|
ЖИЗНЬ ОДНА
(Об убийстве живых существ)
В. Чертков
ИЗДАНИЕ «ПОСРЕДНИКА»
№ 992
МОСКВА
ТИПОГРАФИЯ К. Л. МЕНЬШОВА
Арбат, Никольский пер., д. 21
1912
СОДЕРЖАНИЕ:
ГЛАВА V
Предполагают, что при воздержании от убийства всяких живых существ людям не было бы житья от хищных зверей. «Если бы, — говорят сторонники убийства животных, — в прошлом люди не боролись с хищными зверями, то мы сами теперь не существовали бы. Тоже и в будущем: если люди прекратят эту борьбу, то звери одолеют и уничтожат их».
Не знаю, что случилось бы, если бы все люди на земли сразу отказались от убийства животных. Но, наверное, знаю, что сразу все не откажутся. Новые нравственные принципы развиваются в сознании человечества лишь постепенно, и чем радикальнее их характер, тем медленнее они достигают всеобщего признания. А потому весьма возможно, что люди успеют уничтожить большинство хищных зверей раньше, чем все человечество проникнется сознанием незаконности убийства животных.
Но даже если к тому времени и не погибнут хищные звери, то это еще вовсе не значит, что они уничтожат человеческий род.
Недаром нам известны многие виды животных и насекомых, которые, будучи по робости и слабости своей природы, совершенно лишены возможности бороться с поедающими их более сильными животными, тем не менее не стираются с лица земли. Стоит вспомнить диких коз и зайцев, приводимых в панику малейшим шорохом, или бесчисленные виды бабочек и насекомых. моментально поглощаемых первым встречным воробьем, и принять во внимание, что эти неспособные к борьбе со своими врагами и совершенно беспомощные твари продолжают же существовать из поколения в поколение, — для того, чтобы признать, что в мире господствует какой-то высший закон жизни, уравновешивающий опустошения, производимые грубой силой.
С другой стороны, к тому отдаленному времени, когда все человечество откажется от убийства животных, у людей, кто знает, разовьются, быть может, другие средства для обезвреживания хищных зверей, помимо их убиения. Уже и теперь нам известно, например, что буддистские факиры в Индии, проводящие много лет в строгом воздержании и самосовершенствовании, достигают иногда такого поразительного развития некоторых, мало упражняемых в обыденной жизни, способностей воздействия на живые существа, что производят впечатаете обладателей чудодейственной силы. Некоторые из них могут, как говорят, одним только своим пристальным взглядом временно укрощать самых разъяренных зверей. Известно также, что люди такой чистой души и праведной жизни, как, например, Франциск Ассизский и другие так называемые «святые подвижники» и пустынножители, настолько сливались душою с природою, что в лесной глуши дикие животные безбоязненно подходили к ним, птицы, прилетая, садились на их плечи, и даже хищные звери вступали иногда с ними в дружбу.
Можно было бы еще многое привести в подтверждение того, что в человеческой природе кроются зародыши еще неисследованной и слишком мало испытанной духовной или психической силы, помощью которой, если бы только ей было предоставлено свободное поле деействия. человек мог бы, до известной степени, укрощать самые враждебный ему проявления грубой физической или животной силы. В духовной области, как и в физиологической, те или другие способности развиваются по мере их упражнения и атрофируются от бездействия. А потому неудивительно, что эта скрытая в человеческой природе психическая сила до сих пор проявляется лишь в виде редких проблесков. Иначе и быть не может среди современного человечества, которое в своем большинстве не только в борьбе с животными, но и при своих собственных взаимных недоразумениях, все еще предпочитает обращаться к насилию и убийству. Но известно, что даже в животном царстве, по мере истощения у того или другого вида всяких способов самозащиты, развиваются иногда новые органы и способности, помощью которых достигается дальнейшее сохранение вида. Неужели тот же общий всей природе источник жизни, который наделяет неразумных животных необходимыми средствами для борьбы за существование, не сумеет снабдить и людей требуемыми средствами для поддержания их существования, если существование людей будет еще для чего-нибудь нужно в общем ходе развития вселенной, а они, из преданности высшему началу добра и справедливости, откажутся от убийства всяких живых существ? «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?..»
Во всяком случае, нам теперь невозможно предвидеть, какие могут образоваться взаимные отношения между людьми и остальными живыми существами через десятки и сотни тысяч лет — тогда, когда человечество, отказавшись от всякого убийства, предоставить свободное развитие тем более возвышенным и могучим духовным средствам влияния, которым мы теперь не даем ходу и даже о возможности которых не подозреваем, вследствие нашего слепого увлечения физическими приемами борьбы. Если уже делать предположения о том, чего мы достоверно знать не можем, то почему не предвидеть разумное и радостное? Со своей стороны, по крайней мере, я не вижу никакого основания отрицать возможность действительного наступления когда-нибудь того предвозвещенного еще древними пророками времени, когда «волк будет жить вместе с ягненком, и молодой лев и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их».
Что касается одежды, обуви и других, изготовляемых из убитых животных, предметов, то с этой стороны сторонникам безубойной жизни беспокоиться нет никакой надобности. Будь только достаточное количество людей, отказывающихся от употребления таких предметов, — найдутся и способы изготовления из другого материала всего того, что действительно необходимо. Человеческая изобретательность неистощима, и мы уже видим, как среди вегетарианцев стали применяться разные новые приспособления в этом направлении.
Большою, как мне кажется, натянутостью отзывается возражение об инфузориях, живущих в воде, которую мы пьем, о невидимых нам существах, наполняющих воздух, которым мы дышим, и вообще об окружающих нас мириадах микроскопических жизней, недоступных нашему невооруженному глазу, которые нам на каждом шагу волей-неволей приходится губить. Уже одно то, что существа эти при обыкновенных обстоятельствах для нас совершенно невидимы и неосязаемы, указываешь, казалось бы, на то, что нам нет надобности затруднять наше положение тревогою об их судьбе, по крайней мер, до тех пор, пока мы не успели еще исполнить наших обязанностей по отношению к тем вполне осязаемым для нас живым существам, с которыми мы приходим в сношения без помощи искусственных оптических приспособлений.
К этой же категории, более придирчивых, нежели основательных, возражений следует отнести и рассуждение о том, что, если не убивать животных, то нужно воздерживаться и от уничтожения растеши. Вполне точную границу между органическим и растительным существованием, в переходных фазисах от одного к другому, действительно трудно провести. Но это нисколько не мешает простому здравому смыслу признавать, что вообще между животными и растениями существует та именно разница, на основании которой понятие об убийств принято относить только к организмам действительно живым, в прямом значении этого слова, — в отличие от растений, минералов и мертвой материи. Относительно ссылок, подобных двум последним, на невидимые существа и на растения (а таких софизмов возможно на досуге придумать сколько угодно), следует еще заметить и то, что, точно говоря, это вовсе и не возражения. Напротив того, если даже отнестись к таким рассуждениям серьезно, несмотря на всю их искусственность и, в большинстве случаев, неискренность, то они только выражают подтверждение нравственного закона о неубийстве живых существ, утверждая, что должно, будто бы, идти еще дальше, нежели того требует этот закон, понимаемый в его простом и очевидном смысле.
Отношение к домашним насекомым разрешается с безубойной точки зрения гораздо проще, нежели с первого взгляда может показаться. Воздержание от их убийства не только не содействует разведению грязи и нечистоты в домашней обстановке, но, как раз наоборот, способствует особенной опрятности и чистоте. Человеку, но принципу избегающему убивать насекомых, очень трудно с ними справляться тогда, когда они завелись. А потому он естественно будет прилагать гораздо больше труда и времени для того, чтобы предупреждать их появление, т. е., для соблюдения вокруг себя возможной чистоты и опрятности, чем тот, кто позволяет себе прибегать к истреблению этих насекомых.
Вопрос о полевых паразитах, губящих посевы, овощи, плодовые деревья, сельскохозяйственные припасы и прочие произведения земледельческого труда, действительно представляет особенные затруднения. Для земледельца, кормящегося вместе с семьей трудами рук своих, воздержание от уничтожения этих паразитов, выхватывающих у него на глазах его насущную пищу, явилось бы таким нравственным подвигом, который пока еще мало кому под силу. И требовать или ожидать такого геройского самоотвержения от обыкновенных людей, при теперешнем их развитии, было бы, разумеется, неблагоразумно и жестоко. Но из этого еще вовсе не следует, чтобы самое убийство этих живых существ было делом хорошим. Убийство остается убийством, как бы бессилен воздержаться от него и, следовательно, невменяем ни был тот, кто его совершает.
То же относится и к червям, попадающимся под лопату при копании земли, и к другим подобным случаям при сельскохозяйственных работах.
Хотя в этих случаях, как и в остальных, несомненно, отыщутся, в свое время, другие, помимо убийства, способы защиты от этих паразитов, тем не менее, в настоящее время в этой области воздержания от убийства особенно ярко выступает необходимость веры, — той беззаветной, ни перед чем не отступающей веры в добро и правду, без которой неосуществима в полной мере заповедь «не убий». Кто верит в то, что высшее, сравнительно с остальными животными, разумение дано людям для того, чтобы они выше всего остального ценили это разумение, безбоязненно предоставляя ему развиваться в них до последних пределов, готовые, в случае нужды, ради этого жертвовать всякими своими материальными выгодами, — тот не может бояться того, чтобы следование вложенному в его сознание нравственному закону воздержания от убийства всяких живых существ могло привести к чему-либо действительно плохому для него или для других.
Я постарался, как умел, ответить на наиболее распространенные возражения против нравственного закона о воздержании от убийства. Мне хотелось устранить впечатлите того, что для человечества наступили бы какие-то ужасающие бедствия в том случае, если бы оно стало применять на деле требования этого закона. Но я нисколько не скрываю от себя того, что рассуждения мои далеко не исчерпывают предмета и что против них возможно было бы, в свою очередь, возражать сколько угодно. Скажу откровенно, что во многих случаях я и сам не в состоянии даже представить себе, как справилось бы человечество при полном воздержании на практике от всякого отнятая жизни.
Но вопрос этот меня не волнует. Он даже меня мало интересует. Как я упомянул вначале, судить о том или ином нравственном требовании возможно только с принципиальной точки зрения. Никакие соображения о практических последствиях не могут поколебать обязательности того, чего требует от нас наше внутреннее сознание добра и правды. А потому, хотя я и позволил себе несколько отвлечься в область чисто практических соображений, тем не менее, если высказанное мною по этому поводу окажется неубедительным, то это ни на одну йоту не должно и не может умалить непреложности нравственного закона о воздержании от всякого убийства.
|
РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Видео
ПОИСК НА САЙТЕ:
ВАЖНО!
