ДРУГ ЖИВОТНЫХ
книга о внимании, сострадании и любви к животным

составили:
И. Горбунов-Посадов и В. Лукьянская

СОДЕРЖАНИЕ:

• Предисловие
• Счастлив тот, кто любит все живое. Стих. И. Горбунова-Посадова


• I. На дворе
• II. В саду и на огороде
• III. На пчельнике
• IV. В поле и на лугу
• V. В лесу
• VI. У реки, у пруда и на болоте
• VII. Жизнь животных по временам года
  1. Весна
  2. Лето
  3. Осень
  4. Зима
  
• VIII. В городе
• IX. В зверинце

I. На дворе

Рыжуха и ее жеребенок

У Рыжухи родился жеребенок. Рыжуха стоить в конюшне и жеребенок возле нее. Спит жеребенок, а Рыжуха стоит смирно, чтобы сынка не потревожить. Ногами Рыжуха переступает осторожно: боится задеть его.

Жеребенок проснулся, поднимается на слабые, тонкие ножки. Встал, подошел к матери и толкает её мордочкой. Он хочет пососать, да не еще как следует найти соски. Стоит Рыжуха, не шелохнется, ест сено да поглядывает на жеребенка. Вот он нашел соски, зачмокал, засосал. А Рыжуха лижет его, ласкает.

Кучера она знает и пускает подходить к жеребенку. Если же придет незнакомый человек, она встанет перед ним и закроет собой жеребенка. Ни за что его не покажет.

Выросла в поле трава большая, густая, сочная. Выгнали Рыжуху с жеребенком и с другими лошадьми в поле пастись. Большие лошади щиплют траву, а жеребятки бегают кругом, играют друг с другом. Подбегут к матерям, пососут — и опять играют. Намаются, лягут на мягкую траву и спят. А матери не отходят далеко, все поглядывают на них.

Осенью люди стали молотить хлеб. Нужно Рыжуху запрягать в молотилку. Отняли у Рыжухи жеребенка, заперли его в конюшню с другими жеребятами, насыпали им овса, сена положили. А Рыжуху запрягли в машину с другими лошадьми. Ходит Рыжуха, — делать нечего. Целый день над лошадьми погонщик машет кнутом, а которая заленится, ту и стегнет. Рыжуха старается изо всех сил.

Вот выпрягли лошадей, поставили их к сену. Голодна Рыжуха, а не есть, озирается другом, прислушивается, да вдруг как заржет. А из конюшни ей в ответ тоненьким голоском жеребенок откликается.

Рванулась Рыжуха, оторвала повод и поскакала к конюшне. Бегает вокруг конюшни, мечется, ржет тревожно, жалобно. А в ответь ей и жеребеночек ржет.

Насилу поймали Рыжуху и увели ее подальше от конюшни, чтобы она не слыхала голоса жеребенка.

Что думает деревенская лошадка

Вот придет весна, растает снег па полях, и запрягут меня лошадку, в соху, чтобы пахать землю. А в жаркое летнее время скосят траву на лугах, и буду я таскать возы с сеном. К осени опять придется возить в ригу снопы ржи и овса. А поедут мужички продавать и покупать всякое добро, так иногда целый день плетешься по вязкой дороге, под дождем, под ненастным ветром. Зимою стоишь по колена в снегу где-нибудь в лесу, на морозе, пока хозяин рубит лес, накладывает на сани хворост. Так-то вся наша жизнь проходит в работе.

Загадка. Не земледелец, не столяр, не кузнец, не плотник, а первый на селе работник. Что это такое?

Лошадь

Верно и неизменно служит человеку лошадь — этот верный и безответный его слуга и помощник; с утра до ночи, зиму и лето, всю свою жизнь работает она на него изо всех сил, перенося всякие невзгоды и лишения, а хорошо ли платит ей человек за ее верную, терпеливую и тяжелую службу?

Как часто приходится видеть: стоит лошадь в душном, грязном стойле, ест плохой, гнилой корм, никто не заботится о том, чтобы попоить и вычистить ее как следует, — все делается кое-как; стоит лошадь, понуря голову, шерсть на ней вылезла, всклокочена, на боках и на спине опухоли и ссадины, грива свалялась в клочья, больными догами с ноги на ногу переступает... Такая лошадь и работать не может хорошо: силенок у нее от плохого корма мало, здоровье подорвано, ноги попорчены,— она вся больная; часто ей сильно неможется, а человек не хочет этого понять, думает, что она хитрит, ленится, и, не разобрав дела, начинает бить ее и требовать от нее непосильной работы.

Вот что я видел вчера: на мост выезжал тяжело нагруженный воз, дорога была грязная, скользкая, а лошадь худая и, как видно, старая и бессильная. Она, бедная, выбивалась из сил и, наконец, упала. Тогда хозяин, вместо того, чтобы как-нибудь помочь ей, набросился на нее с палкой и стал бить по чем ни попало: и по ребрам, и по голове, и по морде. Это возмутило меня, и я стал громко укорять его. Но каково же было мое удивление и вместе негодование, когда в собравшейся вокруг нас толпе нашелся человек, который стал защищать хозяина! <Что вы кричите?— сказал он мне. — Это его лошадь, и он может делать с ней, что хочет».

«Неужели же, раз я купил лошадь, я могу делать с нею, что угодно: могу замучить ее непосильной работой, могу дурно кормить ее, могу бить, мучить?— думалось мне. — Нет, нет, тысячу раз нет! Покупая лошадь, я приобретаю себе верного помощника, и как она работает на меня, так и я должен работать на нее и заботиться о ней, чтобы она была мне и помощником надежным и другом верным».

Слепая лошадь

Жил в одном городе купец. Надобно ему было в другой город ехать — деньги получать. У купца была хорошая лошадь, и он всегда верхом на этой лошади по всем делам ездил. Поехал купец, получил деньги и едет домой. А дорога была через лес. В лесу напали на купца разбойники. Плохо бы пришлось купцу, да, спасибо, лошадь выручила. Вырвалась она от разбойников и поскакала с хозяином во весь опор домой. И пообещал хозяин на радостях, что никогда не забудет этой услуги: будет лошадь до самой смерти кормить и холить.

Лошадь хозяина спасла, а себя, видно, скорым бегом повредила. Стала она хромать и скоро затем ослепла. Не было уже в хозяйстве от нее никакой пользы. И стало хозяину жаль корма. Велел он слепую лошадь поменьше кормить, а потом и того стало жалко купцу, и велел он работнику лошадь на улицу выгнать и ворота затворить.

Дело было зимой. Работник выгнал лошадь, как велел хозяин. Долго стояла лошадь, отощала, а все от ворот не отходит. Потом поняла, что ей тут ничего не дождаться, отошла от двора хозяина и побрела по улице. Слепая лошадь шла, вытянувши шею, обнюхивала и землю, и стены, и искала губами корма, травы или клочка сена. Но бедняга ничего не находила: везде лежал снег.

Так дотащилась она до площади. Посреди площади стоял столб с колоколом. А в том городе с давних пор был такой обычай, что всякий, кому нужна была помощь или с кем случалась беда, приходил и звонил в колокол. На звон собирались на площади люди и старшины города и разбирали, в чем дело.

Добралась лошадь до столба, поймала зубами веревку от колокола и стала ее жевать от голода. Лошадь дернула конец веревки, колокол зазвонил, и пошел по городу звон громкий и протяжный. Собрались на площади люди, узнали купцову лошадь. Послали старшины за хозяином. Пришел и купец на площадь. Люди рассказали, как звонила его лошадь.

Стало купцу стыдно и жаль лошади, повинился он пред людьми, что, жалея корма, прогнал ее со двора на голодную смерть. И взял опять к себе слепую лошадь.

Чтобы чаще вспоминали люди о том, что Бог велит и к животным быть милостивыми, люди того города вырезали на камне картину, как слепая лошадь звонила в колокол, и над картиной выбили слова писания: «Праведный имеет сожаление к жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко».

И поставили этот камень на площади у столба на поучение людям.

Конь-пахарь

Хороший хозяин

Богат ли хороший хозяин или беден, а все же он много заботится о своей лошади, старается, чтобы ей лучше было. Старается он, чтобы лошади не тесно было стоять в стойле, чтобы сухо у нее было, чисто. Старается он, чтобы лошади в конюшне было тепло, а летом прохладно, чтобы не страдала лошадь зимой от холода, а летом от жары.

Заботится хозяин и о том, чтобы в конюшне было светло. В светлой конюшне лошадь всегда бывает здоровее и крепче. А в темном, грязном и сыром помещении всякое животное бывает слабое, хилое и скорее заболевает.

Старается также хозяин, чтобы воздух в конюшне был всегда чистый;для этого он часто чистит и проветривает конюшню. Подстилка под лошадью у него всегда чистая, свежая и сухая. Чтобы она такая была, хозяин часто меняет ее. Если подстилка грязная и мокрая, лошадь пачкается и мокнет, а мокрая лошадь часто простужается и копыта у нее от грязи портятся и заболевают.

Чтобы вполне здоров был конь, хозяин часто чистит его от грязи и перхоти.

Главная забота хозяина о корме для лошадей, — изо всех сил старается он, чтобы корм был всегда свежий, неиспорченный, потому что от испортившегося корма лошади не только хворают, но даже умирают.

Больше всего лошадей кормят сеном. Только если одним сеном кормить, то лошади не так хорошо работают. Поэтому хороший хозяин старается всегда прибавить к сену овес.

А уж если нет овса и одним сеном приходится кормить, так он старается, чтобы сено выбирать самое хорошее, чтобы не было в нем никаких болотистых трав.

Скармливают лошадям бедные хозяева и солому. Только при этом все же старается хороший хозяин давать одной овсяной соломы, потому что другая солома меньше овсяной сытна. Только все же нужно поменьше соломы давать, хоть как-никак, да разжиться сеном. Из соломы делают для лошадей мелкую сечку. Хорошо такую сечку мешать с отрубями, мукой и овсом — тогда эта хорошая еда будет для лошади.

Плохо живется коню на одной соломе — не дай Бог такого житья, — не живет, а мучается бедняга.

Дает хороший хозяин лошади еще разный питательный корм, приучает ее понемногу к ячменю, только немного его дает, с овсом вместе; дробит и мочит в воде горох и бобы и дает вдобавок к сену; прибавляет хозяин к сену еще дробленую избоину, то есть, выжимки от разных масличных семян, — от избоины мено и солома вкусными делаются, и лошади большая от них польза; дает хозяин еще пареную картошку, режет также мелко сырой картофель и его дает лошади.

Если есть огород или в поле овощи растут, — хорошую из них пищу можно для лошади отобрать — морковь, репу, свеклу, — они еще лучше картофеля для лошади будут.

Ну а уж самый лучший корм для лошади, конечно, овес. Если хочет хозяин, чтобы лошадь отлично работала, пусть не скупится на овес, — только давать его надо вместе с сеном.

В рабочую пору хозяин старается особенно хорошо подкармливать лошадь, не забывает никогда отдать ей остатки хлеба и каши.

Чтобы мухи и мошки не мучили в поле лошадь, хозяин подмазывает почаще сбрую ее дегтем, — мухи и мошки не любят запах дегтя.

Не забывает хозяин в жаркое время искупать лошадь или обмыть ее водой после водопоя. Освежится лошадь и охотнее работать пойдет.

Поит хозяин лошадь всегда перед кормом чистой свежей водой из чистой посуды. Ни в каком случае не станет он поить лошадь, когда она разгорячена еще, потная; даст ей сначала остыть хорошенько, а потом уже и кормить. Если лошадь напоить потную, она может простудиться; заболеет и совсем пропасть может.

Смотрит хозяин, чтобы вся сбруя была исправна, — чтобы хомут, шлея и седелка всегда были хорошо пригнаны по лошади, чтобы нигде лошадь не терло, не давило.

В холодное время после езды покрывает хороший хозяин лошадь попоной, рогоажми или войлоком, смотря по тому, что найдется; а не то разгоряченная на езде лошадь вдруг остынет и может простудиться.

Зорко смотрит хороший хозяин за своим верным другом-конем, — замечает, как он ест и пьет, как стоит и идет, как дышит, бодрый он или понурый, — и если заметит, что с лошадью неладное что-то сделалось, — сам осмотрит ее хорошенько, на работу ее не поведет. А если лошадке все плохо и если сам он помочь не умеет, — позовет поскорей знающего соседа, а если видно, серьезно заболела лошадь, поскорей съездит за скотским лекарем — ветеринаром, чтобы поскорей помочь бедному животному.

Любит каждый хозяин своего коня и крепко помнит, что лошадь — верный друг его и создание Божье; никогда не бьет он ее, не мучает непосильной работой. И живут они тогда оба — и человек, и конь — в неизменной любви и дружбе.

Пословицы о лошади. Лошадь человеку — крылья. Погоняй лошадь не кнутом, а овсом. Божья тварь Богу работает.

Как дядя рассказывал про то, как он ездил верхом

У нас был старый старик Пимен Тимофеич. Ему было 90 лет. Он жил у своего внука без дела. Спина у него была согнутая; он ходил с палкой и тихо передвигал ногами.

Нас было четыре брата, и все мы любили ездить верхом. Но смирных лошадей у нас для езды не было. Только на одной старой лошади нам позволяли ездить; эту лошадь звали Воронок.

Один раз матушка позволила нам ездить верхом, и мы все пошли в конюшню с дядькой. Кучер оседлал нам Воронка, и первый доехал старший брат. Он долго ездил: ездил на гумно и кругом сада, и когда он подъезжал назад, мы закричали: «Ну теперь проскачи!».

Старший брат стал бить Воронка ногами и хлыстом, и Воронок проскакал мимо нас.

После старшего сел другой брат, и он ездил долго, и тоже хлыстом разогнал Воронка и проскакал из-под горы. Он еще хотел ездить, но третий брат просил, чтобы он поскорее пустил его. Третий брат проехал и на гумно, и вокруг сада, да еще и по деревне, и шибко проскакал из-под горы к конюшне. Когда он подъехал к нам, Воронок сопел, а шея и лопатки потемнели у него от пота.

Когда пришел мой черед, я хотел удивить братьев и показать им, как я хорошо езжу, — стал погонять воронка изо всех сил, но Воронок не хотел идти от конюшни. И сколько я ни колотил его, он не хотел скакать, а шел шагом и то все заворачивал назад. Я злился на лошадь и изо всех сил бил ее хлыстом и ногами. Я старался бить ее в те места, где ей больнее, сломал хлыст и остатком хлыста стал бить по голове. Но Воронок все не хотел скакать. Тогда я поворотил назад, подъехал к дядьке и попросил хлыстика покрепче. Но дядька сказал мне:

— Будет вам ездить, сударь, слезайте. Что лошадь мучить?

Я обиделся и сказал:

— Как же, я совсем не ездил? Посмотри, как я сейчас проскачу! Дай, пожалуйста, мне хлыст покрепче. Я его разожгу.

Тогда дядька покачал головой и сказал:

— Ах, сударь, жалости в вас нет. Что его разжигать: Ведь ему 20 лет. Лошадь измучена, насилу дышит, да и стара. Ведь она такая старая? Все равно как Пимен Тимофеич. Вы бы сели на Тимофеича да так-то через силу погоняли бы его хлыстом. Что же вам не жалко было бы?

Я вспомнил про Пимена и послушал дядьку: и слез с лошади. И когда я посмотрел, как она носила потными боками, тяжело дышала ноздрями и помахивала облезшим хвостиком, — я понял, что лошади трудно было. А то я думал, что ей было так же весело, как мне. Мне так жалко стало Воронка, что я стал целовать его в потную шею и просить у него прощения за то, что я его бил.

С тех пор я вырос большой и всегда жалею лошадей, и всегда вспоминаю Воронка и Пимена Тимофеича, когда вижу, что мучают лошадей.

Осел

Осел похож на лошадь, но гораздо меньше ее. Шерсть у него мягкая, серенькая, уши длинные, хвост гладкий, с пучком волос на конце. На вид кажется, что у осла очень мало силы, но это неверно; люди наваливают часто на него много тяжелых тюков с товарами, обвешивают его этими тюками со всех сторон, а он знай себе терпеливо шагает… Солнце жарко печет с голубого неба, а неблагодарный человек без всякой жалости подгоняет ослика, бьет его изо всей силы острой палкой… Идет ослик с горки на горку, пробирается по крутым камням… Самая сильная лошадь на его месте давно бы свалилась от жары и усталости…

Так всю жизнь до самой смерти работает осел на людей и за то получает только побои да самое плохое сено и тощий колючий кустарник. Но осел неприхотлив: Ему и того довольно, лишь бы была чистая вода, мутной он пить ни за что не станет.

Дикий и ручной осел

Дикий осел увидал ручного осла, подошел к нему и стал хвалить его жизнь: как и телом-то он гладок, и какой ему корм сладкий. Потом, как навьючили ручного осла да как сзади стал погонщик погонять его дубиной, дикий осел и говорит: «Нет, брат, теперь не завидую; вижу, что твое житье тебе потом достается».

Пегашка

1. Кум Нели купил осленка на ярмарке и повел его к себе домой. Теперь осленку надо было изо всех сил работать, чтобы отработать те тридцать две с половиной лиры¹, которые были за него заплачены, и окупать солому, которой его будут кормить.

Осленок был очень прыткий; он весело бежал за кумом Нели и норовил, играючи, схватить полу его кафтана зубами: он, по-видимому, нимало не горевал о родимом хлеве, где ему было тепло около матки. На новом месте он чувствовал себя отлично: чесал морду о ясли, полные соломы, весело прыгал вместе с бараном и сшибался с ним головами или заигрывал со свиньей, лениво хрюкавшей в самом углу.

Прежняя его хозяйка тоже уже не думала об осленке, хотя он и родился на ее глазах, с пегой, блестящей, гладкой, как шелк, шкуркой, и не мог твердо стоять на ногах, а нежился на солнце около двора. Вся трава, которую он пережевал, чтобы вырасти и окрепнуть, прошла через ее руки. Она сама эту траву жала и ему подкладывала. Теперь она больше не поминала о нем.

Поминала осленка только его матка-ослица: вытянет шею к двери и начнет жалобно ржать. Но потом и она забыла свое детище.

— Вот ужо увидите, — говорил новый хозяин осленка, — он у меня будет по четыре мешка с мельницы таскать, не хуже доброй лошади. А когда с хлебом уберемся, так хлеб вымолотить; с такими ножищами как не вымолотить!

2. И действительно, когда пришло время хлеб молотить, осленка ввязали в цепь других животных, старых и обезноживших коней, привязали за шею веревкой к хвосту передней лошади, а к его хвосту привязали голову другой клячи. И пошла молотьба. Осленок топтался с утра до ночи по снопам и к вечеру так утомлялся, что, когда рабочие отводили его в тень, где ветерок придувал, и подкладывали ему под морду соломы, у него даже охота к еде пропадала.

Он опускал морду к земле, развешивал уши, как настоящий взрослый осел и глядел лениво и тупо, словно ему до смерти опостылел вид этой широкой, белой сельской равнины; словно ему казалось, что все это знойное поле создано единственно для того, чтобы всякий околевал тут от жажды и от зари до зари топтал снопы.

Поздним вечером он возвращался в деревню с мешками, насыпанными зерном, которые нагружали ему на спину. Хозяйский мальчишка подгонял его, тыкая в зад дубинкой, подгонял по узкой тропинке, которая шла между зелеными живыми изгородями. Осел с великим наслаждением пожевал бы соблазнительной зелени, если бы его не подгоняли бежать вперед. До того его мучили, что кровь стала к ногам ему приливать и пришлось его сводить к кузнецу прижечь их каленым железом. Но хозяина это не беспокоило, потому что год выдался на славу, урожай был добрый, и осленок выслужил верой и правдой свои тридцать две лиры с половиной, которые были за него заплачены.

— Теперь он у меня отработал потраченные деньги, — рассуждал хозяин;— ежели я его и продам, хоть бы за двадцать лир, все же я в барыше останусь.

Любил осла только один человек, да и то был не настоящий человек, а мальчишка хозяйский, который прогонял его между живыми изгородями по вечерам, когда кончалась молотьба. Мальчишка даже плакал, когда кузнец стал прижигать раскаленным железом опухшие ноги пегашки, а бедный осел начал корчиться от боли.

Мальчишке было жалко пегашку, а кум Нели мальчишку же ругал:

— Ты чего, скотина, разрюмился! Он свою работу исполнил, и хлеба народилось вволю. Вот его ужо продадим; добрую лошадь купим. Еще того лучше будет.

Когда осленка продали потом Чирино, так мальчик ходил его навещать в новый хлев. Придет, по морде погладит, по шее поласкает; и осел оборотится, словно и его сердце привязалось к пареньку.

3. Чирино, новый хозяин осла, запряг петашку в плуг, вместе со старою кобылой, и вместе они вышагивали с нею по полю версту за верстой, с самого того времени, когда жаворонки начинали звонить в светлом утреннем небе, вплоть до дней, когда красногрудые зимние птицы прятались в гнезда за обезлиствевшийся кустарник, трепетавшийся от холодного ветра. А так как осел был ниже ростом кобылы, та ему под ярмо засовывали мешок, набитый соломой; поэтому ему приходилось труднее работать, чем товарищу, и его за это колотили по плечам.

— Осел у меня кобылу бережет, она стара стала, — говорил сосед Чирино. — Молодчина у меня пегий осел! Поглядеть, так и не скажешь, что у него экая силища.

И он обращался к своей жене, которая шла за ним следом пополю, бережно разбрасывая семена в борозды:

— Коли что с ним приключится — пропала наша головушка. Год на работу дюжий подходит, а что-то плохо хлеб растет...

Баба глядела, как хлеб растет на маленьком пустынном поле, каменистом, растрескавшемся и побелевшем от засухи, потому что дождя и невесть сколько времени не видали. Влага вся в туман выходила, а туман, известно, только естъ семя, а не растит хлеба. Когда пришлось всходы перепалывать, они были редкие, рыжие, точно их подпалил кто.

— А весной как мы над этой полосой старались! — горевал Чирино, стаскивая с себя кафтан. — Сколько своей шкуры один пегашка тут положил. Как добрая лошадь работал. Несчастье он нам принес. тот осел.

А у бабы, глядя на такой урожай, речь в горле колом стояла, слезы из глаз капали.

4. Пришел раз к Чирино кум Лучиано, что извозом занимался, а Чирино в это время с поля домой тащил пегашку за повод.

— Что за осла просить будешь? — спрашивает Лучиано.

— А что хочешь, то и возьму. Проклят он будь совсем, окаянный! — отвечал Чирино. — У нас теперь ни хлеба в печку, ни ячменя в ясли...

— Я вам дам за осла пятнадцать лир. Да и то только из уважения. Потому, вижу, совсем вас этот год разорил... Еще с полгодика — осел и вовсе ног волочить не будет. Ишь, как изморился!

И осла продали Лучиано.

Скоро у Лучиано осел выучился и телегу таскать, хотя оглобли для него были широки и высоки и плечи ему давили немилосердно. Пуще всего тяжко было, что Лучиано извозничал в горах: доставалось пегашке кнута, когда он едва-едва мог взобраться на гору. А с горы спускаться и того хуже, потому что весь груз на него нагнетал и пёр вниз; он спину дугой изогнет, бедные ноги даже краснеют от прилива крови. А народ идет мимо, хохочет. Если же, бывало, упадет, так хоть святых сзывай, не скоро встанет.

Но кум Лучиано свой расчет вел; пегашка, что твоя лошадь, тащил три квинтала² груза, а ему за перевозку каждого квинтала платили по пяти тари³. Значит, каждый день жизни пегашки доставлял хозяину пятнадцать тари; а ел он куда как мало.

Иной раз какой-нибудь добрый человек подымается в гору за Лучиановой телегой, сам еле плетется, видит, у бедной скотины силы нет, и станет доброму человеку жалко осла.

— Ты бы под колеса-то камешек подкинул, постоял бы. Дал бы животинке передохнуть,— посоветует прохожий Лучиано.

— Коли мне ему поблажать, — отвечал на такие советы Лучиано, — как я пятнадцать-то тари в день наизвозничаю! На то у него и шкура, чтобы на мою кожу заплаты из нее класть. А совсем изобьется — ну, продам. Вон тот парень, что известку обжигает, приговаривался. Ему осел ладен будет, сказывают.

о. Скоро пегашкa, действительно, попал в руки малого, что известкой занимался. Он держал десятка два этих ослов, один другого тощее. Полумертвые, таскали ослы белые мешки с известкой да питались клочком травы, которую удавалось где ненароком сощипнуть по дороге. Известник хаял пегашку: «Этого осла, дескать, ему не надобно, весь он язвами покрыть, на ногах следы каленого железа; плечи с самой груди вплоть до спины — живое мясо, от ярма под плугом; колени избиты от того, что на горных дорогах беспрестанно падал. Да и масть у него сорочья». Мужик с гордостью указывал на своих хотя и тощих, но карих ослов —и и одного пегого не было между ними.

— Да шерсть ничего, — убеждал его Лучиано.— оно еще лучше. От других ослов будет отличка. Когда надо, и отыскать легче.

И он сбросил еще два тара с шести лир, которые запросил за пегашку, лишь бы дело порушить.

На новой службе бедного пегашку уже никак не узнала бы его первая хозяйка, на руках у которой он родился и вырос. Так он переменился: голову к земле пригнуло, уши в сторону растопырило. А мальчишка знай бьет да бьет его неустанно палкой, по очереди с товарищами его, которые плетутся гуськом.

5. Зимой у известняка работы было меньше. Зато по дорогам не было ни травинки, на кустах и деревьях не было ни листочка, и скоту жить было еще труднее. Хозяин закупал корм весной, так чтобы на зиму давать его наполовину против лета. Ночью весь табун оставался на открытом воздухе, около печей; ослы грелись, прижимаясь друг к другу. Яркие холодные звезды, которые сияли на небе, словно пронзали их резкою стужей, и дрожали они, как и разумные существа, дрожали, несмотря на свою толстую шкуру.

По соседству от него жила бедная вдова. Прежде вдова стиркой белья промышляла, но ремесло это было тощее, потому что всякий свое тряпье сам моет. Теперь, когда подрос ее сынишка, она собирала всякие прутики и продавала по деревням на топливо.

— Вот кабы у вас был осел,— сказал ей извёстник, который очень хотел сбыть нaдoевшегo ему пегашку, — вы бы могли по деревням топливо развозить; не то что прутья, а когда и полешко покрупнее. У вас. вишь, парень-то большой стал.

У бедной женщины было завязано в конце платка несколько с трудом скопленных лир. Она соблазнилась и купила осла.

И последние дни своей жизни осел провел куда лучше предыдущих, потому что вдова, заплатив за пего свои кровные гроши, берегла его как сокровище. Ночью она приносила ему и сенца и соломки на подстилку, и стоял он у нее в доме рядом с кроватью. II от него в доме теплее было. Но работать за то пегашке ой ой как приходилось, таи. тяжело, что осел всякий раз еле до дому добирался. Баба ходила с ослом, нагруженным прутьями, так что даже ушей его не было видно.

Раз утром, едва забрезжило, вдова нагрузила осла товаром и отправилась его продавать. А воз она наложила такой тяжелый, что и сказать трудно: дома было уж у нее больно плохо: сын лежал больной, а в доме не было не только ломтя, но и крохи хлеба. И наш осел, подавленный тяжестью, подымаясь в гору, упал на передние колени и ничем его нельзя было поднять.

— Святые ангелы, угодники Божьи, помогите вы мне до места довезти! — молилась вдова.

Прохожие помогали; то за хвост потянуть осла, то за уши его покусают, а он все не встает.

— Да ты, тетка, не видишь, что ли? Он у тебя околевать собрался! — объяснил ей, наконец, один проезжий извозчик.

Остальные с ним согласились и оставили пегашку в покое. И в самом деле, глаза у него были как у уснувшей рыбы, морда холодная, а по шкуре дрожь пробегала.

А женщина, между тем, думала о своем пареньке, который лежал в жару и бреду.

— Что мы теперь делать будем? — бормотала бедная женщина. — Что мы будем делать?

— Хочешь, продай его мне и с дровами вместе. Пять тари дам,— предложил извозчик, который ехал с пустой телегой.

Женщина глядела на пего обезумевшими глазами.

— Я ведь собственно только дрова одни у тебя куплю, потому что ослу-то твоему вся цена — вот!

И чтобы показать, какая цена ослу, извозчик ткнул его в ребра ногой. Удар отозвался глухо, словно в разорванный барабан ударили.

Корова

Жила вдова Марья со своей матерью и с шестью детьми. Жили они бедно. Но купили на последние деньги бурую корову, чтоб было молоко для детей. Старшие дети кормили Буренушку в поле и давали ей помои дома.

Один раз мать вышла со двора, а старший мальчик Миша полез за хлебом на полку, уронил стакан и разбил его. Миша испугался, что мать его будет бранить, подобрал большие стекла от стакана, вынес на двор и зарыл в навозе, а маленькие стеклышки все подобрал и бросил в лоханку. Мать хватилась стакана, стала спрашивать, но Миша не сказал, и так дело осталось.

На другой день после обеда пошла мать давать Буренушке помои из лоханки, видит: Буренушка скучна и не ест корма. Стали лечить корову, позвали бабку. Бабка сказала: корова жива не будет, надо ее убить на мясо. Позвали мужика, стали бить корову. Дети услыхали, как на дворе заревела Буренушка, собрались все на печку и стали плакать.

Когда убили Буренушку, сняли шкуру и разрезали на части, у ней в горле нашли стекло.

И узнали, что она издохла от того, что ей попало стекло в помоях. Когда Миша узнал это, он стал горько плакать и признался матери о стакане. Мать ничего не сказала и сама заплакала. Она сказала: «Убили мы свою Буренушку, другой купить не на что. Как проживут теперь малые дети без молока?» Миша еще пуще стал плакать и не слезал с печи, когда ели студень из коровьей головы. Он каждый день во сне видел, как дядя Василий нес за рога мертвую бурую голову Буренушки с открытыми глазами и красной шеей. С тех пор у детей молока не было. Только по праздникам бывало молоко, когда Марья попросит у соседей горшочек.

Случилось, барыне той деревни понадобилась к дитяте няня. Старушка и говорит дочери: «Отпусти меня, я пойду в няни, а тебе, может, Бог поможет одной с детьми управляться. А я, Бог даст, заслужу в год на корову». Так и сделади. Старушка ушла к барыне. А Марье еще тяжелее с детьми стало. И дети без молока целый год жили: один кисель и тюрю ели и стали худые и бледные.

Прошел год, пришла старушка домой и принесла двадцать рублей. «Ну, дочка! — говорит, — теперь купим корову». Обрадовалась Марья, обрадовались все дети. Собралась Марья со старухой на базар покупать корову. Соседку попросили с детьми побыть, а соседа, дядю Захара, попросили с ними поехать выбирать корову. Помолились Богу, поехали в город.

Дети пообедали и вышли на улицу смотреть, не ведут ли корову. Стали дети судить, какая будет корова — бурая или черная. Стали они говорить, как ее кормить будут. Ждали они, ждали целый день. За версту ушли встречать корову, уж смеркаться стало, вернулись назад. Вдруг видят: по улице едет на телеге бабушка, а у заднего колеса идет пестрая корова, за рога привязана, и идет сзади мать, хворостиной подгоняет. Подбежали дети, стали смотреть корову. Набрали хлеба, травы, стали кормить.

Мать пошла в избу, разделась и вышла на двор с полотенцем и подойником. Она села под корову, обтерла вымя. Господи, благослови! Стала доить корову, а дети сели кругом и смотрели, как молоко брызнуло из вымени в край подойника и засвистело у матери из-под пальцев. Надоила мать половину подойника, снесла в погреб и отлила детям горшочек к ужину.

Буренушка

Наша кормилица-коровушка

Рано встанет баба да скорее в хлев, к кормилице всей ее семьи, к корове. Подойдет она к буренушке, потреплет ее по шее, даст ей ломоть хлеба с солью, обмоет вымя, вытрет насухо чистым полотенцем и начнет с лаской да с добрыми словами доить ее. Стоит коровушка смирнехонько, пережевывает хлеб да искоса на хозяйку поглядывает. Подоила баба свою буренушку и гонит ее скорее на улицу, а на улице уже раздался рожок пастуха, и изо всех домов бабы выгоняют на улицу скотину.

Вернулась баба в избу, а там уже детишки проснулись, есть просят; налила мать в чашку молока, покрошила хлебца и усадила ребят к столу. Принялись ребята в обе щеки уписывать молоко.

Молоко — самая лучшая пища в деревне, а особенно для ребят: на одном-то хлебе да картошке плохо они растут: заморенные, худые да хворые бывают; молоко же быстро ребят поправляет. Что останется молока, баба еще в город продаст, а не то накопит творогу, сметаны, собьет масла и тоже отвезет в город; ведь в крестьянском хозяйстве всякая копейка — подспорье. Вот почему так заботится баба о своей буренушке, вот почему идет к ней с лаской и несет ей часто последнюю краюшку хлеба.

Только мало кто из наших баб знает толком, как надо ходить за коровой, чтобы ей лучше жилось и чтобы она больше молока давала: посмотришь, — и любят-то ее, и ласкают, и кормят, как могут, а все корова хуже, чем у той хозяйки, что ходит за коровой умело.

Как человеку хорошо жить в тепле, в чистой да теплой избе, так и ему вредно жить в сырости да дышать дурным, спертым воздухом, так и корове нужно, чтобы в хлеву у нее было тепло да светло, чтобы было в нем сухо да чисто. Стены хлева нужно хорошенько проконопачивать, а дверь приладить так, чтобы она плотно притворялась, чтобы ниоткуда не дуло, потому что коровы очень легко простужаются, стоя на сквозном ветру.

В стене хлева надо проделать окошечко, чтобы в хлеву было посветлее: коровы не любят стоять в темноте. Это окошечко пригодится и для того, чтобы проветривать хлев.

В некоторых хлевах бывает такой тяжелый, спертый воздух, что если случится войти туда с воли непривычному человеку, то ему и вздохнуть трудно; такой тяжелый воздух очень вреден для коров, и поэтому хлев надо почаще проветривать, освежать и выбирать из него почаще навоз; корове особенно вредно дышать гнилым воздухом, испорченным от лежалого навоза. Надо как можно чаще подстилать на пол свежей соломы, а старую, грязную солому с навозом убирать; труда на это потребуется не так уже много, а корова от этого будет здоровее.

Хлев надо хоть раз в неделю чистить, а саму корову надо почаще чистить пучками соломы и хоть раз в неделю мыть ей ноги и бока теплой водой. Летом коров полезно купать.

При таком уходе корова не будет простужаться, дышать будет чистым воздухом, всегда она будет чиста, спокойна и здорова.

Но мало устроить корове только хороший хлев, надо ее еще умело и кормить; надо знать, какая пища сытнее, сколько какой пищи давать и какой корм с каким лучше мешать для того, чтобы корова была сытнее и здоровее да и давала бы больше молока.

Летом корова ходит в поле и щиплет траву и тогда об ее прокорме приходится меньше заботиться; трава — самый лучший, самый подходящий корм для коров.

Нехорошо только, если коровам приходится пастись на топких болотистых лугах; сырой воздух и сырая земля таких мест очень вредны для коров, да и в таких местах коров особенно сильно донимают овода: они вьются над ними целыми стаями и немилосердно жалят их.

В летнее время часто можно видеть, как коровы, вместо того, чтобы мирно пастись, бегают по лугу, словно бешеные; происходит это от того, что овода положили под кожу коров свои яички; из яичек этих вышли червячки, которые, ползая под кожей, причиняют корове сильный зуд.

Такая корова и во время доения не стоить спокойно, а все двигается: баба, которая ее доит, сердится, бранить ее, даже бьет, а между тем бедная корова нисколько не виновата: она просто больна от оводов.

В жаркую летнюю пору надо загонять коров в тенистые, прохладные места и отгонять от них мух и оводов.

Во время сильных дождей и в ветряную погоду лучше вовсе не выгонять коров в поле.

При плохих выгонах надо давать корове дома хлебного пойла или еще какого-нибудь корма, а не то она будет постоянно ходить впроголодь.

Осенью, когда в огородах роют репу, морковь, картофель, свеклу, обрывают плохие листья с капусты, хорошо всякие остатки от овощей, ботву и капустные листья складывать в кучу подле хлева. Когда коровы придут с поля, oни с большой охотой накинутся на эту еду, которая им очень по вкусу. Такая подкормка бывает им очень полезна.

Трава, как мы уже сказали, — самый подходящий корм для коровы, зимою же приходится подумать, чем бы заменить ее.

Зимою корове дают сено, солому, отруби, мякину, зерно, разные пойла; очень хорошо давать корове побольше рубленой свеклы, моркови и картофельных вытирок: овощи лучше всякого другого корма заменяют коpoве траву.

Многим приходится кормить корову соломой, потому что солома самый дешевый корм. Но солома не так сытна, как другой корм; а одной соломе скот скоро тощает и молока дает меньше; поэтому, если только есть возможность, надо мешать солому с каким-нибудь другим кормом: с сеном, с мукой, с отрубями, с рублеными овощами. Уж плохо-плохо, если солома составит половину всего корма.

Из соломы лучше всего делать pезкy, то есть разрубить ее на мелкие куски; резку эту посыпать отрубями или мукой и полить горячей водой. Такую резку корова ест гораздо охотнее, чем простую солому, да она и сытнее. Из соломы можно еще приготовить хороший корм, если ее парить. Надо еще заметить, что верхние концы у соломы сытнее нижних, а потому солому лучше разрубать на две части: верхнюю часть давать ей в корм, а нижнюю употреблять на подстилку.

Коровы очень любят мешанный, закислый корм; можно сделать хороший корм, если положить в чан резки из соломы, сена, ботвы, свеклы, все это изрубить, перемешать хорошенько, посыпать мукой, залить водой, накрыть кружком, придавить камнем и дать закиснуть.

Хорошо еще коровам давать крапиву; ее дают или рубленую или обваренную.

Корова вообще не прихотлива на еду, но нужно всегда заботиться о том, чтобы пища ее была свежая, не промерзлая, не лежалая, чтобы ясли и кормушки, в которых задается ей корм, содержались в чистоте.

Корм корове нужно давать разный, вперемежку, чтобы он ей не приедался; корова не любит есть изо дня в день все один и тот же корм: он ей наскучивает.

Еще коровам очень полезно давать лизать соль. Коровы очень любят, когда им дают хлеб с солью, и это им очень полезно.

Кормить корову надо раза 2—3 в день; после каждой еды ей нужно часок спокойно полежать или постоять, чтобы как следует прожевать свою жвачку.

На питье корова тоже неразборчива, но ее все же нужно всегда поить чистой, свежей водой из чистого ведра. От грязной воды корова может захворать.

Летом хорошо гонять коров на водопой к речке, на отлогий песчаный бережок; коровы любят постоять на таком бережку, войти в реку и стоять по колено в воде.

Не надо поить корову сейчас же после ходьбы, когда она разгорячена: тут ей очень легко простудиться; надо дать ей наперед простыть, а тогда уже и попоить ее. Зимой не годится поить коров слишком холодной водой.

Доить корову надо ровно, осторожно, чтобы не сделать ей больно, и выдаивать молоко дочиста.

Вообще во время доения нужно ласково обращаться с коровой, ласково говорить с ней и отнюдь не пугать ее бранью и криком.

Перед доением надо всякий раз хорошенько вымыть руки, обмыть коров - вымя и насухо обтереть его чистым полотенцем.

Доить корову лучше всего крест-накрест, то есть сначала правый передний и левый задний сосок, а потом левый передний и правый задний; тогда и молока больше выдоишь.

Вот, если хозяйка будет ходить за коровою так, как сказано, да будет заботиться как нужно об ее хлебе и корме, если будет ее держать в чистой и правильно доить, то корове ее будет хорошо житься, она будет сытнее, здоровее, сытнее, молока будет давать много, да и молоко будет от нее хорошее; за все труды и заботы хозяйки она отплатит ей своим молоком, — молока хватит и на еду всей семье да и на продажу, пожалуй, останется.

Корова и теленок

В Малой Азии, в стране Пафлагонской жил некогда один человек; звали его Филаретом. Он был очень добрый и сострадательный человек; всех любил, всех жалел и много помогал беднякам: все голодные, бездомные и убогие шли к Филарету за помощью, и он всякому помогал, чем мог; он был также очень добр и сострадателен и к животным. За все это люди прозвали его Филаретом Милостивым.

Однажды на ту страну, где жил Филарет Милостивый, напали арабы,. ограбили много сел и деревень, угнали весь скот и разорили многих жителей. Та же участь постигла и семейство Филарета. После погрома у пего остались только осел, одна корова с теленком да ульи пчелиные.

Один раз приходит к нему бедняк и просит у него теленка. Филарет с радостью отдал ему теленка и сказал: «Бери и будь счастлив». Бедняк поклонился ему низко и повел теленка за собой. Но корова стала скучать без теленка, жалобно мычала и надрывала сердце всем домашним. Женa Филарета плакала над коровой и упрекала мужа в том, что он разлучил корову с теленком, — ведь он тоже наверное погибнет без матери.

Филарет отвечал: «Правду ты говоришь, но это дело можно поправить».

Пошел он за тем человеком, что увел теленка, и стал звать его: «Воротись назад и приведи теленка к матери».

Бедняк подумал, что Филарет хочет отобрать у него подарок, но все-таки пошел за ним.

Когда они подошли к корове, теленок так и бросился к матери, а Филарет сказал:

— Вот правду говорит моя жена, что грех разлучать мать с детищем, а потому, друг мой, возьми себе с теленком и корову, и дай Бог тебе счастья.

Лошадь и корова

Лежит корова посреди двора; корму подле нее нет никакого, а она все жует что-то да жует. «Что это она есть?» спрашивает Миша. «Жвачку», говорит мама. «Какую жвачку?» «А вот какую: лошади дадут овса или сена, зубов у нее полон рот, вот она сразу и прожевывает свой корм хорошо; пережует и проглотит. А коровы свой корм по два раза жуют. Зубы у них не такие, как у лошади; верхних зубов спереди у нее и совсем нет.

Увидит корова сено или траву — начинает хватать. Кое-как пережует, да скорее и глотает. Если бы она хорошо еду сразу пережевывала, то ей страшно долго пришлось бы жевать, целый день пришлось бы ходить да есть. А корова нахватает еды, наглотает, а когда корм распарится, размякнет у нее в брюхе, она, лежа спокойно, отрыгнет его опять назад в рот и начинает его во второй раз жевать. Это и есть жвачка».

Наш Сурка

Один раз, сидя на окошке, услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже услышала его, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что «верно кому-нибудь больно», — мать послала девушку, и та через несколько минуть принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого щеночка, который, весь дрожа и нетвердо опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал или «скучал», как выражалась моя нянька. Мне стало так его жаль, что я взял этого щеночка и закутал его своим платьем.

Мать приказала принести на блюдечке тепленького молочка, и после многих попыток, толкая рыльцем слепого кутенка в молоко, выучила его лакать.

С этих пор щенок по целым часам со мной не расставался; кормить его по несколько раз в день сделалось моей любимой забавой; его назвали Суркой. Он сделался потом небольшою дворняжкой и жил у нас 17 лет, разумеется уже не в комнате, а на дворе, сохраняя всегда необыкновенную привязанность ко мне и к моей матери.

Больная собака

Совсем разболелась Лыска. Весь день она лежит на дворе скучная, дрожит, не ест корму.

Дело было зимой. На дворе стоял мороз. Федя ухаживал, как мог, за больной собакой: сделал ей из соломы шалаш, на пол в шалаше тоже настелил соломы, покрыл Лыску рогожкой, сам чего не съесть, а ей снесет.

— Что нам делать с Лыской? Придушить надо, либо завести куда. Который день лежит на дворе, не лает, не сторожит... захворала, видно, так что в ней проку? Только хлеб даром есть,— сказал жене Федин отец.

Федя лежал в это время на полатях и слышал, что говорил отец. Жаль было ведь Лыски. Когда отец ушел, Федя слез с полатей, побежал на двор проведать Лыску. Лыска жалобно посмотрела на своего кормильца, завизжала, но не могла от слабости даже хвостом махать.

Когда в избе никого не было, Федя осторожно принес Лыску со двора в подполье и уложил в самое теплое место под печкой.

В тепле Лыске стало лучше. На другой же день собака повеселела, и когда Федя пришел ее навестить, замахала хвостом и стала есть хлеб. Обрадовался мальчик.

Прошло несколько дней. Раз поздно вечером, во время ужина, когда на дворе выла метель, вдруг под ногами ужинавших, под полом, раздался громкий лай.

— Что это, — закричала в испуге мать Феди, — никак в подполе что-то залаяло?

Лай повторился. Усмехнулся Федя, выбежал из-за слова и приподнял западню, через которую ходят в подполье. С радостным визгом выскочила Ласка в избу, бросилась к Феде и всем ласково лизала руки.

Собака на цепи

У наших соседей сидела в конуре собака, и редко было ее слышно, но, когда я проходил, мне всегда было так ее жалко; мне все казалось, что она говорит: «Прошел и еще долгий месяц! Никто не хочет спустить меня с цепи и позволить побегать по лугу, чтобы потом опять вернуться сюда. Пища в моем корыте застоялась, вся покрылась клочьями шерсти, моя конура грязная и неубранная. Лучше бы ее вовсе не было! Я начинаю ненавидеть жизнь и завидовать собакам, околевающим с голода на улице. Возвратите мне прежнюю свободу, когда я могла бегать, где хотела, когда я могла купаться, плавать в холодной реке и потом отряхиваться на берегу так, что брызги летели далеко кругом».

Я трепал ее по голове, говорил с ней ласково, ей так было тяжело, бедняге! Раз я зашел к соседям и попросил их спустить ее с цепи, дать ей побегать на свободе. «Вот глупости! — ответил я. — Хоть и не сладко ее житье, а наверно крепко она привязана к вам и без веревки будет верно сторожить ваш дом».

Спустите вашу собаку с цепи, не лишайте ее свободы!

Собака и ребенок

Жил хозяин с молодой хозяйкой. Детей у них только и было, что один — грудной еще. Пришел раз хозяин с работы, а жена ему говорит:

— Посиди маленько, я за водой схожу, а ты за дитей посмотри.

Ушла хозяйка, а вода не близко была. Посидел хозяин, да, видно, не родился он нянькой. Наскучило.

«Дай,— думает, — к соседу схожу».

Кликнул собаку:

— Полкашка, сюда! Ляг здесь, да, смотри, береги дитя.

Собака завиляла хвостом. Умно так глядит на хозяина, все понимает. Обошла вокруг зыбки, обнюхала, легла, морду на лапы уложила и уставилась в дверь. Хозяин ушел, дверь притворил, да не плотно: на дворе тепло было.

Лежит собака, чутко слушает; вдруг встрепенулась, уши насторожила и носом потянула. Что такое?— На полу в избе возле двери стояла крынка с молоком. Ползла мимо избы ядовитая змея. Почуяла молоко, вползла в избу и крадется по стенке, кольцами извивается. Заворчал Пол кашка, зубы оскалил и ждет. Змея подползла к зыбке и стала по ней подниматься. Вскочил Полкашка, бросился на нее и зубами за горло схватил и загрыз. Да лапами зыбку так толкнул, что она перевернулась, в ребеночек вывалился на пол и заплакал.

Обрадовался Полкашка, что покончил со змеей, бросился к ребенку и ну ого лизать, будто утешить хочет. Ребенок затих и задремал на полу, а Полкашка улегся рядом и ждет хозяина: думает, — похвалят за верную службу.

Воротился хозяин, отворил дверь. Кинулся на него Полкашка, облапил, залаял от радости. Глянул хозяин: опрокинута зыбка, ребенок на полу без движения лежит, у собаки морда в крови, и на него кинулась с лаем.

— Взбесилась и ребенка загрызла! — почудилось ему вдруг.— То-то сегодня она понуря голову ходила.

Схватил он сгоряча нож со стола и всадил ей в самое сердце.

Из Полкашки дух вон! А ребеночек от шума проснулся и заплакал.

— Жив! — закричал отец и бросился к зыбке.

Тут только разглядел он, что на полу валялась змея, и кровью ее пол перепачкан. Понял он, в чем дело, к Полкашке бросился, да уж поздно. Пришла жена, узнала все и заголосила над мертвым Полкашкой.

Опоздала!

Перед своим отъездом на пароходе в далекие края хозяева собаки уговорились с соседями, что они возьмут ее к себе. Чтобы она не побежала за хозяевами на пароход, они привязали ее крепкой веревкой и заперли.

Долго билась собака, стараясь разорвать веревку. Наконец, она разорвала ее и бросилась к двери, но дверь была заперта. Тогда собака отчаянным прыжком вскочила на подоконник, разбила стекло и выскочила наружу.

Обнюхивая следы, она побежала на пристань, но слишком уже поздно: пароход, на котором уезжали ее господа, отвалил и был уже далеко от берега. Может быть,если бы она прибежала раньше, хозяева ее, увидев, как она горячо их любит, сжалились бы и взяли ее с собой. Но теперь она никогда не увидит их больше!

Кошка и котята

Была у нас старая серая кошка. Все мы к ней привыкли. Бывало, ляжешь спать, а она около тебя вертится, мурлычет, спать в ногах гнездится. Как была она котенком, то мы с ней играли. Ласковая была кошка.

Вот раз проснулся я, слышу — пищит кто-то. Я мигом соскочил с кровать, заглянул в угол за дверь, а там котятки. Я так был рад, что несколько дней не выходил на улицу: все глядел, как кошка с котятами возится.

Пришла к нам тетка Матрена и говорит:

— Ай-ай, сколько котят! Куда вам? Вы лишних-то забросьте!

Послушали мы тетку Матрену и забросили котят в поле, в бурьян, в канаву.

Вечером сестренка Маша и говорит мне:

—Пойдем котят глядеть! Что-то они там делают?

Мы пошли. Пищат котята в траве, не видно. Сестра не утерпела, полезла в канаву. Полез и я. Глядим: Путаются котята в сырой крапиве, слабенькие, слепенькие, все мокрые, трясутся, рты разевают, расползлись, в землю носом тычутся…

Жалко нам стало котяток. Вспомнили мы кошку, как она по двору ходит, жалобно мяукает, места нигде найти не может. Подобрали мы котят в подолы, да и домой скорее. Мы думали посадить их под житницу и привести к ним кошку.

Увидали мы на дворе кошку, показали ей, что мы несем, — обрадовалась, вокруг ног вертится, прочь не отходит. Глаза горят, как у человека, точно сказать что хочет.

В это время из избы вышла мать.

— Зачем вы их принесли?

А потом, как посмотрела на котят, какие они слабенькие, жалкие,. посмотрела на кошку и сказала:

— Ну, ладно! Несите их в избу.

Неожиданный доктор

Бедный больной мальчик лежал в постели. Он был постоянно один. Проходил день за днем, а мальчик все лежал и все ему не было лучше. Его мать с раннего утра уходила на работу и возвращалась лишь поздно вечером. Уходя, она приготовляла для мальчика еду повкуснее, ставила перед ним воду, лекарства, которые прописал мальчику доктор, клала ему на кровать все немудреные игрушки и книжки, какие только были у Вани. Уходя, она долго-долго целовала мальчика и каждый день забегала к старушке-соседке просила ее:

— Так уж вы, Марья Петровна, загляните опять к моему мальчугану. Все ему не лучше, не есть ничего, бледный все, грустный. Вся душа за него выболела. Загляните, голубушка, сделайте ему, что будет нужно! — и она торопливо уходила на работу.

Ваня лежал один, перебирал старые игрушки, выдумывал разные игры, смотрел картинки, но все это ему давно надоело. Да и грустно играть всегда одному, всегда лежа на одном месте. Он лежал, тоскуя, пока не приходила Марья Петровна. Она ласково расспрашивала мальчика, поправляла ему подушки, рассказывала что-нибудь и опять торопилась домой, так как там ее ждали внучата. Ваня любил, когда приходила старушка. Но с ее уходом ему делалось еще скучнее.

Раз Ваня по обыкновению лежал один. В комнате было жарко и душно. Только из полуоткрытой двери врывалась струя чистого, свежего воздуха. Ваня лежал и. скучая, переводил глаза с окна на стену, со стены на шкаф с посудой, со шкафа на дверь. Вдруг в дверь выглянула серая усатая мордочка, выглянула, осмотрелась и замурлыкала. За мордочкой показалась выгнутая спина и в комнату вошел серый котенок. Он вошел, огляделся, еще раз понюхал воздух и направился прямо к Ваниной кровати. Котенок был голоден и запах Ваниного завтрака приманил его.

— Ксс-ксс! — позвал его Ваня. Лицо его оживилось и даже покрылось легким румянцем.

Котенок вспрыгнул на кровать, потерся, громко мурлыкая, о Ванину руку и потянулся к столу, с которого так заманчиво пахло.

Ваня достал со стола булку, обмакнул ее

в молоко и дал котенку. Котенок с жадностью принялся за еду, а глядя на него, начал есть и Ваня. Котенок наелся и начал, мурлыча, умываться. Он тщательно лизал свою лапку и потом преуморительно тер ею свою усатую мордочку. Глядя на своего гостя, Ваня заливался веселым смехом.

Когда в комнату вошла Марья Петровна, чтобы навестить мальчика, оба новые друга сладко спали, крепко обнявшись. На столе стояла пустая тарелка. Марья Петровна подошла к кровати, посмотрела на мальчика, и па цыпочках, неслышно вышла.

Когда вечером пришла мать Вани, она еще с лестницы услыхала его веселый смех. Давно уже не слыхала его она! Как радостно забилось ее сердце! Она почти бегом добежала до своей комнатки и, открыв дверь, остановилась на пороге.

На кровати, перегнувшись к полу, лежал ее мальчик и водил концом полотенца, а серенький котенок бегал за ним, прыгал, перевертывался на спину и старался лапками схватить полотенце. Мальчик весело смеялся, щечки его порозовели. И как весело, радостно, бодро заговорил он, когда мать подошла к его кровати!

Котенок остался у Вани. Каждый день они вместе просыпались, вместе ели, играли, вместе ложились спать. Ваня повеселел, щечки его день ото дня делались розовее, сил прибавлялось с каждым днем. Когда через неделю пришел навестить его доктор, он застал Ваню уже сидящего на стуле с его маленьким другом на коленях. Доктор даже удивился, до чего поправился мальчик. Он расспрашивал Ваню, как он провел эту неделю, и, уходя, погладил его по голове и пощекотал коту под шеей.

Когда же еще через неделю пришел доктор, Ваня был уже на ногах. Мать Вани не знала, как и благодарить доктора за то, что он помог ее мальчику. А доктор в ответ на ее благодарность взял котишку на руки и сказал:

— Вот этого доктора благодарите, без него я бы ничего не поделал. Он пришел развеселить нашего мальчика, а, развеселив, дал ему сон и аппетит, а с ним и здоровье.

Три друга

Я знал маленькую Настю в прошлом году, когда жил на даче по соседству с ее папой и мамой. Гдe бы ни была Настя, что бы она ни делала, всегда и всюду неразлучно с нею были собака Полкашка и толстенький дымчатый котик Мурка. Вместе бегали они вперегонки по дорожкам сада; в каждой игре, которую затевала Настя, непременно главное участие принимала и Полкашка с Муркой.

Когда же Настя училась с папой, штопала себе чулки или помогала маме мыть посуду и прибирать в комнатах, Полкашка всегда лежал где-нибудь тут же, поблизости от нее, и толстенький дымчатый котик отдыхал тоже — где бы вы думали? — взобравшись на спину Полкашки и свернувшись там в клубочек!

Они постоянно были вместе; если Полкашка был не весел, то и котик тоже сидел повесив нос; если чужие собаки нападали на Мурку, Полкашка сломя голову бросался спасать своего друга. Раз как-то котик пропал, и Полкашка три дня ничего в рот не брал и видимо страшно скучал; в другой раз собака заболела, и кошка несколько дней не отходила от нее...

Несколько лет тому назад Настя гостила с мамой у бабушки. Полкашка, разумеется, тоже был с ними. Настя нашла его на дворе под забором еще слепым щенком, сама выходила его и никогда с ним не расставалась. В это время у бабушкина повара окотилась кошка; нескольких котят он оставил, так как надеялся раздать их, а одного, самого некрасивого и слабенького котенка решил утопить, взял, унес его от матери и бросил в пруд. Вдруг откуда ни возьмись Полкашка — бросился в воду, схватил котенка зубами за шиворот и вытащил его на берег. Повар закричал на Полкашку, отнял у него котенка и опять бросил его в пруд, а Полкашку так ударил, что собачонка убежала и спряталась в кусты. Но Полкашка тотчас же выскочил из кустов, поплыл за котенком, схватил его, но уже не вернулся на прежнее место, а переплыл на другую сторону и оттуда побежал с котенком домой.

Он явился мокрый, весь в грязи к Насте и положил прямо к ее ногам бедного полузадушенного котенка. Настя с мамой выходили котенка, и с тех пор собака и котенок сделались неразлучными друзьями и неизменными Настиными товарищами.

Овцы

Рано поутру, как только взойдет солнышко, проснется вся деревня. Пастух встает, кличет своих собак и выпускает из овчарни овец и баранов. С помощью собак он выгоняет их в поле. Собаки необходимы пастуху; без них ему не справиться со стадом. Чуть только стадо свернет с настоящего пути, собаки лаем снова направляют овец на дорогу. В лесу и в поле они оберегают стадо от волков и от других хищников.

В каждом стаде овец есть свой вожак, старый баран, за которым идут все остальные овцы; вожак всегда идет впереди стада, а остальные овцы теснятся за ним. Пока утром из овчарни не выйдет вожак, — не выйдет ни одна овца. Но стоит только вожаку выбежать на улицу, как все стадо опрометью бросится за ним, толкаясь в выходе, и через несколько минуть в овчарне не останется ни одной овцы. Подскочить на пути где-нибудь вожак, — и все стадо подскакнет за ним; вздумается ему в полдень прилечь и отдохнуть, — и все стадо сейчас же ложится: если овцы отобьются от пастуха, вожак служить им хорошую службу: в непогоду он отыскивает верное убежище для стада, в полуденный жар — прохладную тень или ручеек свежей воды и ведет к нему за собою все стадо.

Овцы довольно легко переносят холод, неприхотливы на еду, но они гораздо слабее и нежнее других наших домашних животных. Овны легче заболевают и труднее вылечиваются от болезней. Вреден им и несвежий корм, и спертый, тяжелый воздух, и сырое помещение. Заболевают они и от несвежей воды для водопоя, и от того, что пасутся на болотистом пастбище.

Наши овцы

Было у нас 5 овец. Зиму они зимовали в закуте с коровой, и мать кормила их сеном, что похуже, да соломой — все овцы ели хорошо. Шерсть на них была длинная-предлинная, вся свалялась и выгрязнилась.

Пришла весна. Трава зазеленела. Выгнали овец в поле. Скоро у двух из наших овец родилось по два крошечных ягненочка. Они в первый же день, как родились, встали на ножки и стали бегать за латками. Захочет ягненочек есть, ткнет мать головой в живот и присосется жадно к ее вымени, на передние ножки опустится. А овца-то их обнюхивает, облизывает, далеко отбегать от себя не пускает. Наедятся ягнята и начнут играть. Бегают друг за дружкой, бодаются, а у самих и рога-то еще не выросли.

Стало жарко. Тяжело стало и овцам в их длинной зимней шерсти. Выбрала мать день посвободнее, взяла с собой старшую сестру и пошла в поле, где овцы ходили в стаде недалеко от пруда. Сестра поймала овцу, передала ее матери, а мать с овцой на руках вошла в воду выше колена и давай там овцу мыть. Шоркала, терла, пока шерсть на овце не вымылась. Вымыла одну овцу, вынесла из воды, взялась мыть другую. Так всех овец она перемыла. Овцы боятся, вырываются, жалобно блеют, а как пустит мать вымытую овцу, так и кинется она к стаду, трясется, отряхивается.

Вечером, когда овцы пришли домой, мать начала их стричь: свяжет овце все ноги, чтобы она не билась, и начнет остригать ей длинную шерсть огромными ножницами. Всех овец остригла мать, кроме ягняток. Ягнят стригла она недели через три, когда и на них сделалась шерсть длинная. Стало овцам легче без длинной шерсти. А мать вымыла шерсть, вычесала, напряла из нее целый клубок шерсти и связала нам чулки и варежки. А отец свалял из овечьей шерсти мне валенки.

Зимой я бегала в валенках, в теплых чулках и в варежках из овечьей шерсти, даже юбку мне мать соткала теплую, пополам из бумажных и шерстяных ниток.

Говорила нам учительница, что в других местах овец еще доят, пьют их молоко и делают из него сыр, но мать ей не верит, не хочет попробовать овец доить, а я вырасту — непременно попробую.

Васины козочки

Васина мама заболела, и доктор послал ее в деревню и велел ей пить козье молоко. Вот тогда-то Васин отец и купил козу с маленькой козочкой. Старшую козу звали Машкой, а маленькую хорошенькую козочку звали Красоткой. Вася очень полюбил своих козочек; каждый день поутру, лишь только проснется Вася, бежит он, бывало, к своим козочкам и несет им большой ломоть черного хлеба с солью, выпросить у кухарки и несет им овощей, рвет для них самую свежую зеленую травку. Козочки скоро узнали Васю и очень к нему привыкли; как только завидят они его издали, уже бегут к нему, протягивают шеи, тыкаются головами ему в руки, — смотрят, что он им принес, и с удовольствием начинают уписывать лакомое угощение.

А следом за Васей идет кухарка Матрена с подойником; она гладить и ласкает козу Машку, треплет ее по шее; потом сядет около нее, обмоет ей вымя, оботрет чистым полотенцем и начнет доить. Машка стоит смирно и смотрит умными глазами на Васю, а козочка Красотка тут же, около матери, скачет, травку щиплет.

Подоит Матрена Машку и отдает молоко Васе; он несет его маме; мама пьет сама и Васе дает.

Скоро мама стала поправляться от козьего молока; сил у нее прибавилось, щеки порозовели; очень любил Вася козу Машку, а тут еще больше стал любить ее за то, что она вылечила его маму.

К концу лета Красотка так выросла, что почти догнала ростом свою мать, и сделалась очень хорошенькой козочкой; она была очень веселая и бедовая, и Вася превесело проводил с нею время; они сделались большими друзьями, и козочка бегала всюду за мальчиком как собачонка.

Настала осень: пора было переезжать в город.

Раз как-то мама позвала Васю, обняла его и сказала ему, что папа продал Машку и Красотку, потому что в городе им негде будет их держать, и что завтра утром придет мужик и уведет их. Горько плакал Вася, прощаясь со своими друзьями — Машкой и Красоткой. Почти весь этот день он не отходил от них, угощал их то тем, то другим, обнимал их за шеи и целовал в мордочки.

На другой день рано утром пришел мужик с длинной веревкой и закинул ее на шею Машке; потом он хотел поймать и Красотку и обвязать ей шею веревкой, но бедовая козочка не давалась: она вырывалась от мужика, испуганно блеяла и бегала по двору, описывая огромные круги.

Наконец папа сказал:

— Оставь ее, она и так пойдет за маткой,

И правда, когда мужик потащил на веревке Машку, которая шла неохотно, понурив голову, Красотка посмотрела вслед матери и со всех ног бросилась за нею; но, пробежав немного, она остановилась, простояла в нерешительности несколько секунд, оглянулась и бросилась к Васе. В это время мужик потянул сильнее Машку за собою, она заволновалась, оглянулась и, увидев, что Красотка отстала от нее, тревожно заблеяла. Красотка вздрогнула, метнулась к матери, потом к Васе, остановилась и вдруг опять бросилась догонять мать: в несколько скачков она была уже подле нее; мужик шел все скорее, таща за собою Машку. Красотка, взволнованная, бежала за нею, то и дело оглядываясь на Васю, и жалобно блеяла... Вася убежал за сарай, упал на кучу обмолоченной соломы, закрыл лицо руками и долго и горько плакал.

Поросенок

Было мне лет шесть. Жили мы тогда очень бедно, не было у нас ни коровы, ни лошади. Пол в изб был земляной, окошечки крошечные, да и в тех половина стекол побита и заклеена бумагой. Нас, ребят, было много. Мать просто разрывалась на работу дома да еще на поденку ходила. Все она думала: «Заработаю я на поросенка, куплю, выкормлю его, Бог даст, продам, и купим телушку. С Божьей помощью из телушки и корову выходишь, справимся малость>.

Долго она так думала, наконец купила-таки поросенка, белый был, с черными пятнами. лето он в стаде ходил, дома все, что от обеда

оставалось, съедал, — сыт был, толстый, веселый. Зима подошла. Мать поросенка в избу взяла, под нары заперла. Так и жил он всю зиму с нами в избе.

Мы, меньшие ребята, очень любили поросенка: то корочку ему сунем, то картошки, — что сами ели, то и ему давали. Хоть и трудно было, а прокормили поросеночка зиму. Вырос он за год большой, толстый, мать на него не нарадуется, кормильцем называет.

Только стала Пасха подходить, солнышко светит ярко, снег тает, ручьи бегут. Глядим, мать в город собирается.

— Зачем в город, мамонька?

— Поросенка продавать.

Поехал сосед в город. Мать попросилась, чтоб ее и поросенка довез. Взял их с собой сосед. Уехала мать с поросенком; тоскливо, пусто в избе стало без поросенка.

Вернулась мать домой одна, веселая, баранок нам привезла, гостинцев. Отцу рассказывает:

— Долго я ходила, поросенка продавала, а все же хорошо продала, хорошую цену дали. Будет теперь на что телушку купить. Дождемся,— будут и наши ребята с молоком.

— Мама, а кому поросеночка-то продала? — спрашивает мать моя меньшая сестренка, Анютка.

— Кому? Мяснику, известно, — говорит мать.

У меня баранка стала колом в горле. Я положила ее на лавку, выбежала в сени, легла на сундук в темный уголок и заплакала.

«Зарезали, зарезали нашего поросеночка!» — все стояло у меня в голове.

Умная свинья

У одной свиньи родились поросятки. Весь день она паслась с поросятами в лесу и только к вечеру приходила домой есть. В то время, как она приходила, хозяин стал брать у нее поросят, по одному, и закалывал их; так он взял трех поросят.

Наконец свинья заметила должно быть убыль своих детей и на следующий вечер вернулась домой уже одна. Хозяин захотел узнать, что сделалось с поросятами. Он стал следить за свиньей — и что же увидел? Целый день свинья паслась вместе с поросятами, а как наступил вечер, то угнала их подальше в лес, а сама пошла домой одна.

Свинья рассудила, что ее поросят берут тогда, когда она приводит их по вечерам домой, — и вот она решила оставлять их на это время одних в лесу.

Кто чем кормится

Не станет корова мяса есть, а волк траву щипать; всякий ищет для себя пищи, какая ему по природе назначена.

Лошадь и корова, овца и коза на лугу пасутся. траву щиплют. Волк и лисица, кошка и собака живую добычу ловят, живое тело терзают. Ежи и кроты — мелкие хищники, им по силам только с мышью справиться. Они больше пробавляются насекомыми, улитками, червями. Белки, зайцы, мыши — коренья да зерна грызут, кору гложут. Одна свинья ничего не разбирает: ест и траву, не брезгует и свежинкой, - только бы на зуб попало.

Лошадь, корова, овца, коза — травоядные животные; волк, лисица, кошка, собака — хищные или плотоядные животные; крот, еж — насекомоядные животные; белки, зайцы, мыши — грызуны: свинья — всеядное животное.

У собаки во рту по сторонам торчат четыре длинных, заостренных зуба — клыки; а спереди насажены острые зубы — резцы. Когда собака закрывает рот, зубы у лея заходят один за другой, как две половинки ножниц. Коренные зубы тоже острые. Собака может загрызть добычу своими острыми клыками и съесть ее мясо, разорвав его на кусочки резцами и коренными зубами.

У барана во рту совсем нет клыков, есть у него спереди резцы, да и то только на нижней челюсти. Коренные зубы у барана толсты и тупы. Баран не может даже укусить зубами, зато он отлично пережевывает ими траву. Когда баран жует, он двигает нижнюю челюсть справа налево и слева направо, и трава перетирается и перемалывается на его зубах, как на жерновах.

Чутье

1. Человек видит глазами, слышит ушами, нюхает носом, отведывает языком и щупает пальцами. У одного человека лучше видят глаза, у другого хуже. Один слышит издали, а другой глух. У одного чутье сильнее, и он слышит, чем пахнет издалека, а другой нюхает гнилое яйцо, а не чует. Один ощупью узнает всякую вещь, а другой ничего на ощупь не узнает, не различит дерева от бумаги.

Так и у зверей разных разные чувства сильнее. Но у всех зверей чутье сильнее, чем у чeлoвека.

2. Человек, когда захочет узнать вещь, посмотрит ее, послушает, как она шумит, иногда понюхает и отведает; но человеку, для того, чтобы узнать вещь, нужнее всего ее пощупать.

А для зверей — почти для всех — нужнее всего понюхать вещь. Лошадь, волк, собака, корова, медведь до тех пор не знают вещи, пока ее не понюхают.

Когда лошадь чего-нибудь боится, она фыркает — прочищает ceбе нос, чтобы лучше чуять, и до тех пор не перестанет бояться, пока не обнюхает.

Собака часто бежит за хозяином по следу, а увидит хозяина — испугается, не узнает и начинает лаять до тех пор, пока не обнюхает его и не узнает, что то, что ей на глаз показалось страшно, и есть самый ее хозяин.

3. Быки видят, как бьют быков, слышат, как ревут быки на бойне, и все не понимают, что такое делается. Но стоить коров или быку найти то место, бычачья кровь, да понюхать, и он поймет, начнет реветь, бить ногами, и его не отгонишь от того места.

У одного старика заболела жена: он пошел сам доить корову. Корова фыркнула, узнала, что не хозяйка, и не давала молока. Хозяйка велела мужу надеть свою шубейку и платок на голову, — корова дала молоко: до старик распахнулся, корова понюхала и опять остановила молоко.

Когда собака вдруг потеряет из вида своего хозяина и начинает искать его по следу, никогда не бежит она по самому следу, а всегда стороной, шагов, на 10. И если вы захотите навести собаку на след ее хозяина и ткнете ее носом в самый след, то собака всегда отскочит в сторону. Для нее след так сильно пахнет, что она ничего не разберет на самом следе и не знает, вперед или назад побежал зверь. Она отбежит в сторону и тогда только чует, в какую сторону сильнее пахнет, и бежит за зверем. Она делает то же, что мы делаем, если нам говорят громко над самым ухом: мы отойдем, и тогда издали только разберем, что говорят; или когда слишком близко от нас то, что мы рассматриваем, — мы отстранимся и тогда рассмотрим.

Собаки узнают друг друга и дают друг другу знаки по запаху.

5. Еще тоньше чутье у насекомых. Пчела прямо летит на тот цветок, какой ей нужен. Червяк ползет к своему листу. Клоп, блоха, комар чуют человека на сотни тысяч клопиных шагов.

Курица на яйцах

1. Невеселая сделалась курочка, снесла последнее яичко и сидит на гнезде. Нахохлилась вся, не стащишь ее и с места.

Мама взяла ящик, постлала в него соломы, положила рядочком яйца и посадила на них курицу.

Курица сидит смирно. Сойдет только для того, чтобы поклевать зернышек, попить воды, да и опять в гнездо. Переворочает ногами лица и сядет.

— Зачем она ворочает яйца? — спросил Миша.

— Чтобы все яйца ровно нагревались, — отвечала мама. — Курочка теплая, она греет своим теплом яйца и в них развивается зародыш.

— Какой зародыш? — спросил Миша.

— Ты видал, что в яйце есть желток. Ну, в этом желтке, когда курица посидит на яйце, от ее тепла появляется кровяная точечка. От этой точечки пойдут жилки. Дальше да больше растет точечка или зародыш и вскоре делается что-то похожее на цыпленка, только голого. Потом на нем пушок вырастает, а потом, когда он достаточно вырастет, и ему сделается в яичке тесно, он пробивает носком скорлупу яйца и выходит.

2. Три недели сидела курица на яйцах. Исхудала вся, бедняжка, на грудке у нее все перья вылезли, и грудь сделалась голая.

Мама знала, когда нужно цыплятам выходить из яиц. Она пошла посмотреть на них. Вынула курицу из ящика, взяла одно яичко и все другие переслушала. Одно было немного пробито цыпленком. Мама сложила все яйца и посадила на них курицу.

К вечеру мама с Мишей опять пошли посмотреть. В надтреснутом яичке уже была достаточная дыра, и под пленкой видно было, как в яйце что-то шевелилось. Мама осторожно надорвала пленку, и Миша увидал маленький желтый носок с твердой шишечкой на конце. Этой шишечкой цыпленок разбивал твердую сторону яйца.

3. На другое утро, когда пришли мама и Миша, они услыхали, что в ящике кто-то пищит. Это был вчерашний цыпленок. Он совсем вышел из яйца и даже обсох. Миша вскрикнул от радости. Какой это был хорошенький цыпленок, весь покрытый желтым пушком и с черными глазками! Мама дала Мише подержать цыпленка, потом они посадили его в корзинку, чтобы он не мешал своим писком курице досидеть других цыплят. Мама поставила корзинку с цыпленком в теплое место.

Другие яйца все уже были с наклевышами, то есть, пробиты цыплятами. В одном яйце шевелился мокренький цыпленок с прилипшим к телу пушком. Он совсем разломал свое яйцо, но еще не вышел. Мама взяла его в руку. Вдруг он стал шевелить ножками, головкой и всем телом и вывалился из яйца маме на руку. Мама и его посадила к первому цыпленку в корзинку.

— Он обсохнет, — сказала мама, — и будет такой же хорошенький, как и первый.

Наседка

Сегодня я вышла на кухонное крыльцо. Миша сидел на лесенке и кормил кур; он насыпал на землю крупы, курица-наседка подошла со своими цыплятками к лесенке, и они клевали эту крупу. Какая она была славная, как хорошо она сзывала к себе своих цыплят, разгребала крупу своими широкими, сильными лапами клевала то здесь, то там, чтобы деткам ее охотнее елось!

Цыплятки были еще совсем маленькие, пушистые — точно мягкие пуховые шарики, черненькие, серенькие, один был совсем желтый, точно канарейка. Они чивикали слабыми голосками, проворно подбирали крупу своими крепкими носиками, и, когда мать принималась разгребать крупу и сзывать их к себе громким клохтаньем, они сейчас же сбегались к ней и, проворно клюя, собирались около самого ее тела.

Один цыпленочек был, должно быть, больной: он не бегал, не суетился, как его братья, не чивикал, не клевал крупы, а стоял скучный и взъерошенный около самых ступенек; на голове у него перышки были мокрые, и в одном месте было как будто наклевано.

Мне захотелось посмотреть, что с ним; он сидел так смирно; я не подумала о том, что могу напугать мать, протянула руку и взяла его, — он даже не встрепенулся у меня в руке и как будто замер.

Но как испугалась мать! Она вся распушилась, взъерошилась, взметнулась тревожно, прыгнула ко мне раз, другой и яростно щипнула меня за палец.

Я сейчас же выпустила цыпленочка; но мать уже была напугана и встревожена, она не стала больше клевать, не захотела больше иметь с нами никакого дела, бросила крупу и пошла прочь, сзывая тревожным криком своих цыпляток, которые, точно шарики, покатились за ней, быстро семеня своими ножками.

Я отошла подальше, чтобы не волновать своим видом бедную испуганную наседку, но она не вернулась; мне стало очень стыдно, что я причинила ей такую тревогу и, смутив покой бедной матери, отогнала ее и ее деток от вкусной еды; но поправить этого я уже ничем не могла и ушла, огорченная и смущенная.

Уход за курами

Если вы хотите, чтобы вашим курам хорошо у вас жилось, вы должны прежде всего позаботиться о том, чтобы им было тепло: куры любят тепло и очень плохо переносят холод, — простужаются и хворают.

Курятник для кур нужно устраивать теплый, сухой и достаточно просторный. Его необходимо часто чистить, мыть, подметать и посыпать пол чистым песком и хорошенько проветривать.

В сырых и грязных курятниках куры часто болеют; от нечистоты у них заводятся разные болезни, и все куры могут переболеть и перевестись.

Куры любят свет: он необходим им для здоровья; поэтому хорош» в курятнике делать оконце.

Пьют куры часто и понемногу; поэтому в курятнике всегда должна быть чистая вода для питья. Воду эту надо, по крайней мере, раз в день менять и всякий раз поилку споласкивать и обтирать. Там, где куры пьют всегда чистую воду, они гораздо реже хворают.

В холодное время года не следует давать курам пить холодную воду: они легко могут простудиться от этого и заболеть.

Куры неприхотливы на еду: они едят разный корм; но нужно всегда заботливо смотреть за тем, чтобы весь корм, какой им дают, был свежий. Гнилой и лежалый корм очень вреден курам.

Задавая корм, надо всякий раз чистить посуду, в которой его дают, и споласкивать ее свежей водой, а от времени до времени надо мыть посуду горячей водой.

Самый хороший корм можно испортить, если давать его курам в грязной посуде; очень многие болезни делаются с курами от нечистоты в корме.

Если давать курам зимою зеленого корма очистков от овощей, хорошо промытой кислой капусты, рубленой свеклы и сенной сечки), то куры будут здоровее и веселее.

Если давать курам извести, у них лучше развиваются кости и перья и пища лучше переваривается у них в желудке: яичная скорлупа содержит в себе очень много извести: скорлупу нужно толочь и сыпать в корм курам.

Курам еще необходимо глотать песок и камешки: у курицы нет зубов для того, чтобы разжевывать свою пищу, особенно же твердые зерна: вот камешки и песок, которые курица глотает, попав в желудок, и помогают ей перетирать и размельчать пищу.

Очень хорошо приучить кур кормиться всегда в одно время. Зимою в сильный холод курам требуется больше еды, чем в теплую погоду.

Летом куры должны весь день бегать на дворе и только к ночи их надо загонять в курятник, а зимою их надо хоть не надолго выпускать побегать по двору, или, если уж очень холодно, выпустить погулять хоть в сенцы.

Когда наседка сидит на яйцах, ее нужно особенно поберечь; надо заботиться о том, чтобы неподалеку от ее гнезда всегда были припасены — свежая вода для питья, корм, известь, песок и ящик с золой, в котором она могла бы купаться и чистить свои перья.

Когда выведутся цыплята, за ними надо особенно старательно походить. Как только вылупится из яйца цыпленок, его берут от матери и сажают в темное место в корзинку, которую всю сначала обкладывают чем-нибудь мягким, теплым.

Когда цыплята обсохнуть, оправятся, их кормят рублеными яйцами, намоченной булкой или просяной кашей. Так кормят цыплят первые дня три, а потом можно давать им размоченный ржаной хлеб, разную крупу а каши. Очень хорошо также давать цыплятам мелко изрубленную морковь, капусту, картофель, салат и другую зелень. Первые недели кормят цыплят часа через два, а потом все реже и реже.

Для питья цыплятам всегда нужно ставить чистую теплую воду.

Дворик, где ходят цыплята, должен быть особенно чист, посыпан песком; хорошо, если на нем есть и трава. На ночь цыплят запирают куда-нибудь в теплое помещение и лучше отдельно от больших кур, только с матерью.

При таком заботливом уходе цыплята хорошо растут и не болеют.

Домашняя и дикая птица

Хорошо живется домашней птице на всем готовом. Хозяин ей и корм и теплый угол припасет, и от всякого лиходея-насильника убережет. Всем бы хорошо домашней птице, только не для себя она живет: все хозяину отдай — яйца и цыплят, даже перо и мясо.

Не так живется вольной птице. Весь свой век она в трудах да заботе проводить. Сама корму сыщи, гнездо вей, птенцов выводи. И всякую-то минуту стерегись-опасайся и своей сестры-лиходейки, и лютого зверя, и человека. Трудненько жить вольной птице, зато вся она сама своя.

Какие птицы чем кормятся

Птиц у нас гораздо больше, чем зверей. Так же, как и среди зверей, есть среди них и такие, которые живой добычей питаются, поедают других птичек, другие — рыбой питаются, третьи — кормятся насекомыми, четвертая — зернышками, разными плодами да ягодами. Они любят летать стайками, вместе еду себе промышляют, друг за дружку стоять, друг дружке помогают, не то что хищные птицы: те всегда вразбивку живут, одиночками да парами.

Воробей, зяблик, щегленок, чиж - зерноядные птицы.

Ласточка, соловей, скворец, малиновка, дятел — насекомоядные птицы.

Утка, лебедь, цапля, журавль — рыбоядные птицы.

Орел, сокол, ястреб, коршун, ворона, сова — хищные птицы.

Не можете ли вы назвать еще каких-нибудь зерноядных птиц? А насекомоядных? А рыбоядных? А хищных?

Живчик

В нашем доме за ставнем окна воробей свил гнездо и положил пять яичек. Мы с сестрами смотрели, как воробей по соломинке по перышку носил за ставню и вил там гнездышко. А потом, когда он положил туда яйца, мы очень обрадовались. Воробей не стал больше прилетать с перышками и соломой, а сел на яйца. Другой воробей— нам сказали, что один муж, а другой жена, — приносил жене червей и кормил ее.

Через несколько дней мы услыхали из-за ставня писк и посмотрели, что сделалось в воробьином гнезде: в нем было пять крошечных голых птичек, без крыльев и без перьев; носики у них были желтые и мягкие и головы большие.

Они показались нам очень некрасивы, и мы перестали на них радоваться, а только иногда смотрели на то, что они делали. Мать часто от них улетала за кормом, и когда она возвращалась, воробушки с писком открывали свои желтые клювики, и мать оделяла их кусочками червяков.

Через неделю маленькие воробьи подросли, покрылись пухом и стали красивее, и тогда мы опять стали часто на них смотреть. Раз мы пришли утром к ставню посмотреть наших воробьев и увидали, что старый воробей лежит мертвый подле ставня. Мы догадались, что воробей cел на ночь па ставень и заснул и что его раздавили, когда закрывали ставень.

Мы подняли старого воробья и бросили в траву. Маленькие пищали, высовывали своп головки и открывали клювики, но их некому было кормить.

Старшая сестра сказала: «Вот у них теперь нет матери, некому их кормить; давайте выкормим их».

Мы обрадовались, взяли коробок, наклали в него хлопчатой бумаги, уложили туда гнездо с птичками и понесли к себе наверх. Потом мы намочили хлеба в молоке и стали кормить воробушков. Они ели хорошо, трясли головками, чистили клювики о стенки короба и все были очень веселы.

Так мы и кормили их весь день и очень на них радовались. На другое утро, когда мы посмотрели на короб, мы увидали, что самый маленький воробушек лежит мертвый, а лапки его запутались в хлопчатую бумагу. Мы его выкинули и вынули всю хлопчатую бумагу, чтобы другой в ней не запутался, и положили в коробок травы и мху. Но к вечеру еще два воробья растопырили свои перышки и раскрыли рты, закрыли глаза и тоже померли.

Через два дня умер и четвертый воробушек, и остался только один. Нам сказали, что мы их окормили.

Сестра плакала о своих воробьях и последнего воробья стала кормить одна, а мы только смотрели. Последний — пятый — воробушек был веселый, здоровый и живой; мы назвали его Живчиком.

Этот Живчик жил так долго, что уже стал летать и знать свою кличку.

Когда, бывало, сестра закричит: «Живчик, Живчик!», он прилетит, сядет ей на плечо, на голову или на руку, и она его кормить.

Потом он вырос и стал сам кормиться. Он жил у нас в горнице наверху, улетал иногда в окно, но всегда прилетал ночевать на свое место, в коробок.

Раз он утром никуда не полетел из своего коробка: перья у него стали мокрые, и он их растопырил, как и другие воробьи, когда они умирали. Сестра не отходила от Живчика, ходила за ним; но он ничего не ел и не пил.

Три дня был он болен и на четвертый умер. Когда мы увидали его мертвым, на спинке, со скрюченными лапками, мы все три сестры стали так плакать, что мать прибежала наверх узнать, что случилось. Когда она вошла, она увидала на столе мертвого воробья и поняла наше горе. Сестра несколько дней не ела, не играла, а все плакала.

Живчика мы завернули в наши самые лучшие лоскутки, положили в деревянный ящичек и зарыли в саду в ямке. Потом сделали над его могилкой бугорок и положили камушек.

Поговорка. Корова на дворе – харч на столе

1. Лира — итальянская монета, на наши деньги четвертак.

2. Квинтал - немного больше 6 пудов.

3. Тари — 10 копеек.

Сохранить книгу в формате doc (zip. 320Kb)