, чтобы поговорить с Кеннетом Сэндбором, одним из коллег Уолкера. Сэндбор, как и Уолкер, занимался тем, что брал кровь на анализ. Он сказал, что проблемы на бойне начались еще за долго до того, как Уолкер начал здесь работать. Я попросила его рассказать в деталях о своих наблюдениях, и он поведал мне одну историю. Еще до того как Уолкер был нанят в СХДА, Сэндбор и еще один человек, тоже берущий кровь на анализ, остановили процесс снятия шкуры с коровы, когда обнаружили, что эта корова живая и находится в полном сознании. Вице-президент бойни Каплана был очень зол на них за это.

"Он нас буквально загрыз!", сказал Сэндбор "Говорил, что мы здесь не для того, чтобы останавливать конвейер. И что, если это нас не устраивает, то вы можем увольняться. Не знаю, как нам следовало себя вести, ведь мы работали на СХДА - на правительство". Но, тем не менее, Сэндбор отступился.

Все еще опасаясь, что он может потерять работу, Сэндбор не разрешил записывать наш разговор на диктофон. Он не подписывал никаких документов, но сказал достаточно. И его слова подтвердили сказанное Уолкером.

В течение следующих нескольких дней я общалась еще с двумя людьми, в обязанности которых входило брать кровь на анализ на бойне Каплана.

Один из них, Ронни Утсон, жил на ферме во Флориде с женой и детьми. Когда я приехала, он красил трейлер рядом с домом. Мы сели на лужайке. Рядом паслась его лошадь. У моих ног играл котенок. Я спросила Уотсона о том, что рассказывал мне Уолкер.

"Поймите меня правильно, Тим хороший человек, но он не совсем прав". Уотсон говорил медленно с южным акцентом. "Никому не нравится смотреть как животное подвешивают вверх ногами, но Тим воспринимал страдания животных очень близко к сердцу. Я относился к этому не так как Тим - немного спокойнее. Меня это просто пугало. Долгое время я чувствовал себя разбитым. И не только потому, что коровы брыкались. Это можно пережить, но, хотя, если попадаешь под такой удар, естественно, чувствуешь сильную боль. Самое ужасное для меня было, когда животное падало - это грозило для нас смертельным исходом. Когда я видел, что цепь, на которой висела корова, обрывается, то дрожал, как последний трус. Моя жена очень боялась, что однажды меня принесут домой по частям. Хорошо, что я застраховал свою жизнь, когда работал у Каплана".

Я спросили, правда ли, что шкуру снимали с живых коров.

"Понимаете, брыкание может быть вызвано и мускульной реакцией мертвого животного", сказал он "Но если коровы мычат или моргают то значит они живы".

"Вы кому-нибудь говорили о том, что шкуру снимают с живых животных, которые находятся в сознании?", спросила я .

"Я говорил доктору Тексан об этом два или три раза. Я говорил: "Доктор Тексан, коровы живые, они в сознании и они опасны!". После этого доктор только отругала работника, занимающегося забоем, но это не решило проблемы. Я написал письмо. Многие тогда писали письма. Я отправил его доктору Митчелу и он распорядился, чтобы доктор ДеКаролис приехал и посмотрел в чем же состоит проблема. Доктор ДеКаролис приехал в белой униформе и пробыл на бойне приблизительно 45 секунд, затем попросил убрать с его пути окровавленную тушу, так как кровь могла попасть на его белый халат и уехал". Столкнувшись с письмами и жалобами о том, что скот находится в сознании во время убоя, инспектора СХДА решили "изучить" проблему. Они не обратили внимание на человеческую жестокость или на опасность, исходящую от коров. Они не остановили конвейер. Вместо этого они установили нечто вроде защитной металлической крыши. Я спросил еще одного работника, берущего кровь на бруцеллез, об этой крыше.

"Когда я работал у Каплана, мне говорили об этой защитной крыше. Тогда я думал, что они сошли с ума - я не знал о каком аде идет речь. Мне говорили, что подобное металлические покрытие может защитить работников если вдруг корова сорвется и упадет. Но навряд ли оно смогло бы защитить нас от ударов брыкающихся коров. В действительности, нас мог защитить только крик "Осторожно! Поберегись!", когда мясник начинал снимать кожу с головы живой коровы. Я благодарен за то, что он кричал это. Это давало нам шанс приготовиться. А иногда он мог крикнуть: "Собирайтесь в госпиталь!"

При обычных обстоятельствах я мог бы разделить точку зрения Тима о жестокости к животным, но не тогда. Я слишком волновался о себе, о своей жизни, чтобы думать о коровах - я думал: "Господи, выберусь ли я от сюда живым?". А доктор Тексан, к стати, была очень зла".

"Из-за условий?"

"Нет, нет. Из-за того, что Тим написал письмо".

Херб Хоузер, еще один человек из СХДА, с которым я связалась благодаря Тимоти Уолкеру. Он тоже пострадал от неправильно оглушенной коровы. Он хотел дать интервью. Я позвонила ему вечером, по приезду в Неаполь. И он сразу согласился со всем, сказанным Уолкером. Он назначил мне встречу, сказав, что может еще кое-что добавить.

Через несколько дней я позвонила ему, чтобы подтвердить нашу договоренность встретиться, но он говорил со мной ледяным голосом: "Я не понимаю почему вы интересуетесь проблемами бойни. Это не ваше дело!", крикнул он и бросил трубку. Я спросила Уолкера , что же случилось. Он точно не знал, но догадывался. Представители СХДА недавно приходили к Уолкеру и расспрашивали о его контактах со мной. Наверное Хоузер узнал об этом. Уолкер выразил опасение, что Хоузер боится, что его могут уволить за то, что он общался со мной. До этого момента я рассматривала эти опасения, как какую-то мелодраму.

Херб Хоузер изменил мое отношение к этому делу.

ГЛАВА 3
Самое темное место во вселенной

Программа Защиты Свидетелей (от 1989 года) - федеральный закон, защищающий правительственных работников, если они стали жертвой не правильного, коррумпированного или некорректного поведения. Я вернулась в Вашингтон в связи с другими делами и там связалась с организацией под названием Правительственный Ответственный Проект (ПОП) - общественной адвокатской группой, которая защищала правительственных и общественных свидетелей. В ПОП согласились заняться делом Уолкера, ведь он может быть уволен из-за того, что общался со мной. Я была в офисе ПОП и увидела там меморандум директора Тома Девайна для всех работников. Заголовок меморандума был следующим: "Именно мы делаем так". Этот меморандум содержал речь Мэри Херсинк, матери четверых детей из Алабамы, которая выступала на слушании СХДА . Она рассказала о том, что случилось с ее сыном Дэмионом (21 год) после того, как он съел кусок сырого мяса в лагере бойскаутов.

"Я побывала в самом темном месте во всей вселенной - там, где я увидела как тело моего ребенка билось в конвульсиях, как посинело его лицо под респираторными трубками. Мониторы над ним буквально били тревогу, так как кровяное давление падало 60/40…50/30…40/20…падало, падало, падало….Врачи просили, чтобы я ушла. Они добрые люди, и они знают, что родители не должны видеть собственными глазами, что случится с их ребенком дальше.

Час. Целый страшный час в коридоре здания скорой помощи я и мой муж провели вместе прося Господа: "Пожалуйста, дай ему прожить хотя бы еще час. Мы не просим день - только час. Пожалуйста, Господи, пожалуйста! "

И мы ждали, так же как ждали в первую неделю этого ада, как и последующие 6 недель. 6 недель его мучительных страданий, сильных болей. 7 раз мы прощались с ним, целуя его, когда хирургическая сестра отвозила его на очередную операцию. 6 недель двери в этот мир были закрыты для него. И наконец свершилось чудо и Господь сказал: "Этот ребенок получает в дар временное облегчение. "" Ее рассказ затронул меня. Занимаясь расследованием жестокого отношения к животным, я почувствовала, что испытание Мэри Херсинк каким-то образом связано с тем, над чем я работала. Я позвонила ей. После того как она поблагодарила меня за звонок, я спросила, почему ее сын съел сырой кусок мяса в бойскаутском лагере.

Мэри сказала, что этот кусочек мяса лежал на деревянной тарелке, на которую скауты складывали готовое мясо гриль. И хотя этот кусок не был поджарен, он обветрился на воздухе и стал такого же цвета как и готовое мясо гриль.

"Как только мой сын положил этот кусок мяса в рот, то сразу почувствовал, что он сырой, но он постеснялся своих товарищей и не выплюнул его.

Ровно через 6 недель и начался этот ад. Сначала кровавый понос, а затем уровень тромбоцита упал. У ребенка начались галлюцинации - он больше не узнавал нас. Его печень перестала работать. Требовалось срочное хирургическое вмешательство.

Вскоре у сына начались проблемы с легкими. Ему одели респиратор, так как его легкие были заполнены жидкостью. В его грудную клетку вставили специальные трубки, чтобы откачивать эту жидкость.

Но теперь начались проблемы с сердцем. Оно увеличивалось. Рентген показал, что оно превышает нормальную величину в 2,5 раза. Трижды приходил доктор и делал дренаж, отгоняя жидкость от сердца. Врачи не верили своим глазам - каждый раз вытекал целый литр жидкости. Они говорили: "Все будет хорошо. Мы справились." Но на следующий день все начиналось с начала. Врачи сдались и отправили мальчика на операцию. Они хотели сделать отверстие в перикарде сердца. Когда они заглянули во внутрь, то увидели, что околосердечная сумка была раздроблена и полна гноя. Врачам пришлось удалить все это"

Врачи оценивали шансы мальчика как один к четырем.

Дэмион съел кусочек мяса, который содержал смертельно опасную бактерию Е.coli 0157:Н7. Этот микроб может вызвать брюшные судороги и понос, а так же гемолитический уремический синдром (ГУС), очень серьезное заболевание, во время которого токсичные вещества распространяются по всему телу и кровь теряет способность свертываться. Сейчас в США ГУС очень распространенная болезнь, особенно среди детей. 5-10% - со смертельным исходом, а остальные остаются калеками.

После нескольких недель, проведенных в госпитале, Дэмиону запретили кушать. Но с другой стороны - он был на пути к выздоровлению.

"И что же дальше?", продолжала Мэри "Мы все праздновали то, что наш ребенок справился с болезнью. Мы дали ему немного попить. Он сделал всего несколько глотков и ему сразу же стало хуже. Началась настоящая агония. Нужно было срочное хирургическое вмешательство. В 3.30 утра пришел доктор и сообщил, что все в порядке - операция пришла успешно. Но все же инфекция затаилась где-то в организме, и в последствии пришлось делать еще две операции". Дэмиону потребовался целый год, чтобы встать на ноги, в буквальном смысле. Он прошел курс специальной реабилитации и заново учился стоять и ходить. Он перенес несколько сердечных приступов, 7 хирургических операций, потерял ? своего веса и 30% легочных функций. Е.coli 0157:Н7 - очень редкая бактерия, которая еще до 1982 года была неизвестна и несла за собой все это время болезни и смерть на территории США. Такие бактерии как Е.coli и сальмонела, которые живут в кишечнике крупного рогатого скота и домашней птицы, заражают мясо, если убой скота производится в спешке и в несоответствующих антисанитарных условиях.

"Эта болезнь опасна и разрушительна", сказала Мэри "Когда я узнала причину болезни моего сына - антисанитария на государственных бойнях, я была очень рассержена. Я поняла, что должна что-то сделать" Мэри встретилась с родителями других детей, которые тоже стали жертвой этой болезни. Вместе они создали группу, борющуюся за безопасное мясное питание, под названием "Наш Выбор - Безопасная Кухня" (STOP).

Когда Мэри сказала мне, что мы могли бы вместе с ней и другими членами этой организации поехать в Вашингтон, на симпозиум по мясной инспекции в Сенат, я решила присоединиться. Между тем, я снова вернулась к исследованиям Уолкера. Подтверждающих доказательств теперь было достаточно, чтобы окончательно поверить Уолкеру. Но все люди, с которыми я беседовала были работниками СХДА и теперь они волновались не уволят ли их с работы за то, что они общались со мной. Я вернулась во Флориду, в Каплан Индастриес. У Каплана работало около 260 человек. Большинство из них были мексиканцы. Я узнала, что в 25 милях к югу от бойни Каплана было несколько испано-говорящих общин. Я села в машину и поехала на юг. Боулинг Грин, был в получасе езды от Бартоу и был похож на город приведений. Дороги были грязными, дома казались нежилыми.

В маленьких городка в почтовых отделениях обычно рады предоставить любую информацию, но на почте в Боулинг Грин мне не захотели называть имена работников Каплана, и я направилась в городок Ваихула, который находился в нескольких милях от Боулинг Грин. Его население составляло 3 тысячи человек. Ваихула был окружен апельсиновыми и грейпфрутовыми рощами. В основном здесь жили мексиканские эмигранты, приехавшие сюда на сбор фруктов.

Бюро по трудоустройству в Ваихула также не предоставило интересующей меня информации. Я решила поболтать с местными жителями, ищущими работу, но они не говорили по-английски. Я проверила местные бары и кафе, трейлерные парки. Та же история - ни одного работника Каплана..

В одном супермаркете, где я покупала сироп от кашля, я спросила продавщицу, знает ли он кого-нибудь, кто бы работал у Каплана. Она ответила, что многих. Она не знала имен, но показала мне дом, где по ее мнению, жили рабочие.

По пути я остановила одного симпатичного молодого человека и спросила не говорит ли он по-английски. Он знал английский и за 10 долларов согласился быть моим переводчиком.

Когда я шла по лужайке перед деревянным домиком, дверь открылась и коренастая седая женщина вышла на крыльцо. Было слышно как в доме лаяла собака.

"Что вы хотите?", спросила женщина.

Я улыбнулась и объяснила, что интересуюсь улучшением рабочих условий на бойне Каплана, и что я слышала, что в ее доме живут люди, работающие там. Гертруда Шнайдер сдавала спальный вагончик 12 мексиканским рабочим.

Этот факт уже подтверждал типичную эксплуатацию труда эмигрантов. Но Гертруда не соглашалась с этим.

"Я люблю моих мальчиков", говорила она "Я забочусь о них наилучшим образом. Они - моя жизнь"

она согласилась поручиться за меня своим мальчикам, когда они придут вечером домой.

Я договорилась с переводчиком позже и отправилась в кафе, чтобы что-нибудь перекусить, а затем ждала в машине на парковке.

Большинству квартиросъемщиков Гертруды, казалось, было лет по 20. Но меня не интересовал ни их возраст, ни эмиграционный статус. Гертруда относилась к ним хорошо и они отвечали ей тем же. Все они тяжело работали и отсылали свой скудный заработок своим родным в Мексику.

Почти все эти люди собирали грейпфруты в близлежащих рощах, но два из них иногда работали у Каплана. Они работали на кровостоке, находясь в постоянном страхе за свои жизни. Хуан Санчес уволился сразу через несколько дней после приема на работу, боясь, что с ним случится несчастный случай. Хосе Альваро, который проработал на этой бойне несколько месяцев, описал каково это было.

Через переводчика Альваро сказал: "Моя работа заключалась в том, чтобы мыть головы животных. Все происходящее я мог видеть со своего рабочего места". Он мог видеть, как коровы начинали брыкаться, когда их привязывали к конвейеру; как мясники перерезали спинной мозг, чтобы умертвить брыкающихся коров.

Пока говорил Альваро, Гертруда не проронила ни слова и я практически забыла о ее присутствии. Позже, когда я прослушивала пленку, было слышно, как она вздыхала от ужаса.

Альваро говорил, что даже если кто-то из рабочих был ранен коровой, то он боялся рассказывать об этом. Я спросила почему. Он размял пальцы и ответил:

"Увольнение. Сразу. Мгновенно", - сказал переводчик "Или перевод на другую, более тяжелую работу, чтобы заставить человека молчать".

Чтобы записать письменные показания мне нужен был испано-говорящий нотариус. Гертруда знала одного в Боулинг Грин. Анна Педроса работала нотариусом в фирме по продаже автомобилей. Она сразу согласилась помочь, как только узнала чем я занимаюсь. Ее брат работал у Каплана и она слышала эти истории.

Анна посоветовала мне поехать на окраину города и поговорить с ее братом Гектором. Я поехала. Мы сели на лужайке. Рядом каждые несколько минут кукарекал петух. У Гектора был сильный акцент, но это не мешало ему описать мне картину происходящего во всех подробностях.

"Там очень много коров и у человека, занимающегося убоем, просто не хватает времени. Но все равно их подвешивают и они брыкаются".

"Сколько?", спросила я.

"60 - 70 коров в день"

"Говорят, что коровы брыкаются, но это мускульная реакция", сказала я.

"Ну может быть это и правда. Но иногда они начинают мычать. Их подвешивают, а они все еще мычат. Они поднимают головы и смотрят вокруг. Иногда они падают вниз и пытаются снова встать на ноги. Когда корова падает и кричит…ох…"

"Мычит?"

"Да. Мычит. Правильно. Они живые. Все говорят, что это так". Очевидно, мне просто повезло или же я была хорошим детективом, но в итоге я попала в один бедный дом в Боулинг Грин. Я постучала, но мне никто не ответил. Я бродила по улице вокруг этого дома до наступления сумерек. Затем я увидела как мужчина, женщина и двое маленьких детей вышли из машины, держа в руках пакеты с едой. Я подошла к ним и представилась возле квартиры.

Альберт Кабрера, высокий, худой парень 20-ти лет, с темными курчавыми волосами и большими карими глазами, пригласил меня войти. Маленький кондиционер распространял теплый воздух по комнате. Таракан полз по стене. Я включила диктофон.

"Однажды утром на конвейере с телятами произошел затор", сказал Альберт "Чтобы заставить их двигаться быстрее, мы отправляли одновременно по 8-9 телят в помещение, где их оглушали. Когда они начинали двигаться, мы начинали стрелять из ружья для оглушения. Телята прыгали друг на друга. Мы не могли понять, кого мы оглушили, а кого нет. Их подвешивали, а они кричали и брыкались на конвейере. Совсем дети - возраст 2-3 недели. Я чувствовал себя ужасно, убивая их.

Но не только телят убивали в полном сознании. Сложнее всего было с коровами, а особенно с быками - у них очень твердые черепа. Мне приходилось ударять по 3-5, а то и по 10 раз, прежде, чем они упадут. Много раз случалось, что я пробивал дыру в их головах, а они все еще были живы.

Я помню, как однажды ударил одного быка с очень длинными рогами и что-то белое начало вытекать из его головы - мозги, подумал я . Его голова была вся в крови. Вдруг бык ринулся по направлению к входной двери. В него выстрелили из винтовки и затащили обратно".

"Знаете, на бойне есть плакат, на котором крестиком указано место в центре головы коровы, куда нужно стрелять", продолжал он

"И это то, что вы пытались делать?", спросила я.

"Да. Это именно то, что я делал. Но всегда поступали жалобы, что я не выполняю свою работу должным образом".

"А что по поводу людей из СХДА?", спросила я.

"Они смотрели, как животные пытаются встать после моих ударов. Да, они жаловались, но ничего не предпринимали. Никогда. Ветеринар доктор Тексан из СХДА стояла и смотрела, сколько животных я убиваю. Я ударял одно животное по 5-6 раз. Она ругала меня, но никогда не останавливала конвейер".

Вооруженная свидетельствами людей из СХДА и работников Каплана, я хотела получить информацию у главного проверяющего бойни. И я получила ее, но этот человек боялся увольнения и не разрешил мне включать диктофон. Вместо этого он назвал мне еще одно имя - Билли Корбет. Я встретилась с Корбетом у него дома. Это был высокий, симпатичный, темноволосый мужчина. Вместе женой и детьми он жил в нескольких милях от бойни Каплана. В течение 6 лет он работал там проверяющим. Но совсем недавно уволился.

"Бойна Каплана - это предприятие, на котором существует потогонная система", сказал Корбет "Бойня буквально разваливается. Закупается слишком много животных. Старых, измученных и даже молочных коров. Многие из них умирают еще в дороге или в загонах, незадолго перед убоем", сказал он.

"Что делают с коровами, которые не могут сами выйти из кузова машины после перевозки?", спросила я .

"Обычно их перевозят на какой-нибудь старой развалюхе. К ней прикреплена подъемная люлька, а от нее идет цепь, которую привязывают к ноге коровы. Когда люльку поднимают - цепь натягивается и поднимает животное вверх.

Когда привозят коров, которые не могут даже стоять, то их заставляют встать, засовывая им пальцы в ноздри и выкручивая в разные стороны. Но даже если корова поднимается на ноги, опасаешься, что в любой момент она может упасть."

"В плохие времена бывало только лишь по 30 животных", продолжал он. "Многие были простужены, с температурой под 106°F (Согласно федеральному закону, убой крупного рогатого скота не должен производиться, если температура животных более 105°F - их нормальная температура - 101°F).

Доктор Тексан измеряла температуру у животных, но никогда ничего не делала, чтобы помочь им. Коровы лежали на палящем солнце около 3 дней, прежде чем умереть или же доктор Тексан говорила нам, что их нужно пристрелить. Эти больные животные могли поесть или напиться воды, только в том случае, если находили силы, чтобы встать и подойти к кормушке.

Часто даже здоровые животные находились без еды и питья один или два дня. Их просто могли забыть покормить. Иногда животные переворачивали корыта для питья и проходило очень много времени прежде, чем их устанавливали снова. Животные лежали под палящим солнцем без капли воды. Очень многие из них были полностью изнемождены.

И еще - представители СХДА должны проверять животных и если есть подозрение, что какое-то животное больно, то это должно быть отмечено в специальном журнале. Я видел проверяющих, которые просто прогуливались по скотному двору и делали пометки даже не глядя на животных, а затем шли на перерыв пить кофе".

"Как же перегоняли животных, которые все еще держались на ногах", спросила я.

"Вы знаете, пытаться перегнать животных самостоятельно - тщетная попытка", ответил он "Иногда их приходилось подгонять и даже бить. Шоферы любили подастовать их. 5 или 6 электрических проводов вставляли в розетку и шоферы били ими животных. Коровы становились как дикие и их невозможно было усмирить. А шоферы просто стояли и смеялись (Федеральный закон запрещает использовать электрический ток, если мощность превышает 50 Вт.)"

"И что же никто ничего не говорил?"

"Дон Каплан, президент корпорации, подписал соглашение", сказал Корбет "в котором утверждалось, что если работник жаловался на что-то, то начальник мог назначить его на другую работу. Обычно на работу, где снимают с конвейера туши, обрабатывают и засыпают солью. Это ужасно тяжелая работа. Человека переводили туда и вскоре он сам увольнялся".

Я вернулась обратно в Вашингтон. Через несколько дней Тимоти Уолкер позвонил мне и сообщил плохие новости: он был уволен СХДА за то что разговаривал со мной.

ГЛАВА 4
"Мамочка, неужели я должна умереть?"

"Достаточно ли вы смелый человек, чтобы признать, что в естественном водоеме обнаружена палочка бактерии E. Coli 0157:Н7?

И что эта инфекция заражает мясо, которое мы едим? И что последствие этого заражения - болезнь печени, которая раньше была редкой и, которая всего декаду назад стала очень распространенной, особенно среди детей? И что их страдания связаны с двумя последними правительственными администрациями Рейгана и Буша".

Выступление Мэри Херсинк на слушании комиссии СХДА по вопросам зараженного мяса.

Как и большинство правительственных работников, Тимоти Уолкер должен был проработать в СХДА в течение одного года, прежде чем получить постоянную работу в федеральной службе. Он был нанят СХДА на 363 дня и ему оставалось всего 2 дня до получения постоянного места, когда он был уволен СХДА за то, что разговаривал со мной. Я позвонила, чтобы пообщаться с Уолкером, отправила факсом в СХДА Закон О Свободе Слова, и начала звонить и наносить визиты в другие организации в Вашингтоне.

У Мэри Херсинк, женщины, чей сын, Дэмион, чуть не умер, после того, как съел мясо, пораженное инфекцией, было симпатичное лицо, длинные светлые волосы и тихий голос. Возникало ощущение, что разговариваешь со старым другом. Когда я встретила ее на симпозиуме в Сенате, она была в сопровождении десятка родителей, чьи дети отравились зараженным мясом. Некоторые были с детьми, другие без - их дети не выжили и родители взяли их фотографии. На симпозиуме они рассказывали свои истории.

Первой выступила 10-летняя Брайани Кинер. Она рассказала, что заболела после того, как съела полусырой гамбургер в ресторане быстрой еды. Брайани говорила всего минуту, но это, казалось, истощило ее.

Мама Брайани, Сюзанна Кинер, продолжила рассказ дочери.

"Моя дочь Брайани пролежала в больнице 167 дней. Из них 55 дней она находилась на грани между жизнью и смертью.

Наша история начинается с испорченного гамбургера, который Брайани съела в начале января. Через несколько дней у Бри поднялась высокая температура 103.8°F и начались брюшные судороги. Лицо ее стало очень бледным. Ночью мы поехали к нашему педиатру, так как у Бри началось кровотечение из прямой кишки.

Позже, когда я брала у моей дочери мочу для анализа, то баночка была полна крови. Увидев это я выронила ее, Брайани спросила: "Что это, мамочка?". Я сказала, что таким образом выходит та малиновая конфетка, которую она съела час назад…Моя девятилетняя девочка с веселыми карими глазками и длинными каштановыми волосами только начала битву за свою жизнь, которая продлится еще пять с половиной месяцев.

Первые шесть часов в госпитале Брайани испытала страшную боль. Интенсивные желудочные спазмы повторялись каждые 10-12 минут. Ее кишечник увеличился втрое.

Она впала в глубокую кому, которая продолжалась 40 дней. Все внутренние органы опухли. Ее дыхание было учащено до 100 вдохов в минуту.

Когда доктор сказал, что ей осталось жить только час, мы пригласили священника и ее исповедали. Затем ее срочно отправили в операционную, чтобы удалить толстую кишку, хотя врачи все еще давали ей небольшой шанс выжить. Той ночью она выжила чудом.

После второй срочной операции нам сказали, что у Брайани нет шансов выжить. У нее остановилось сердце, но врачи восстановили его работу. Ее сердце сильно опухло и было похоже на губку. Из каждой поры сочилась кровь.

Из-за токсинов печень и поджелудочная железа Бри перестали работать. Несколько раз ее кожа темнела на несколько недель. У нее началась опухоль мозга, которую неврологи не могли лечить даже при помощи специальных лекарств. У нее были эпилептические припадки, в результате которых на глазах образовались кровавые сгустки.

Врачи говорили, что у Брайани сильно воспален мозг. У нее было 5 % выжить и находиться в коме и 95% , чтобы умереть". Брайани приехала в Вашингтон, чтобы свидетельствовать, заплатив слишком высокую цену. У нее было больное сердце, поврежден мозг, диабет, ее легкие были покрыты множественными рубцами, от печени осталась лишь 1/3, девочка дважды переболела пневмонией. Ее мама рассказала на симпозиуме, что мышцы тела Брайани атрофировались и нужна была интенсивная физическая и трудовая терапия.

К животу Брайани все еще была прикреплена "кнопка мики". Во время сна к этой кнопке прикрепляли катетер, через который производилось искусственное питание.

ГУС (Гемотический уремический синдром) привел к полной дисфункции желудка.

Ранее нормальный ребенок, сейчас Брайани не могла даже долго разговаривать. Она была так слаба, что могла посещать школьные занятия только один час в день.

Две дочери Долланов - Андреа (3 года) и Мэри (4 года) заболели сразу же через несколько дней после того, как съели гамбургеры в ресторане быстрой еды в Сиэтле. Детей отвезли в больницу.

Их мама, Дорати Долан, по профессии медсестра, рассказала их историю: "Мой муж и я провели следующие два дня то и дело отводя девочек в туалет, слушая стоны и вздохи по ночам и крики днем. У них продолжался кровавый понос, и Мэри все время повторяла: "мамочка, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не было больно". Обе девочки, и она и Андреа все сильнее и сильнее заболевали этой страшной болезнью.

Утором 12 января у Мэри потекла кровь из носа, и моча тоже стала кровавой. Тогда, в туалете, она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами и спросила: "Мамочка, неужели я должна умереть?"

Мои самые страшные опасения становились реальностью. Врачи сообщили, что у Мэри развивается ГУС и что ее состояние становится все хуже. На следующее утро у Андреи тоже началось кровотечение из носа и моча тоже стала кровавой.

Мэри кричала, что у нее сильно болит голова. Мы обнимали, жалели ее, но она кричала снова и снова: "Мама! Мама!". Я назвала ее имя, обняла крепче, но ее глаза не фокусировались на мне. Она продолжала звать меня, так как будто не знала, что я рядом.

Мой муж побежал за медсестрой и врачом. Пока мы ждали, казалось прошло несколько часов. Мэри становилось все хуже. Левая часть ее тела не двигалась. Крики о помощи становились все более тихими и неразборчивыми". Мэри поставили диагноз - паралич. "Врачи сказали, что прогнозы у Мэри очень плохие. Инфекция может распространиться и на другие органы: печень, панкреас, легкие, сердце, могут даже начать выпадать зубы. Она может умереть.

Каждые 4-6 часов мы ждали результатов ее анализов. Все это время мы крепко обнимали ее, но ее тело обмякло, в нем не было силы. Ее ступни распухли. Правая сторона лица тоже опухла, так как печень плохо работала. Мэри пыталась сесть, но у нее не было сил и она падала.

Мэри перевели в палату для выздоравливающих в тот день, когда выписали Андрею. Мы кормили Мэри, снова учили ее сидеть, поддерживая ей голову, учили ходить, пользоваться туалетом и ванной. Она прошла физическую, речевую и трудовую терапию. Врачи сказали, что ее можно забирать домой, и проводить терапию там.

Наконец пришел день, когда Мэри могла вернуться домой. Она была очень слаба. Могла сделать лишь два шага самостоятельно. Девочка очень похудела. Маленькая Мэри долго боролась за свою жизнь, но все же вышла из этой борьбы победительницей".

"Невозможно передать словами, что сделала эта страшная болезнь с нашей трехлетней дочерью", сказал Роберт Галлер, он выступал следующим. "Она буквально разрушила жизнь Луис Джой. В течение 18 дней, проведенных в больнице, ей сделали 16 переливаний крови, в легких была жидкость и ее откачивали. Пришлось одеть девочке респиратор. Ее правый глаз перестал видеть, у нее было кровоизлияние в мозг, паралич. Мы были совершенно беспомощны - наша дочь умерла прямо у нас на глазах".

Пока дети страдают от специфических симптомов ГУС, лишь немногие врачи знают, что нужно взять анализ на наличие этой бактерии в организме. Маленькую Луис Джой Галлер лечили от воспаления уха. Рони Рудольф из Сан-Диего, рассказала, что у ее шестилетней дочери Лоурен

были "золотисто-рыжие шелковистые волосы, сияющие карие глаза и лучистая улыбка. За неделю до Рождества папа Лоурен повел ее и ее брата в ресторан быстрой еды, чтобы отпраздновать то, что дети получили хорошие оценки в школе на этой неделе. Через несколько дней у Лоурен начался кровавый понос и сильные желудочные боли".

Во время перерыва Мэри Херсинк сказала мне: "Когда я и другие родители говорим "кровавый понос", мы не имеем в виду немного крови - это кровотечение каждые 10 минут. Кажется, что кто-то вылил в унитаз кварту свернувшейся крови".

Родители Лоурен Рудольф сразу поехали с девочкой в больницу. Не смотря на то, что она не могла ходить, доктор сказал, что у нее грипп и отправил домой. В конце Рождества ее наконец-то приняли в больницу.

"В рождественское утро ее состояние ухудшилось, боли становились все сильнее", говорила ее мать "Обезболивающие не помогали. Ее руки были все исколоты. Мы привезли в больницу ее рождественские подарки. Она улыбнулась, но не смогла их открыть. Дочка очень плохо себя чувствовала".

В тот вечер, прочитав Лоурен рождественские сказки, Рудольфы отправились домой.

"Я поднялась на верх, чтобы немного посидеть в комнате Лоурен", сказала миссис Рудольф "Там я увидела записку, которую моя дочь написала Санта-Клаусу: "Дорогой Санта, я чувствую себя плохо. Пожалуйста, сделай так, чтобы я поправилась. Люблю. Лоурен."".

На следующее утро Рудольфы вернулись в больницу. Их дочери стало еще хуже. "Она говорила своему папе: "Я скоро умру! Я скоро умру!". Я взяла ее руку и сказала, что она скоро выздоровеет. Через полтора часа у Лоурен случился сердечный приступ в возрасте шести лет!"

Через два дня второй сердечный приступ унес ее жизнь.

ГЛАВА 5
Падший человек

Региональные инспектора СХДА встретились, чтобы обсудить дело Уолкера. Они попросили его непосредственного начальника написать письмо, критикующее поведение Уолкера. Она отказалась, сказав, что это был хороший работник и, что его критика в адрес Каплана была обоснованной. До этого она оценила Уолкера как "человека, успешно выполняющего свою работу и имеющего неординарное отношение к работникам Каплана, а также к животным".

Теперь, после общения со мной, у Уолкера начались неприятности. Директор юго-восточного региона СХДА доктор Ллойд Д. Конья отправил Уолкеру длинное письмо на три листа: "Я получил документы, которые доказывают, что вы показали низкий уровень квалификации и не можете больше работать у нас. Я настаиваю на том, что ваше поведение является неприемлемым и ваше дальнейшее пребывание в качестве работника нашей организации не в интересах Федеральной Службы".

Далее Конья допустил тактическую ошибку, открыто обвинив Уолкера в следующем: "Ваше недавнее решение сделать вашу критику достоянием общественности ухудшило наши отношения с Каплан Интернешнел". Далее он говорит, что "хрупкие отношения" между СХДА и бойней Каплана "почти полностью разрушены вашем решением критиковать Каплан Интернешнел публично, вместо того, чтобы обратиться к нам в частном порядке"

Когда Уолкера увольняли, он попытался возбудить дело против доктора Конья, который нарушил федеральный закон защиты свидетелей. Уолкер подтвердил это должностное преступление письменно.

В заключении своего письма Конья добавил: "К сказанному выше добавлю, что черты вашего характера не совместимы с занимаемой вами должностью. Мое решение таково - ваша работа здесь, даже на испытательном сроке, помешает эффективной работе правительственных служб".

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРИЗНАНИЕ МЯСНИКА

ГЛАВА 6
Человек со шрамом

Что касается меня, я работала, как сумасшедшая, прослушивая магнитофонные записи и конспектируя их на бумагу. Конечно, все это имело силу, но я была уверена, что представители мясоперерабатывающей промышленности попытаются оправдать Каплана. Я поняла, что бойня Каплана является типичным представителем боен по всей стране. Итак, я расширила границы моих исследований и начала поиски в мясоперерабатывающей промышленности США.

Я получила статистические данные из различных правительственных источников. Цифры потрясли меня! В США ежегодно убивают 93 миллиона свиней, 37 миллионов коров, 2 миллиона телят, 6 миллионов лошадей, коз и овец. 8 биллионов кур и индюшек. В целом, в США ежегодно производится 43 биллиона фунтов свинины и говядины, 43 биллиона фунтов куриного мяса и 76 биллионов яиц.

Слабое внедрение антимонопольных законов во время правления администраций Рейгана и Буша, как я узнала, содействовало дерегуляции процесса убоя.

Согласно СХДА, с 1984 по 1994. Несколько больших скоростных операционных убойных систем были грубо разбиты на 2 000 маленьких -1/3 всех убойных установок США. Также было снижено количество рабочих мест - меньше работников убивали больше животных. Согласно данным Международного Союза пищевой Промышленности и Коммерческих Рабочих, который представляет интересы работников бойни, один рабочий выполняет 100% рабочую норму.

У меня на столе лежала целая куча жалоб, скопившаяся за время работы над делом о бойнях. Парень из Северной Каролины задушил ради развлечения сотню щенков; один житель Нью-Йорка собрал 200 бездомны животных, а потом заморил их голодом. Среди всех этих писем я обнаружила журнал в защиту животных "Animal Voice". Там была статья о больших скоростных установках по разделке мяса, как раз то, чем я сейчас занималась. Единственной разницей между этой бойней и бойней Каплана было то, что здесь убивали свиней, а не коров. Их живьем бросали в кипящий котел.

Согласно этой статье официальный представитель "Джон Моррелл и К°", Сиоукс-Сити, Айова, утверждал, что там свиней оглушают неправильно и они находятся в полном сознании, когда их бросают в кипящую воду. "Покупатели видят только красивую упаковку", сказал человек, проработавший в упаковочной промышленности 24 года "Но мы, люди, работающие здесь можем рассказать правду, которую большинство не знает - правду об аде для животных на бойне Моррелла". К статье была приложена фотография мясника, перерезающего горло свинье.

Я связалась с редакцией этого журнала, чтобы получить дополнительную информацию, взяла кое-что из одежды, копию книги "Джунгли" и отправилась в аэропорт. Майкл Хантсингер, тот самый официальный представитель, на которого ссылались в журнале, был дородным человеком. Он сказал, что когда на бойне "Джон Моррелл и К°" была возможность убивать 75 тысяч свиней в неделю, то на специальном конвейере каждые 4 секунды свиньям ломали шеи. Скорость конвейера - лишь часть проблемы. Свиней лучше оглушать электрическим током - электроды прикрепляют к голове свиньи и пропускают ток через тело.

Но, если электроды прикрепить неправильно, то сила тока разрывает капилляры на спине животного. Результат - фонтан крови - повреждается структура мяса, и оно теряет свою ценность.

Руководство бойни не хотело замедлять скорость конвейера, чтобы обучить служащих правильно выполнять свою работу. Просто было решено уменьшить силу тока в процессе убоя. Слабая сила тока не приводит к кровотечению, она оглушает животное лишь на какое-то время.

Я решила поговорить с человеком, непосредственно занимающимся убоем. Человеком, чье фото было в журнале. Хантсингер сказал, что он получил травму на рабочем месте и теперь не может работать у Моррелла. Хантсингер дал мне его новый адрес, и я поехала туда. Проведя 10 часов за рулем я попала в тихую местность на юго-западе от Канзаса. Томми Владек, светловолосый парень 20-ти лет, внешне напоминал звезду Голливуда Брэда Питта, но у него был большой шрам на лице.

На новом месте он работал по вечерам и я смогла взять у него интервью почти в полночь. Не смотря на поздний час он не выглядел уставшим, когда вошел в мой гостиничный номер. Он пожал мне руку и сел. Я предложила ему выпить содовой, но он отказался и сказал, что готов начать разговор. Я включила диктофон.

Казалось Владек гордился тем, что проработал на бойне 9 лет. Родом из Техаса, Владек, его жена и дети приехали в Сиоукс-Сити, чтобы быть поближе к родственникам.

"Каково было работать у Моррелла?", спросила я.

"Опасно", сказал Владек "Животные могли лягнуть, ударить. Я получил удар в предплечье, мне выбили зуб, у меня лопнула барабанная перепонка, и в итоге мне рассекли лицо. И это произошло уже после того, как я пожаловался начальству. И я прекратил все попытки решить эту проблему.

Я был хорошим мясником. Я мог выполнять свою работу на конвейере при любой скорости. У Моррелла я забивал 900 свиней в год, что совершенно не сложно, если все делать правильно. Но, когда большинство животных находится в полном сознании, когда они брыкаются и бьют тебя, то это как…".

Он осмотрелся по сторонам, как бы ища сочувствия.

"Когда я работал там, то все время старался шутить", сказал он "Я называл свиней ублюдками, которые занимаются кикбокингом, каратэ, тэйквон-до. После работы мне казалось, что я провел 10 раундов с Майклом Тайсоном и выиграл".

Когда я только начал работать, то старался не отставать от скорости конвейера. Вскоре я привык, но затем скорость снова увеличили. Начальство говорило: "Это рок-н-рол!". Обычно смотришь на часы и считаешь сколько свиней осталось убить. После работы приходишь домой с чувством, что сейчас умрешь от усталости".

Он удобно расположился в кресле.

"Расскажите мне о процессе убоя", попросила я. "С самого начала". "Все начинается с перегона свиней. Этим занимаются два или три загонщика. Свиней сильно бьют, так как они не хотят идти. Я сам видел, как этих животных жестоко избивали, что бы загнать их в специальные тиски. Однажды в ночную смену я видел, как один загонщик очень сильно разозлился на свинью. Он ударил ее палкой по спине и сломал ей хребет. Я видел, как свиньям засовывали прут в анальное отверстие, чтобы заставить их двигаться. Я не одобрял этого, так как когда свиньи попадали ко мне они были совершенно дикими"

"Значит, они не были полностью оглушены, когда попадали к убойщику?", спросила я.

"Начальство было недовольно, так как часто филейная часть туш была испорчена. Устанавливалось такое высокое напряжения тока, что волокна мяса разрывались в клочья. Проверяющие требовали, чтобы напряжение было снижено, не зависимо от того большая это свинья или нет. И когда нужно было оглушить большого кабана, то ничего не получалось.

Я ругался, когда приходилось убивать живых, неоглушенных свиней. И тогда, работник, занимающийся оглушением начинал работать быстрее. Он бил их два - три раза, но они все же оставались в сознании.

Я видел, как свиней пытались оглушить, ударяя их до 12 раз. Например, одного большого кабана били очень много раз, но он, сукин сын, все не терял сознание. Эти животные имеют удивительную силу.

Однажды я спросил одного работника, сколько свиней разорвало в клочья, когда он оглушал их током за один вечер. Он ответил, что две или три. Но это все равно много.

В основном эти люди некомпетентны в своем деле. Один парень устанавливал специальный прибор, чтобы оглушить свинью у нее на спине. А затем вместо того чтобы зафиксировать его, он начинал водить им по спине животного и свинья, конечно, пугалась. Ему нравилось смотреть, как она подпрыгивает, когда ее било током. Но однажды прибор соскользнул и этого парня самого ударило током. Больше он такого не делал".

Владек сказал, что для начальства не имело никакого значения, правильно ли были оглушены свиньи или нет, их все равно клали на специальный стол, привязывали за ноги цепями и поднимали вверх на конвейере. Так как неоглушенная свинья в любой момент могла вскочить с этого стола, то рядом построили специальный заграждение.

Это заграждение было всего 16 кв. футов. Предполагалось, что там может находиться не больше, чем 2 свиньи, но я сам видел, как туда буквально запихнули 14.

Вот как это должно происходить: работник разжимает цепь, если обнаруживается, что животное находится в сознании и при помощи специального портативного аппарата оглушает его, а затем снова привязывают свинью к конвейеру.

Да, так должно быть. Но у Моррелла все происходило иначе. Когда свиньи попадали в это заграждение, то работники били их по голове железными палками, пока животные не теряли сознание или не обессиливали. Тогда на него уже можно было надеть цепь и поднять его наверх. Хотя, вскоре свинья могла прийти в себя.

Если в загоне было много свиней, то уже не было времени использовать портативный оглушитель или железную палку. Их просто пускали дальше по конвейеру, а я должен был убивать их.

Начальник часто кричал мне: "Ударь эту свинью, пока она не убежала!". И тогда я хватал свинью за переднюю ногу, переворачивал и перерезал ей горло. Свинья могла вырваться и убежать и тогда она начинала бегать вокруг, истекая кровью.

Однажды вечером я должен был убить большого кабана, весом 500 фунтов. Он был подвешен на цепи и крутился из стороны в сторону. Я подошел к нему. Он посмотрел мне прямо в глаза. Я схватил его за ухо и он дернулся. Он укусил меня за руку, сильно поранив палец. Я ударил его. Я был очень рассержен.

Когда я вынимал нож из тел свиней то, кровь фонтаном брызгала прямо мне в лицо. Бывало, по окончании работы я был весь в крови, как будто только что принял ванну полную крови.

Однажды вечером мой начальник показывал каким-то японским коллегам бойню. Когда они приходили мимо меня, я как раз резал свинью. Я отошел в сторону. Свинья брыкалась, раскачиваясь из стороны в сторону, брызгая на японцев кровью.

"Вы не должны были этого делать", сказал мне начальник.

"Да, вы правы", ответил я "но я просто выполняю свою работу. Я уже говорил вам об этой проблеме еще две недели назад. Вы ничего не предприняли! И я хотел, чтобы вы увидели это все своими собственными глазами!".

"Итак, начальство знало о том, что животных оглушают неправильно", сказала я "И что же никто ничего не сделал?"

"Они говорили, что это просто мускульная реакция, нервы. Животные мертвы. Я спрашивал их, почему эти чертовы свиньи кричат и бьют меня, если они мертвы? Разве я похож на дурака?

Я был доведен до предела. Если свинья была живая и у меня было время, то я сам брал металлическую палку и бил ее по голове, чтобы она потеряла сознание и только после этого закалывал ее. Когда проверяющий жаловался, что у животных проломлены черепа, я отвечал, что просто пытаюсь спасти свой собственный череп, чтобы его не проломили"

"Что происходит после того, как вы убивали их", спросила я

"После убоя туши свиней погружают в специальный котел и ошпаривают при температуре 140° - стандартная процедура при обработки свинины, чтобы удалить щетину", объяснил он " Если температура превысит эту норму, то мясо отделится от костей. Когда убиваешь живую свинью, ее мышцы напрягаются и задерживают ток крови. Следовательно, кровь не успевает стечь. Часто живые свиньи попадают в котел с кипящей водой.

Был случай, когда один кабан, пытаясь убежать, прыгнул прямо в котел с кипящей водой. Его схватили за заднюю ногу и вытащили. Один парень крикнул: "Дай мне нож!". Он взял нож и воткнул в животное. Голова, передние ноги и половина туловища животного находилось в котле, и когда его начали вытаскивать, то кабан начал сильно брыкаться".

Он закурил, сделал затяжку и медленно выпустил дым.

"Однажды я пропустил три свиньи. В тот день я работал с трех часов дня. К вечеру на конвейере было так много живых свиней, что я не успевал их всех убивать. Род Уоллес подошел ко мне и сказал, чтобы я шел домой и подумал там, почему я стоил им сегодня 10$.

Я готов был провалиться сквозь землю.

Тогда я попросил, чтобы пришел представитель профсоюза, но мне сказали, что это не нужно.

На следующий день Мак Хастингер и я отправились на встречу с Полом Харрисом, зам. директора по кадрам. Харрис сказал: "Если вы видите, что свинья живая, то просто остановите конвейер и убейте ее, ведь если свинью не зарезали то она не истечет кровью прежде, чем попасть в кипящий котел. И когда тушу извлекают из котла, то проверяющий бракует ее и Моррелл теряет пару сотен долларов".

После этого управляющий завода пришел ко мне и сказал, что как только я увижу живую свинью, то должен остановить конвейер и зарезать ее. Даже если ты сомневаешься, все равно сделай это. Самое важное - не пропустить ни одной чертовой свиньи. Это был не первый раз, когда на бойне Моррелла меня заставляли резать живых свиней, и конечно же не последний. И я резал.

Хастингер говорил Полу Харрису, что из моей зарплаты должны вычесть те часы, которые я пропустил вчера. Харрис ответил, что из моей зарплаты ничего вычитать не будут, и что мне повезло, что меня не уволили".

Время от времени Владек дотрагивался до своего шрама.

"Откуда у вас этот шрам?", спросила я.

Владек снова дотронулся до него и сказал: "Однажды вечером я собирался заколоть свинью, но она все еще была живая. Я отпустил ее, так как решил поймать ее позже, когда она немного успокоится", объяснил он "Вместо нее я решил пока заколоть другую свинью. Перевернув ее, я положил руку ей на живот, и вдруг первая свинья подбежала ко мне и ударила копытом по руке. Рука дернулась, и я полоснул себя ножом по лицу. На мне была белая рубашка и вдруг в один миг она вся стала красной от крови.

Медсестра наложила мне повязку, потратив 4 упаковки бинта. Кто-то вызвал скорую помощь. Медсестра сказала, чтобы мне положили что-нибудь на лицо, так как по иному не возможно остановить кровь, повреждена артерия.

Рана шла через нос, рот, глаз и дальше через веко. Той ночью я попросил у медсестры зеркало, чтобы посмотреть на свое лицо. Она сказала, что врачи запретили мне смотреть пока в зеркало, чтобы я не получил шок. На следующее утро, проснувшись, я подошел к зеркалу и, увидев свое лицо, я закричал.

Работники комитета безопасности Моррелла сказали, что мне чертовски повезло. Но я решил, что моя собственная жизнь намного важнее, чем жизнь чьих-то свиней."

Он смотрел в одну точку и молчал. Я тоже не проронила ни слова.

"Был еще один случай, который я не забуду никогда в жизни", продолжал он "Убежала свинья и проверяющий сказал: "Заколите эту суку!". Тогда я схватил ее и начал бить, а она посмотрела на меня так, как будто хотела сказать "Эй! Я знаю, что это твоя работа, так делай же ее быстрее!". Впервые в жизни я посмотрел в глаза живому существу, а затем убил его".

Зазвонил телефон. Это была жена Владека. Очевидно, ее беспокоила какого рода интервью дает ее муж в гостиничном номере в два часа ночи. Томми и я договорились встретиться завтрау него. И он ушел.

Дома у Владека было чисто и опрятно. Когда я приехала Владек был один. Мы сели на кухне за стол возле большого окна. По радио играла музыка кантри. Вчера я узнала о Владека много фактов и полезной информации, но я пришла снова, так как мне было интересно какой же человек, с каким характером выберет эту работу и как эта работа отразится на нем.

"Туда не возьмут просто человека с улицы", сказал он "Мне нравится убивать, конечно, если все идет по правилам. Но когда ты работаешь каждую ночь, вонзая нож в этих свиней, а они сражаются с тобой за свою жизнь, брыкаются и стараются укусить, прикладывают все усилия, чтобы убежать, то ты уже не думаешь о том, что ты делаешь, все получается автоматически. Ты думаешь о чем угодно, но только не о работе. Просто эмоционально умираешь, становишься садистом.

Когда я работал там, вонзая нож в этих животных каждый день, я был настоящим садистом.

К концу смены все работники кричали друг на друга. Работник, оглушающий свиней, кричал на загонщика, чтобы тот перестал перегонять такое большое количество свиней. Работник, надевающий цепи на свиней, кричал на того, который оглушает, чтобы тот перестал направлять к нему живых свиней. Я же кричал на всех троих. Как-то после работы мы пошли в ближайший бар, чтобы вместе обсудить происходящее. Все были согласны, что что-то должно случиться, кого-то обязательно сильно ранят. И действительно, не прошло и месяца, как я сам лежал в машине скорой помощи, истекая кровью.

Но хуже всего была моя семейная жизнь. Когда я приходил домой, моя жена спрашивала, как мои дела. А я вместо того, чтобы радоваться, видя ее, говорил: "Какого черта это тебя интересует!?". И мы начинали какой-то глупый спор и затевали ссору. Или же я приходил домой пьяный и тогда снова скандал".

В окно я увидела, как симпатичная блондинка вышла из машины, а за ней следом ребенок, девочка.

"С женой мы стали жить отдельно в июле", сказал Владе "Где-то за два месяца до того как я поранил лицо. Она не могла больше выдерживать скандалы. Я приходил с работы злой и недовольный, и все это отражалось на моей семье."

Вошла жена Владека, Лиза, и тепло поприветствовала меня.

"Я как раз рассказывал Гейл о моем поведении по отношению к окружающим, когда работал у Моррелла", сказал Владек "О том, как я жил и почему ты покинула меня".

"Ты рассказал обо ВСЕМ почему я ушла от тебя?"

Он кивнул, посмотрел по сторонам и сказал: "Кое о чем. О моем поведении". Он посмотрел на свои руки "Я бил ее".

"Вы били ее?", спросила я.

"Да".

"Но он не бил меня с тех пор, как я однажды дала ему сдачи, он больше не бил меня".

Он засмеялся, а потом сказал:

"Я также был плохим отцом по отношению к моим собственным детям. Я наказывал их за малую провинность. Без колебаний бил их ниже спины. Сейчас я, конечно, тоже наказываю их, повышаю голос, но никогда не бью".

Владек посмотрел в окно, его дочь каталась на качелях. Он вздохнул.

"После того несчастного случая я понял одну вещь, что ни один человек не может быть незаменимым. Как только я ушел с работы, то на мое место сразу же приняли кого-то другого. И конвейер продолжал работать. Потому, что людям нужна работа, и они будут делать все, чтобы их не уволили. И я доказал это, убивая животных, которые находятся в полном сознании. Я делал это, так как мне нужна была работа. Сейчас, если мне на выбор предложат быть безработным или работать на Джона Моррелла, то я лучше выберу первое. Я буду стричь газоны, чинить машины, делать все, что угодно, но никогда не вернусь туда".

ГЛАВА 7
Совесть сознания

Я решила перепроверить то, что рассказал Владек и поговорить с его приемником, его завали Стив Джэнссон.

"Вы разговариваете с человеком, который любит свою работу", сказал Джэнссон в самом начале нашего разговора.

Вскоре я снова услышала о свиньях, которых убивают, хотя они все еще находятся в сознании, об увечьях, которые получают работники, о "слепом" начальстве - все тоже. Но теперь я услышала обо всем этом совершенно с другой стороны, как о жизни полной риска и приключений. Джэнссон, работал у Моррелла недавно. Но уже получил увечье, которое требовало немедленного хирургического вмешательства.

"Свиней оглушают какие-то неумехи", сказал он.

Оказалось, что тот же самый работник, оглушающий свиней, из-за которого, собственно, Владек и попал в больницу, теперь работает в смене Джэнссона.

"Из-за этого человека один парень рассек себе лицо. Все знают, что он плохо работает. Когда он направил ко мне ту свинью, она была в полном сознании. Меня не волновала, куда я ударю ее. Я ударил ее ножом и быстро отскочил в сторону как можно дальше. Это все, что от меня требовалось. Меня не волновало, стечет кровь или нет". Имя Эда Ван Винкла вспоминали, когда говорили о бойне Моррелла. Создавалось впечатление, что говорят о живой легенде. Начиная с 60-х годов, он работал на десяти различных бойнях. Я слышала о нем, как об очень жестоком человеке.

Мы встретились с Эдом Ван Винклом в кафе "Холидей Инн" в Сиоукс Сити. Это был рослый человек, лет сорока. По началу он держался настороже. Когда я спросила о работе на бойне, то он рассказал все о том же. О том, как свиньи борются за свою жизнь.

"Как вы считаете, в чем же проблема? В навыках оператора или же в оборудовании?"

"Думаю, что проблема в отношении", ответил он "Пока конвейер работает, вы тоже должны работать и не задерживать всех, иначе - выговор от начальства"

Ван Винкл говорил усталым голосом.

"Когда я начал работать у Моррелла, то понял, что основой всего здесь были алчность и жадность. Производительность труда здесь превосходила над благосостоянием работников. Если с кем-то случался несчастный случай, то конвейер не останавливали. Пострадавшего просто оттаскивали в сторону, а конвейер продолжал работать. Конвейер - вот, что было самым важным. А все остальное как-то не причем.

За последние несколько лет условия работы у Моррелла становились все хуже и хуже. Начальство не волнует состояние свиней, убивают ли их в сознании или нет. Получают ли работники травмы или нет. На бойне Моррелла волновались лишь о том, чтобы свиньи были убиты.

Впервые я начал возить свиней для Моррелла в 1985 году. Чтобы перегонять свиней мы использовали кожаные хлысты. Но при ударе таким хлыстом повреждалось мясо, и начальство запретило использовать их. Мы стали использовать электрические провода. Лишь одно легкое прикосновение такого провода заставляло животное двигаться. У Моррелла со свиньями обращались просто ужасно. Если свинья не хотела идти. То этот провод направляли прямо ей в глаза и включали ток".

В кафе пахло беконом и жареными сосисками.

"Все шоферы делали это?", спросила я.

Какое-то время Ван Винкл молчал, а затем сказал: "Об этом трудно говорить. Ты находишься как бы под давлением. Я сам брал провода и бил током прямо свиньям в глаза".

Официантка принесла нам кофе и меню. Ван Винкл заказал английскую выпечку. Я последовала его примеру.

"Что еще делали шоферы?", спросила я.

"Самый предпочитаемый метод - избиение свиней до полусмерти при помощи металлической палки во время перегона от грузовика на бойню. Все шоферы использовали металлические палки. Свиней, которые не хотели двигаться, просто убивали. А затем этих свиней отправляли на конвейер, и процесс шел дальше".

"Как часто такое происходило?", спросила я.

"Свиней можно было легко ввести в состояние стресса", продолжал он "Если ударить свинью слишком сильно, то у нее мог случиться сердечный приступ. Если во время перегона свинья не хочет идти или ей становится плохо, то ей в задний проход засовывают большой крюк, он цепляется за подвздошную кость, а затем животное тащат. Иногда крюк вырывается прямо с мясом. А ведь свинья живая. Я видел однажды, как такой крюк вспорол свинье живот и от туда выпали кишки. Если животное падало и загораживало проход, то крюк вставляли ему в щеку, и тогда тащили".

Он выпил кофе.

"Что случалось, когда свиньи попадали в загон?", спросила я.

"Их били в зад, кололи в глаза и тогда они начинали двигаться очень быстро. Они начинали карабкаться друг на друга. Человек, работающий в загоне, пытался оглушить свиней. Но они бегали, прыгали, и он не мог оглушить их правильно".

"А разве эти люди не проходили специальные курсы, где их должны были обучить, как правильно оглушать животных?".

Впервые за все время Ван Винкл улыбнулся.

"Курсы? Все происходит так: кто-то рассказывает новому работнику, как установить специальное ружье для оглушения и все, курсы окончены. В начале 80-х годов руководство бойни Моррелла приказало уменьшить силу тока при оглушении свиней".

Принесли выпечку. Ван Винкл намазал свою порцию джемом.

"Вы, очевидно, думали, что для руководства было важным, чтобы животных оглушали правильно", спросила я.

"Мы пошли к начальнику и обсудили с ним то, что мы убиваем свиней, хотя те находятся в сознании. Мы просили, чтобы сила тока во время оглушения была увеличена, чтобы мы могли выполнять работу должным образом. Начальник сказал, что разберется с этим. Мы пошли в операторную и увеличили силу тока. Что же сделало начальство? На дверь операторной повесили замок".

Ван Винкл оказался совершенно не злой человек, как мне показалось с первого взгляда. Когда он рассказывал о том, что видел и делал, в его глазах я увидела скорбь.

"Когда я впервые заколол свинью", продолжал он "канава для стока крови быстро наполнилась. И когда проходил конвейер с животными, то их головы окунались в эту канаву полную крови. Я помню, как свиньи захлебывались. Страшное зрелище.

Позже Моррелл установил новую систему сбора крови и канавы не наполнялись так быстро. Но когда насос ломался, все начиналось снова.

Скорость конвейера не давала возможности мяснику выполнить свою работу как полагается. Он успевал сделать лишь один удар ножом, и кровь стекала очень медленно. Это происходило по тому, что мясник не успевал перерезать нужную артерию. Если свинья в сознании, то она сжимает мышцы и кровь вытекает очень медленно и пройдет очень много времени, прежде, чем вытечет кровь.

Да, если артерия перерезана неправильно, то кровь не вытечет вообще. И вот, еще живые свиньи попадали в кипящий котел и кричали там от ужаса и боли. Они барахтались и выплескивали воду, но рано или поздно тонули. Думаю, что они умирали от ожогов, так как за пару минут до того, как утонуть, они переставали метаться. Начальство совершенно не волновало то, что животные испытывали сильную боль, когда их варили живьем".

"А вас волновало?", спросила я.

"Да. Я сделал ошибку. Я думал, что эту проблему можно решить, если я буду настойчив и обращусь к нужному человеку. Я пошел в офис Общества по Охране Здоровья и Безопасности на Рабочем Месте при СХДА. Там я рассказал обо всем. О том, что, во-первых, люди получают травмы, а во-вторых, с животными обращаются жестоко. Никто ничего не предпринял. На меня стали поступать жалобы. Вместо того, чтобы действительно заняться этим делом, начальство просто выдало нам специальные перчатки, так как руки работников были все в порезах. Свиньи брыкались так, что выбивали ножи из рук. Тогда нам выдали кольца, которые прикрепляли к ножу и одевали на палец. Даже, если свинья ударит вас, то нож все равно остается в руке. Но теперь, вместо "летающего" ножа, у нас был нож, который при ударе крутился в руках".

Ван Винкл повернул голову вправо и показал шрам на шее.

"Я перерезал себе яремную вену. Испугался до смерти. После того, как я поранился, я сказал своему начальнику: "Я здесь не для того, чтобы умереть. Больше я не буду убивать свиней". По закону, я не должен выполнять работу, выполняя которую, я подвергаю свою жизнь опасности. Я встретился с управляющими и сказал: "Вы не можете заставить меня резать живых свиней".

Я чувствовал себя не очень хорошо, так как знал, что кто-то другой будет выполнять мою работу, и что чья-то жизнь теперь будет подвергаться опасности. Я думаю так, если начальство хочет, чтобы резали живых свиней, то пусть они сами делают это. А знаете, кого мой начальник назначили на мое место?"

Ван Винкл закрыл глаза и покачал головой.

"Своего собственного сына".

Как член профсоюза, я имел доступ в корпоративные исполнительные органы власти. Рассказанная мною проблема не была для них новой, но они ничего не предпринимали по этому поводу. Тогда я обратился в СХДА. Там мне выразили соболезнования по поводу происшедшего и сказали: "Мы ничего не можем сделать в данной ситуации".

Тогда я обратился к проверяющему ветеринару из СХДА. Я рассказал ему, что неправильно оглушенные свиньи калечат работников. Я также пытался обратить его внимание на ту жестокость, с которой относились к животным. Он сказал, что пойдет и проверит все сам. Позже я узнал, что ветеринар приходил, осмотрел все, собрал железные трубы и предупредил всех работников о технике безопасности. Он осмотрелся по сторонам и сказал: " Я не вижу, чтобы здесь резали живых свиней. Здесь все в порядке".

"Я отправился в Айову", продолжал Ван Винкл "В Общество по охране Здоровья Человека и его Безопасности на Рабочем Месте. Там мне сообщили, что закона по поводу моего дела не существует. Когда это общество организовало проверку бойни, то ее руководство распорядилось привести все в порядок. Рабочих заставили надеть специальные наушники, заглушающие грохот".

"Не проще ли было для начальства решить эту проблему самим?", спросила я.

"Тогда они бы влетели в копеечку. Зачем защищать рабочих, если их можно просто заменить на других. За последние годы накопилось несколько сотен жалоб. Одному парню наложили 125 швов - и что же, около сотни человек хотело занять его место. Моррелл получал свиней, работники получали деньги.

Я уволился, так как не мог больше видеть, что там делали с людьми. Для меня это было просто не выносимо. И я ушел".

Официантка забрала наши чашки и спросила, не хотим ли мы еще, что-нибудь еще. Мы оба отказались. Я даже не притронулась к выпечке.

"Вчера вечером я должна была взять интервью у одного парня", сказала я "Но, оказалось, что он в тюрьме. Арестован за нападение".

"В этом нет ничего необычного", сказал он "Понимаете, хуже всего, даже хуже, чем опасность получить травму - это эмоциональное напряжение. Работая на бойне, возникает ощущение, что ты можешь убить живое существо, совершенно не задумываясь об этом. Ты смотришь свинье в глаза и думаешь: "Господи, это ведь не отвратительное животное". Может возникнуть желание взять ее к себе в качестве домашнего питомца. Свинья подходит к тебе и тычется носом, как щенок. А через несколько мину приходится ее убивать - забивать до смерти железной палкой. Я не смог выдержать это.

Когда я работал наверху, убирая внутренности, то чувствовал, что приношу пользу людям, но там, внизу, на самой бойне такого чувства уже не возникало. Я убивал животных. Это было единственное чувство.

Иногда таким же образом я смотрел и на людей. Мне хотелось, чтобы мой начальник попал на бойню вместо этих свиней, и я зарезал бы его. У меня возникало чувство, что если кто-то обидит меня, то я достану пистолет и спущу курок.

Все мои знакомые мясники носили оружие. И каждый мог выстрелить в тебя. Большинство из них имели судимости за нападение. У многих были проблемы с алкоголем. Выпивка для них - единственный выход, чтобы забыться. Забыть, что целый день они избивали и убивали животных. Если вдуматься, то в день я убивал около тысячи свиней".

"Как вы справлялись с этим?", спросила я.

"Когда я начал работать у Моррелла, я уже был анонимным алкоголиком. Мне было легко говорить с людьми об этих проблемах. Но большинству людей было трудно говорить о том, что с ними происходит. Они употребляли алкоголь и наркотики и замыкались в себе. Некоторые вымещали накопившуюся злобу на своих женах. После работы они шли в бар. Но даже если они пили и забывались то, протрезвев, вспоминали все снова.

Когда я сообщил, что хочу уволиться, то мне предложили должность начальника цеха. Я лишь рассмеялся. Начальство узнало, что я когда-то учился на курсах сиделок…"

"Вы хотели стать сиделкой?".

"Давно, еще в колледже. Итак, Моррелл предложил мне работу няньки. Я сказал, что не собираюсь быть сиделкой здесь. Я хочу помогать людям, а не калечить их. Я сказал, что если мне даже предложат все деньги мира, я все равно не буду работать у Моррелла.

Через какое-то время я решил прийти на бойню и посмотреть, что же изменилось. Ничего. Те же свиньи, те же люди, та же работа. Я увидел несколько новых людей, но выражение их лиц было такое же мрачное, как и у остальных".

Эд Ван Винкл больше не работал у Моррелла, как и Владек, и Дженссон. Два последних могли встретиться со мной, чтобы поговорить лишь поздно вечером. А мне нужен был человек, который мог бы документально подтвердить свои слова днем. Был холодный вечер. Дул ледяной ветер. Я ехала по холмистым улицам Сиоукс Сити, штат Айова и искала дом Донни Тайса, работающего у Моррелла. К нему мне посоветовал обратиться Томми Владек. Я позвонила Донни Тайсу по телефону и заранее договорилась о встрече. Я постучала в дверь его квартиры и мне открыл высокий, худощавый мужчина средних лет. Он улыбнулся и пригласил меня в хорошо обставленную гостиную, включил приятную музыку и предложил мне пиво. Я отказалась и достала диктофон.

Тайс сел в кресло, открыл банку пива и закурил.

"В вас проснулось нечто вроде гуманного любопытства, что же происходит там, на бойне?", спросил он.

"Не совсем так. Я хочу понять, как можно предотвратить человеческую жестокость по отношению к животным на бойнях".

"Надеюсь, что наша беседа не разочарует вас".

"Что вы имеете в виду?"

"Я не знаю насколько много я смогу вам рассказать. Я не член профсоюза". Он снова улыбнулся, как бы извиняясь "Я действительно хочу поговорить с вами, но за это меня могут уволить с работы".

Я выключила диктофон.

"Знаете, у меня был очень долгий день. Наверное, я выпью пиво", сказала я.

Мне все еще было трудно глотать, все еще болело горло. Доктор сказал, что мне лучше не пить спиртное. Тайс пошел на кухню и принес мне пиво.

"У вас есть дети?", спросила я.

"Двое", он достал бумажник и показал мне фотографии своих детей "Я гордый отец".

На его руке, среди множества татуировок я увидела большой синяк.

"Откуда у вас это?"

"Меня ударила свинья, которую я закалывал".

"А разве этих животных не оглушают прежде чем они попадают к вам?".

"Видите ли, свиней оглушают совершенно неправильно. Многие животные находятся в полном сознании. Они очень напуганы. Однажды, я видел, как работник, занимающийся оглушением, заснул прямо на рабочем месте. Чтобы разбудить его, я вылил на него ведро крови. Если бы он разозлился, то я бы сказал: "Извини, давай я это смою". И направил бы на него струю воды их брансбойта.

Случается, что работник, занимающийся оглушением, подшучивает над работником, надевающим на свиней цепи. Он специально неправильно оглушает животных, чтобы последнему было трудно одеть цепь. Свинья может ударить этого человека копытом, и он может упасть".

"Это опасно для вас? Что вы делаете в таких случаях", спросила я.

"Если ко мне попадает такая "бешенная" свинья, то я хватаю ее за ухо и бью ножом прямо в глаз. Нож длинный и его лезвие проникает прямо в мозг животного". Он достал с полки нож и показал, как закалывают свиней. Мне стало не по себе, глядя на то, как этот парень рассекал ножом воздух всего в нескольких сантиметрах от моего лица.

Наконец, он сел в кресло.

"Я не хвастаюсь, но я действительно отлично выполняю свою работу. Иногда мой внутренний голос говорит мне, чтобы я был осторожен. На собственном опыте я знаю, что если меня ранят, то это будет очень серьезно.

Около года назад я ранил себя ножом в лоб. Тогда я занес нож над свиньей, она толкнула меня, и я рассек себе лоб".

Мы начали обсуждать, как эта работа повлияла на него.

"Работа оказывала на меня угнетающее действие. У меня часто было плохое настроение, я был зол. И все это отражалось на животных, на моей жене, которую я едва не потерял и на мне самом - я начал сильно пить.

Мне казалось, что я схожу сума. После работы я всегда заходил в бар и выпивал 5-6 кружек пива. Затем шел домой, садился в кресло и сидел так, смотря в одну точку несколько часов. Моя жена думала, что я веду себя так из-за нее. Я хотел рассказать ей всю правду, подобрать нужные слова, чтобы она все поняла, но так и не смог.

Меня раздражало все. Какая-то мелочь легко могла вывести меня из себя.

Однажды у меня поломалась машина. Поломка была незначительной, но я так разозлился, что выскочил из машины и начал кричать и ругаться. Бил по машине ногами. Казалось, что я сошел с ума".

"А где сейчас ваша жена?", спросила я.

"Поехала в Лавлэди, штат Техас. Мне не нравится, что она поехала одна, но у нее есть ружье. Она поехала узнать, нет ли там для нас подходящей работы. На бойне я проработал 11 лет. Больше нет сил".

Тайс пошел еще за одной банкой пива.

"Говорят, что, чувствуя запах крови, человек становится агрессивным", сказал он, вернувшись в комнату. "И это действительно так. Возникает ощущение, что если свинья вдруг ударит тебя ты убьешь ее, но недостаточно ее просто убить. Нужно, чтобы она страдала, чувствовала боль. И ты уже не думаешь даже о человеческих страданиях, о человеческой боли. Раньше я был очень чувствительный к проблемам других людей - с сочувствием выслушивал их, старался вникнуть, помочь. Но, поработав некоторое время на бойне, я стал бесчувственным.

Однажды меня ранила свинья, а потом еще, а затем еще и накричал начальник. Я крикнул ему: "Эй, ты! Иди сюда!". Если бы он подошел, то я бы перерезал ему горло. Тогда я легко смог бы сделать это, не думая, что лишаю человека жизни. Просто хотелось дать своему гневу выйти наружу.

Тайс крепко сжал бутылку пива и смотрел в одну точку. Он был бледен. Его сигарета тлела в пепельнице.

"Ты не просто убиваешь свинью, а стараешься причинить ей как можно больше боли. Она смотрит на тебя, а ты выкалываешь ей ножом глаз. Она кричит.

Однажды я отрезал свинье кончик носа, как кусок колбасы. На некоторое время она как будто сошла с ума. А затем села на пол и глупо смотрела перед собой. Я зачерпнул ладонью соляной раствор и брызнул этой свинье на нос. И тогда она действительно взбесилась. Я надел перчатки и засунул щепотку соли ей в зад. Бедная свинья не знала, что ей делать.

Тут не чем гордиться. Вот так я выпустил свой гнев.

Был еще один случай. Одна свинья, хотя она и не делала ничего, что могло бы вызвать раздражение, она даже не пыталась убежать, она просто была жива. Так вот, я взял железную палку и начал бить эту свинью, пока не забил ее до смерти. Я раздробил ей череп. Я начал бить ее, но не смог остановиться. А когда, наконец, я закончил, выпустив всю свою ярость и раздражение, то подумал: "Разве я сделал это во имя Господа?"

И я не единственный, кто мог так поступить. Один парень, с которым я работал, загонял живых свиней прямо в кипящий котел.

Все работники избивали животных железными палками. И все знали об этом".

"И даже начальство?", спросила я.

"Да. Но, когда приезжали проверяющие, со свиньями обращались очень хорошо. Все процедуры выполнялись по правилам, когда они уезжали, все начиналось с начала.

Мой начальник как то сказал мне перед приездом проверяющих: "Донни, сделай мне одолжение, не выкалывай сегодня свиньям глаза. Я не хочу, чтобы меня уволили".

Люди шли работать к Морреллу ожидая хороших условий труда. А увольнялись оттуда, став алкоголиками. Они спивались из-за невыносимых условий их работы. Или же у них развивалось садистское отношение к живым существам. Для них эта работа становилась развлечением".

"Развлечением?".

"Да. Развивалось какое-то странное чувство юмора. Например, один мой знакомый на прошлой неделе поспорил на 5 долларов, что выпьет стакан крови. И выпил".

"Это отвратительно", сказала я.

"А я мог высасывать зрачки", признался Ван Винкл.

"Сначала вы рассказываете про парня, который выпил стакан крови, а сами высасываете зрачки?!".

Мы оба рассмеялись.

"Почему вы решили рассказать мне об этом?", спросила я.

"Не знаю. Как говорится, если ты не часть решения, то ты часть проблемы".

Я выключила диктофон и собралась уходить. Я не испытывала чувство ненависти к Донни Тайсу. Но я ненавидела то, что он делал. Я даже боялась оставаться с ним наедине. А он сам, как мне показалось, поговорив со мной, облегчил свою душу.

ГЛАВА 8
Кроваво-красные и замерзшие

Следующим вечером я снова встретилась с Донни Тайсом и мы поехали к Алеку Вэинтайту. Вэинтайт, Тайс и я отправились на кухню, чтобы поговорить.

Не смотря на юный возраст, Вэинтайт уже два года работал на бойне, одевая на животных цепи.

Вэинтайт рассказал мне о том же, о чем и Тайс.

"Иногда когда конвейер останавливался, было немного времени, чтобы оглушить брыкающуюся свинью.

Мы могли загнать свинья прямо в кипящий котел, а потом сказать начальству, что она сама туда прыгнула".

Вэинтайт сообщил мне кое-что новое, то о чем не упомянул Тайс.

Но если Тайс рассказывал со стыдом и болью, то Вэинтайт говорил как-то весело.

"Почему вы это делали?", спросила я.

"Да просто так. Свиней могли избить просто ради развлечения. Я тоже делал это".

"Итак, на свиней надевали цепи, когда они были в сознании, или же их били палками, оглушали, а уже потом надевали цепи?", спросила я.

"Как вам сказать. Всякое бывало. Могли ранить свинью. Она начинала бегать вокруг, истекая кровью. Обессилив, свинья падала и была тихой и спокойной, и тогда можно было надевать цепи", сказал Тайс. Майк Хантсингер познакомил меня с мясником Клэйем Калкиным. Это был тихий, скромный человек. Его жена работала в местной школе. Калкин подтвердил то, что рассказывали другие. Он предложил познакомить меня с "Красным" Мартином, ветераном бойни Моррелла. Я уже слышала об этом человеке и хотела поговорить с ним.

Я поехала к нему. Меня встретил крупный мускулистый мужчина, его руки были все в татуировках. Он работал у Моррелла уже 10 лет. За эти годы он перепробовал множество профессий. Два года он работал мясником.

"Теперь я расплачиваюсь за каждую минуту, проведенную там. Артрит, алкоголизм", сказал он.

"Меня предупредили, что вы, "Красный" Мартин - опасный человек", я выдавила улыбку.

"Я не был популярен у Моррелла. Меня увольняли 5 раз. Так, что я не боюсь говорить правду".

Мартин повторил то же, что и другие о живых свиньях на конвейере. О том, как калечат животных он рассказал более подробно.

"Если свинья не могла идти, то ее толкали трактором, а затем поднимали наверх при помощи ковша. Животное могло упасть, поломать ноги, так что больше вообще не могло ходить.

Свиньи очень упрямые. Чтобы заставить их двигаться, их били по голове".

Затем он рассказал о том, в каком состоянии животных привозили на бойню.

"Погонщики могли гнать свиней прямо по тем животным, которые не могли встать из-за своих ран. Трупы долго не убирали. Если это была пятница, то за выходные трупы разлагались, и от них шел ужасный запах. Когда человек попадал в такое помещение, то голова начинала болеть, как с похмелья". Он засмеялся.

"А зимой многие свиньи примерзали к стенкам грузовика. Животных буквально отрывали оттуда, а куски их плоти оставались на стенках. В животных едва теплилась жизнь. Но, не смотря на это, их бросали на кучу трупов во дворе. Рано или поздно они умирали". Мне говорили, что время от времени к Морреллу приходила независимый консультант, проверяющая бойни. Я знала ее. "Скажите. Вы когда-нибудь работали в день, когда консультант приходила проверять бойню?", спросила я. "Она сказала, что приходила инкогнито, и все было в порядке. Никакого насилия".

"Инкогнито? Глупости. Нас предупреждали за два дня, чтобы мы убрали там и тут и чтобы все было в порядке"

Тоби Гленн 10 лет работал упаковщиком мяса. Он был представителем профсоюза. Я попросила его, чтобы он рассказал о транспортировке свиней. "Летом их перевозили в переполненных грузовиках. Многие животные умирали от жары.

А зимой после такого перегона 10 из 15 свиней замерзали до смерти. Бывало, я шел на работу в ночную смену, а на улице лежали замерзшие трупы свиней, сваленные в кучу. А в 5 утра, когда я шел с работы, эта куча все еще была на месте. Очень часто там были и живые свиньи".

"Вместе с замерзшими?", спросила я.

"Да. Можно было видеть, как они крутили головами, смотря по сторонам. Их тела были кроваво красного цвета".

"Живых свиней закапывали в землю вместе с мертвыми?"

"Да. Иногда кто-нибудь мог проявить сочувствие и помочь свинье умереть, ударив ее по голове палкой или молотком".

Джордж Бломквист работал на бойне более 4 лет на разных работах. В течение нескольких месяцев он занимался свиньями, умершими в дороге.

"Каждый день во дворе накапливалась куча трупов свиней. С каждого грузовика набиралось 15-20 трупов".

"Что вы делали с ними?"

"Когда свиньи выходили из грузовика, большинство из них были как ледышки. Иногда приходилось выливать на них горячую воду, чтобы отделить примерзших свиней друг от друга. Трупы сваливали в кучу".

"Вы когда-нибудь видели живых свиней, брошенных в кучу вместе с мертвыми?", спросила я.

Этот вопрос не был приятен Бломквисту. Прежде, чем ответить, он на какое-то время задумался.

"Ну, когда их бросали в эту кучу, то они должны были быть мертвыми. Я так считаю. Однажды, из горы трупов я достал двух живых, но очень сильно замерших свиней. Они находились там около 3-х часов".

"Как вы определили, что они живые?"

"Они поднимали головы и смотрели по сторонам. Казалось, что они хотели сказать: "Помогите".

"Но они были замершие?"

"Да, как ледышки. Они ели дышали. Было ясно, что они скоро умрут. Каким-то образом им удалось выбраться из-под мертвых тел и высунуть головы. Они смотрели на меня, и в их взгляде читалась мольба, чтобы я вытащил их из этого ада. И я помогал им. Я не имел права делать это, но я делал. Я не мог видеть их страдания.

Знаете, если бы я лежал в этой куче, замерший до полусмерти, то если бы меня вытащили бы оттуда, то лучше бы убили. Эти животные не должны так страдать".

"И что же вы делали?"

"Я брал топор и убивал их. Бил по голове. Один удар и все.

Я рассказал моему начальнику о том, что свиньи полуживые и что мне приходится убивать их, чтобы они не страдали. Он ответил лишь: "Хорошо". Что же случилось с людьми?" Я не могла представить себе, как год за годом эти люди работали здесь, мучая животных и подвергая самих себя смертельной опасности. Да, им нужна была работа, и я понимала это. Но я не понимала, почему они мирились с такими условиями. Разве не для того существует профсоюз, чтобы решать такие проблемы?

Я спросила об этом представителя профсоюза Майкла Хантсингера.

"За последние 5 лет мы обращались к начальству с просьбой решить проблему неоглушенных свиней 35 или 40 раз", сказал он и дал мне список менеджеров, к которым они обращались.

Не добившись никакого результата, Хантсингер связался с Департаментом Труда штата Айова, сообщив об опасных условиях работы на бойне. Департамент направил туда проверяющего, но тот ничего не предпринял.

"Это же люди и они нуждаются в помощи!", писал президент местного профсоюза "Не гуманно содержать людей, и животных тоже, в таких условиях. Нам нужна помощь".

Я спросила Майка, почему профсоюз не обратился в СХДА. Он ответил, что они не были уверены в том, что СХДА поможет.

Не зная, что еще делать, Хантсингер обратился в местный приют для животных. они направили жалобу Хантсингера в Сельскохозяйственный департамент Айовы, который переслал ее в СХДА. СХДА направил своего представителя, ветеринара доктора Даниеля Т. Леонарда к Морреллу. Он сообщил: "Я проследил процедуру убоя и не нашел ничего противозаконного. Я продолжу свои наблюдения. Если я увижу какие-либо правонарушения, то будут предприняты незамедлительные меры. Но я не думаю, что они понадобятся".

Сохранить книгу в формате doc (zip-архив. 145Kb)