"Россия вегетарианская" - проект "Виты" по восстановлению истории русского вегетарианства

Кошмарный сон одного вегетарианца: рассказ Арцыбашева «Кровь»

Николас Лукер

A vegetarian's nightmare: Artsybashev's Krov'
Nicholas Luker
New Zealand Slavonic Journal. Wellington, 1985. P. 89-104

©Перевод А.Кюрегян, редактура А.Шастак, Центр защиты прав животных «Вита»
Москва, 2009

Сказал я в сердце своем о сынах человеческих,
чтоб испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные.
Потому что участь сынов человеческих и участь животных –  
участь одна; как те умирают, так умирают и эти,
и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества пред скотом;
потому что все – суета!
Все идет в одно место; все произошло из праха,
и все превратится в прах.
Книга Экклезиаста, глава 3, стихи 18-21

Почти во всей прозе Михаила Арцыбашева, написанной до революции 1905 года, основным лейтмотивом служит насилие, смерть и тема неизбежности судьбы. Его первый опубликованный рассказ, «Паша Туманов» (1901) отслеживает то, как в главном герое – школьнике – растет негодование  и неудовлетворенность, чувства, которые переходят в гнетущие ощущения того, что его мучают за плохую успеваемость, и из-за которых он, в конце концов, расстреливает директора своей школы. Гораздо более длинное произведение, «Куприян» (1902) раскрывает опасность насилия, которая всегда существует в бедной сельской жизни, а в конце ее то, как сельская толпа жестоко убивает вора лошадей, именем которого назван рассказ. В «Подпрапорщике Гололобове» (1902) анализируется пессимизм главного героя из-за неизбежности смерти и представляется ход его рассуждений, которые доводят его до самоубийства. «Смех» (1903) напоминает нам, что смерть неизбежна в мире, где природа постоянно разрушает, чтобы создать заново, и показывает, как черная меланхолия, возникающая из-за постоянных мыслей о смерти, может лишить душевного равновесия. Даже в «Бунте» (1904), где нет непосредственной связи со смертью, эпизодически встречаются пациенты больниц с неизлечимыми болезнями и проститутки, страдающие сифилисом. Более короткий рассказ «Жена» (1904) – это редкое исключение в «фатальном списке». Имея, очевидно, автобиографический характер (Арцыбашев с женой расстались вскоре после свадьбы), он обращает внимание на физический контраст между страстными ухаживаниями и рутиной супружеской жизни и указывает на то, как семейная жизнь может ограничивать одного партнера или обоих.
Вместе с тем, «Кровь», четвертое произведение Арцыбашева (1903), стоит особняком не только потому, что очень хорошо написано, но и потому, что это образец  в самом прямом смысле. Тот факт, что через три года после публикации в первом томе избранных сочинений (1906), рассказ печатали в нескольких номерах журнала «Вегетарианское обозрение», подчеркивает преследование его автором определенной цели. Вместе с тем, невзирая на все достоинства рассказа, его впервые опубликовали с некоторой задержкой. Но по-видимому причиной тому стал сам Арцыбашев, решивший изменить название рассказа и, возможно, даже частично переписать его – вероятно, это мерило важности, которую он ему придавал. Согласно критику Ангелу Богдановичу из петербургского журнала «Мир божий», изначально рассказ назывался «Диссонанс», заглавие, которое, как, очевидно, обнаружил Арцыбашев, слишком подчеркивает центральный мотив произведения. Если верить Богдановичу, этот вариант рассказа был подан в «Мир божий» еще весной 1902 года, примерно в то же время, что и «Паша Туманов».
Реакция критиков на «Кровь» была одновременно разнородной и скупой. В то время как Богданович и Львов-Рогачевский, например, хвалили рассказ, Баранов не считал его достойным серьезного интереса для оценки творчества Арцыбашева, а Пирогов, как ни странно, находил его одним из самых слабых произведений писателя. Вместе с тем, ответ Льва Толстого на рассказ был действительно очень восторженным. Хотя в своем дневнике 4 февраля 1909 он просто написал: «Рассказ Кровь – прекрасно. У Арцыбашева не только талант, но и мысли», но на следующий день в письме И.И.Перперу, редактору «Вегетарианского Обозрения», он вдается в большие подробности:
«Я прочел превосходный рассказ Арцыбашева «Кровь», который своей художественностью сильнее всяких доводов может подействовать на людей в смысле привлечения их к вегетарианству или, скорее, освобождения себя от суеверия о необходимости пожирания живых существ».
Даже если допустить, что Толстой почти наверняка был пристрастен в похвале Арцыбашева – ведь он в 1885 году стал вегетарианцем и окончательно отказался от мяса (а также табака и алкоголя) в 1888 – совершенно очевидно то, что он признавал литературные достоинства работы. Статья ставит целью проанализировать эти качества и показать, что, вопреки тому, что нам говорили большинство литературных критиков, знаменитый автор «Санина» (1907) иногда затрагивал иные вопросы, помимо секса и человеческой смерти.
«Кровь» имеет тщательное построение. Его восемь частей проводят нас от прибытия трех посетителей (братьев Борисовых – Николая и Сергея и писателя Гвоздева) в поместье Виноградовых в первой части, через вторую половину дня и вечер, когда хозяева и гости хорошо проводят время во второй и третьей частях; через завтрак и охоту на следующий день в частях VI, VII и VIII до отъезда гостей в конце. Эпизоды приезда и предполагаемого отъезда достаточно часто используются в качестве структурного приема – мы можем вспомнить, например, тургеневского «Рудина», не говоря уж о самом «Санине», – они придают работе нужную симметрию. Но архитектура произведения этим не заканчивается: это очевидное средство дополняют менее заметные, но столь же эффективные внутренние связи. При более детальном анализе становится ясно, что каждая часть рассказа прикреплена к следующей, и в результате во всем произведении ощущается неразрывная внутренняя связь.
Повествование во многом держится на пространственном контрасте между событиями внутри дома, где Виноградовы и их гости находятся в течение большей части рассказа, и вне дома, где происходит убийство домашних животных. Вполне естественно, что именно кухня, где для пропитания хозяев убивают животных, служит связующим звеном между внутренними и наружными сценами. Хотя присутствие кухни можно почувствовать всякий раз, когда упоминается еда, Арцыбашев вводит нас в нее только в части VI, когда Клавдия Николаевна идет туда, чтобы поговорить с Акулиной. Более того, внутренние и наружные сцены показаны в одной части – только в части II, где цыплят убивают, готовят и подают к столу; в других местах, особенно в частях V, VII и VIII, они разделены.
Хотя сцена прибытия в части I достаточно беззаботна, читатель, возможно, насторожится относительно дальнейших событий, когда узнает, что из брички достают ружья и патронташи. А если сомнения все же остаются, их развеивают слова хозяина о том, что на другой день можно будет испытать новую охотничью собаку Сергея, ведь там «пропасть и крякв, и чирков»(⁷). Непосредственно за упоминанием в части I диких птиц, которых будут стрелять, следует убой домашней птицы, когда Акулина ловит цыплят. В целом более тесную связь между этими двумя частями рассказа обеспечивают слова гостей о том, что они проголодались, и особенно вопрос хозяйки Клавдии Николаевны о том, что они хотят – цыплят или бифштекс. Действия части II, начавшиеся в доме, переходят наружу, в курятник, а потом вновь возвращают нас домой, где гостям подаются приготовленные птицы. Эта часть завершается привлекающим к себе описанием Гвоздева, когда он ест цыпленка: «на его здоровых белых зубах… вкусно похрустывали косточки рыжего петушка; оно вторит словам Борисова, что «в человеке всегда зверь сидит»(¹¹).
Хотя часть III отводит нас от откровенности кухни и переводит в меблированную со вкусом гостиную,  немедленное упоминание о волчьей шкуре на полу снова возвращает к охотничьей теме. И если разговор между хозяевами и гостями кажется отвлеченным от основной темы рассказа, Арцыбашев излагает две нити разговора, которые еще раз напоминают нам о ней. Первая – это краткая, но важная ссылка на отрывок из Библии, который был процитирован в эпиграфе к статье. Первый человек, который, смеясь, вспоминает о его части, – это Клавдия Николаевна; Гвоздев перефразирует его заключительные строки так, что никто не знает, идут ли души людей вверх, а зверей – вниз.   Сергей же указывает на то, что «совсем наоборот», после чего Гвоздев повторяет свои предыдущие слова в обратном порядке, ставя на первое место зверей. Вторая нить – менее подробна, но ее вновь начинает Сергей: он поет под аккомпанемент своего гостя: «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» – легкое предвкушение сцены бойни в конце рассказа.
На протяжении части IV – самой короткой части «Крови» – мотив крови и смерти не появляется вновь; это ключевая сцена, потому что она явственно подчеркивает пропасть между благовоспитанным образом жизни Виноградовых и его кровавой сущностью. Клавдия Николаевна чувствует себя счастливой от осознания того, «что у нее такой хороший, нежный, любящий муж и что ее жизнь так легка, чиста и счастлива»; Виноградов счастлив, что у  него «такая красивая и добрая жена, что она его любит, а, следовательно, он достоин любви: хорош, красив, умен и полон прекрасными чувствами и мыслями». Вместе с тем, краткая сцена, изображающая пару вдвоем в спальне (это единственное место в произведении, когда мы видим их одних) служит для того, чтобы напомнить нам, что, в отличие от своих гостей, они постоянно живут в этой сельской среде, и в ней, как мы увидим, убийство животных – дело повседневное. К сожалению, когда они после отъезда гостей останутся в этой деревне, убийство, от которого зависит и существование, будет продолжаться. Поэтому неслучайно непосредственно за спокойной вечерней сценой в доме следует краткое предложение, начинающее пятую главу, которое словами: «Рано утром работник Иван зарезал барана» выводит нас на улицу. Также неслучайно Арцыбашев использует глагол «зарезать», заключающий в себя скрытый смысл, такой как забить, заколоть или убить.
Часть II с убийством цыплят открывает нам глаза на то, как Виноградовы кровью поддерживают свое существование, а в дальнейшем часть V вновь заостряет внимание на этом страшном способе: здесь убивают барана. Весьма примечательно то, что эта часть приходится как раз на середину «Крови», привнося, таким образом, мотив бойни в центр – ему предшествует убийство цыплят, за ним в финале следует сцена охоты. Более того, как и в заключительных частях рассказа, в VII и VIII, действие части V происходит полностью вне дома (чего в прочих частях не наблюдается). Она кончается тем, что туша барана висит на крючке возле сарая. В этой части рассказа также используется время в качестве структурного приема. Забой барана начинается на заре, совсем вскоре после того, как Виноградов и его гости легли спать, проболтав «чуть ли не до света»(¹⁸). С убоем справляются задолго до того, как примерно в девять встает Клавдия Николаевна; в десять она будит своего мужа, который, как и его жена, все еще спал в то время, когда принесли в жертву выбранного им барана. Потом она приказывает слуге Пашке (который помогал забивать барана) разбудить гостей; таким образом, мальчик выступает в качестве живой, движущейся связи между внешними и внутренними помещениями, которые имеют принципиальное значение в рассказе. Часть VI, по длине почти равная части V, возвращает нас к охотничьему лейтмотиву, когда мы видим гостей, быстро съедающих завтрак, чтобы отправиться на болото. Напоминание о том, что им надо вернуться вовремя, чтобы успеть на поезд, усиливает чувство срочности, появившееся ранее в этой сцене. Эта часть работы важна тем, что когда Клавдия Николаевна входит в кухню и видит котят, внутренняя и внешняя декорации практически соединяются. Опять же, Пашка, служащий между ними связующим звеном, несет котят из кухни в сад, чтобы утопить их. Вместе с тем, в части V, когда Виноградова вблизи не было, мы во всех деталях видели жестокое убийство барана, а здесь Клавдия Николаевна остается на кухне, в то время как котят топят вне дома. Словно для того, чтобы подчеркнуть безразличие с ее стороны, Арцыбашев на сей раз не описывает убийство подробно, а довольствуется тем, что упоминает пузыри, всплывающие из неглубокой грязной воды.
От смерти в канаве Арцыбашев немедленно возвращает нас к жизни. Часть VII проводит нас через пробуждающуюся весеннюю сельскую местность, пока Виноградов и его гости едут к болоту и обсуждают по пути контраст между сельской и городской обстановкой. Когда они приближаются, «неугомонный гомон», который создают птицы на болоте, служит прологом к финальной части рассказа – к охоте; именно с этой прежде всего целью, как я говорил в части I, гости приехали к Виноградовым.
Часть VIII, сцена охоты – это самый длинный раздел в «Крови», и в ней имеет место третий, заключительный этап раскрытия темы Арцыбашева. В то время как ее последнее предложение – напоминание о том, что гостям скоро надо уезжать – завершает симметрическую архитектуру произведения, описание весны Арцыбашевым на этих последних страницах перекликается с ключевыми, более ранними эпизодами (особенно в части V) и напоминает нам, в чем заключается основная мысль. Если в сцене убийства барана он старался подчеркнуть, что пришла весна, здесь более подробные указания на ежегодный процесс воскрешения жизни делает смерть птиц еще более пронзительной. По поводу цыплят и овец он делает логический вывод, что для них не будет воскрешения в момент пробуждения окружающего мира к жизни.
Если взглянуть на «Кровь» как на единое целое, то этот рассказ напоминает музыкальное произведение, в котором композитор для достижения драматического эффекта поставил рядом диссонирующие места. За радостным прологом в части I вводится мрачная тема кровопролития, которая исчезает в частях III и IV во время контрастных сцен культурной беседы. Но потом в части V эта тема вдруг снова поднимается с огромной силой при описании кровавого ужаса убийства барана, прежде чем опять исчезнуть в шестой части. Затем, после следующего контрапунктного эпизода, описывающего  непринужденную беседу в части VII, мотив бойни слышится еще раз, быстро превращается в невероятное крещендо в восьмой, прежде чем утихнуть в приглушенной, но заставляющей задуматься коде на последней странице.
В «Крови» центральное место занимает как убийство животных и птиц, так и причина, по которой это делается – обеспечение пищи для человека. Выступая в роли дополнительного структурного приема, еда и приемы пищи расставляют акценты в рассказе и напоминают читателю о неразрывной связи между желудком человека и убоем животных. Вскоре после приезда голодные гости с удовольствием едят цыпленка. Как нам говорят, Виноградовы уже поели – эти сведения наводят на мысль, что до появления гостей убивались и другие животные. При описании следующей трапезы, вечернего обеда, жертвы не указываются, но сцена убирания со стола пустых тарелок достаточно зловеща. За ним следует завтрак (VI), простая еда, и, поскольку гости торопятся на болото, тщательно приготовленные булочки с джемом для Клавдии Николаевны остаются за пределами внимания. Тем не менее, Арцыбашев находит время напомнить нам, что после охоты, перед отъездом, гости будут обедать. Возможно, именно для этой последней трапезы  забивали барана, но поскольку рассказ заканчивается раньше, чем мужчины возвращаются домой, у нас нет никакой уверенности, что за время их отсутствия больше никого не убьют. Но независимо от того, будет ли на обед только мясо или еще и дичь (ведь они подстрелили много птиц), мы знаем, что еда продолжится после отъезда гостей (так же, как она имела место до их приезда).
Если кто-то, по мнению Арцыбашева, напрямую виновен в убийствах, имеющих место в рассказе «Кровь», то это сама Клавдия Николаевна. Как нам говорят, она кокетлива и красива, у нее большие, невинные глаза, «которые вместе с мягкими вьющимися волосами придавали ей вид ангела, что она знала и чем она гордилась». Но за ее обманчивой ангельской внешностью скрывается душа убийцы. В конце концов, именно она предлагает гостям бифштекс или цыплят, когда они приезжают, а затем, подобно ангелу смерти, улыбаясь, выходит из комнаты, чтобы потребовать у прислуги последних, прекрасно понимая, что за этим стоит. Также именно она в одиннадцать часов тихо, но зловеще идет в кухню и заказывает обед. Хотя ей помогает и содействует Виноградов (он выбирает барана), ее роль как убийцы тонко подчеркивается, когда она сидит, свесив ноги на волчью шкуру, и к тому же гордится, что ее муж такой хороший стрелок. Она не участвует непосредственно в охоте в конце рассказа, но ее тяга к происходящему там подтверждается в части VI: когда Гвоздев описывает ощущения охотника, она чувствует, что нет ничего лучше, чем бродить по полям с собакой и ружьем. Но чтобы вернуть происходящее в дом, Арцыбашев вкладывает в ее уста слова, произносимые со слабой улыбкой: «А жаль, право, что я не мужчина». Позже в этой части, направляясь на кухню после ухода мужчин, Клавдия Николаевна неожиданно сталкивается лицом к лицу с чудом рождения в мире природы. И именно она после краткого приступа жалости запирает дверь на кухню, чтобы животное не смогло бежать за Пашкой, когда тот пошел топить котят. Этот эпизод показывает, что смерть шествует по дому так же, как вскоре начнет бродить по болоту, и напоминаем нам, что каждый шаг Виноградовых связан со смертью.
Но цепь домашних распоряжений работает так, что Клавдии Николаевне никогда не приходится наблюдать за кровопролитием, которое происходит вследствие ее указаний. В случае с цыплятами приказ приготовить их передается через Аннушку Акулине, и ее сын Пашка помогает ей убивать. Когда дело доходит до барана, цепь указаний также включает Виноградова, но непосредственный забой производится Иваном и Пашкой. Вместе с тем, то, что убийство всегда производится третьими лицами и, к тому же, происходит вне дома, не смягчает вину Клавдии Николаевны. Хотя от убийства ее отделяют пространство и время (в момент забоя барана она еще спит), но, будучи хозяйкой дома, она остается главным палачом.
Арцыбашев не ограничивается изображением безразличия Клавдии Николаевны к страданиям, которые она причиняет: он их подчеркивает с едкой иронией. В части II мы узнаем, что ей «противна всякая грубость»(¹⁰), и когда Сергей возбужденно рассказывает о студенческом скандале, она содрогается при мысли об этой «грубой сцене»»(¹¹) с ее злыми лицами и кровопролитием. В следующей части, во время дискуссии о том, приемлемо ли носить оружие, она шутливо упрекает мужчин – которые только что ели цыплят – за то, что они убивают «бедных птичек»(¹⁵). Наконец, в части V мы узнаем, что, поскольку она «боялась крови», Виноградов строго наказывает Ивану забить барана пораньше, а в шестой читаем, что она «очень любила всех маленьких животных»(¹⁵).
Всепоглощающее внимание Клавдии Николаевны к ребенку, которого она ждет, подчеркивает ту огромную пропасть между смертью, следующей за ее указаниями при приготовлении пищи, и ее безразличием к причиняемым ею же страданиям. Хотя она часто видела домашних животных, вынашивающих свое потомство, ей никогда не приходило в голову, как объясняет Арцыбашев, сравнить их беременность со своей, и то, что применительно к ним у нее вызывает только брезгливость и отвращение,  исполнено неизмеримой, почти мистической важности по отношению к себе. Выдвинутая мужчинами идея о том, что у животных может быть душа, равносильна святотатству, ей это кажется почти личным оскорблением, но как бы ей ни хотелось опровергнуть это, у нее не получается. То, что она оказывается совершенно неспособна понять параллель между беременностью животных  и людей как процесса обновления жизни, ясно показано в части VI, когда она видит котят на кухне. Небрежность ее ответа Акулине, когда та предлагает утопить весь помет – «Машке будет скучно совсем без котят» – свидетельствует о ее духовной недалекости.
Вместе с тем, если Клавдия Николаевна отказывается признать, что, как говорил Экклезиаст, «нет у человека преимущества пред скотом», Арцыбашев старается напомнить нам об этом, а также выдвигает мысль, что способы выражения человеческих инстинктов часто ставят их не выше, а ниже существ, которые традиционно считаются ниже людей. Замечание о том, что Акулина «рожала чуть не каждый год», просто напоминает нам о том, что она во многом животное, а во всех других местах Арцыбашев указывает на сладострастие, постоянно присутствующее в человеке с его вечно животной натурой. Имеется два примечательных эпизода, где продемонстрирована последняя особенность. Первый – в части III: все мужчины делают вид, что рассматривают волчью шкуру на полу, хотя на самом деле они любуются на красивые ноги Клавдии Николаевны. Второй можно найти в седьмой части, и он носит более ярко выраженный сексуальный характер. Сергей смотрит на свежую молодую траву, но не думает о ней: он вспоминает упругую, высокую грудь Аннушки, приходившей к нему ночью. Арцыбашев делает вывод, что физическое начало не только главенствует в кругу человеческих желаний, но и подтверждает мнение Экклезиаста, что люди «сами по себе – животные».
Недаром первоначальное название рассказа было «Диссонанс»: он рассматривает яркий контраст между искусственной жизнью представителей изображаемой в нем интеллигенции и жестокой реальностью убийства, которая сопровождает их жизнь. Благородные Виноградовы и их гости под действием прекраснейших порывов восхищаются культурой, осуждают насилие и могут рассуждать на самые разные темы, начиная от глупца, пытающегося добиться политических изменений с помощью революции, и кончая современной музыкой и сущности человеческой натуры. Но Арцыбашев соглашается с ветхозаветным проповедником, утверждающим что «все суета», и говорит о Виноградове и его гостях: «Ни им самим и никому от их спора ни пользы, ни счастья не было,  и быть не могло, – им было приятно высказывать умные и гуманные взгляды, чувствуя себя умными и гуманными людьми»(¹⁷). Их благородная утонченность есть не более чем тонкая завеса, скрывающая пустоту их душ, и на нее указывает то, что, будучи неспособны увидеть, сколько невероятной жизни и радости в природе, они несут в мир окружающих существ только разрушение и смерть.
Об их общем неумении оценить неизмеримую красоту природы свидетельствует не только бойня, которую они устроили в конце рассказа, но также и идущий перед ней разговор о природе. Борисов здесь подчеркивает пропасть, разделяющую городского, «цивилизованного» человека от естественного мира, когда говорит, что писатели, чьи труды учат нас любить природу «смесью любви к литературе и страха к трудной естественной истории», еще больше увеличивают этот разрыв(²⁸). Он добавляет, что человек отошел от природы и теперь может только восхищаться ею платонически, на расстоянии. Это мнение искусно подчеркивает ответ помещика Виноградова во время спора. Этот человек устал от сельской жизни, она ему кажется нестерпимо однообразной, и он ценит не то, что принято называть природой – «поля, леса, животных, траву, воду, небо и солнце»(²⁶), – а картины и книжные описания. Но когда писатель Гвоздев, знаменитый своими описаниями природы, позавидовал ему, Виноградов сразу ощущает, что его жизнь «необыкновенно поэтична, интересна и полна…проникновенным общением с природой»(²⁷). В конце прямо демонстрируется идея Арцыбашева о том, что представители их класса могут ценить скорее неодушевленные формы природы, чем живые проявления. Борисов, не замечавший  дыхания весны в тиши леса вокруг него, «искренно воображал, что, отправляясь с ружьем истреблять живую жизнь природы, он больше, чем когда-либо, сливается с нею», и убивает старого дятла, надеясь сделать из него чучело. Но когда он, наконец, находит тело, то обнаруживает, что такой испорченный трупик для таксидермии не годится. Эта сцена в заключительной части рассказа, передающая бессмысленное лишение жизни показывает взгляд интеллигенции на природу скорее как на некую декоративную и неодушевленную вещь, которую при желании можно эксплуатировать, чем как на загадочное органическое явление, охватывающее жизнь и людей, и животных во всем ее разнообразии.
Тема диссонанса имеет социальный характер и не распространяется на действующих лиц-крестьян: этот класс не обладает внешней рафинированностью, скрывающей их истинную натуру. Акулина, Пашка и Иван воспринимают убой домашних животных для получения пищи как нечто обыденное, как часть повседневной работы. Действительно, к крови и кровопролитиям они относятся без какого-либо беспокойства, даже, пожалуй, с пренебрежением. Пашка и бровью не повел, отрезая голову цыпленку, Ивана также совершенно не смущает то, что при забое барана они стоят, облитые кровью с головы до ног. Потом, когда с животного сдирают шкуру, никто из них не задумывается над тем, что делает. Пашка ковыряет в носу и думает, как бы выпросить у матери пятак, а Иван во время работы периодически ругается. Но для получения пищи убивают как цыплят, так и барана, и в обоих случаях прислуга играет активную роль. Зато в заключительной сцене охоты роль Ивана совершенно пассивная, потому что он просто приводит своего хозяина и гостей на болото, а потом возвращается домой. И действительно, его абсолютное неучастие в вакханалии убийства подчеркивается тем, что в частях VI, VII и VIII он заговаривает только один раз: очень кратко отвечает на указания Виноградова, где их ждать с повозкой.
Следует отметить, что Арцыбашев с противоречием говорит о сыне Акулины, двенадцатилетнем Пашке. Он привык убивать животных с раннего детства и, по-видимому, в отличие от Ивана, получает удовольствие от процесса убийства – этот факт не состыкуется с замечанием, что он «очень добрый и тихий мальчик» (⁹). Например, он с нескрываемым удовольствием хватает маленького рыжего петушка, кладет его головой на ступеньку крыльца и ударяет ножом. Промахнувшись в первый раз, он ударяет снова и, отрезав птице голову, держит ее за ноги и смотрит, как кровь льется на землю. Потом в тот же день, когда Сергей поет о костях, разбросанных по полю, именно Пашка стоит в зале впереди всей прислуги – в чем есть некая символичность – и слушает. Наконец, если в сцене убоя барана мальчик просто помогает Ивану, его сноровка и сила наводят на мысль, что весьма скоро он сможет занять место старшего мужчины.
Лейтмотивом рассказа служит убийство, а кровопролитие выступает в роли неотступного рефрена, отдающегося эхом на протяжении всего рассказа. Снова и снова Арцыбашев говорит о крови, и читателя наполняет безмерное чувство ужаса. Когда Пашка отрезает голову маленькому петушку, из перерезанного горла на землю начинает хлестать «густая, почти черная кровь»(²¹); вскоре после этого во дворе подвешивают труп, и с него на землю капает «холодная мертвая кровь»(²²). Но леденящим душу кошмаром кровопролитие становится в сцене охоты, в восьмой части. Собака Маркс, морда и грудь которой испачканы кровью, приносит одну птицу за другой, а когда охотники торопливо складывают мертвых птиц в ягдташи и продолжают убивать новых, мутные лужи и мятая трава оказываются покрыты пятнами крови. И чем дальше они идут, тем больше оставляют кровяных следов на зеленой траве. Когда Гвоздев нанес последний удар большой утке, борющейся за свою жизнь, из ее клюва течет струя крови, а потом, в то время как ее мертвая голова торчит из ягдташа, клюв все еще полон «густой крови»(³⁴). У дятла, убитого Борисовым, была кровь под крылом, а на месте отстреленного клюва – «безобразный короткий обломок, полный крови»(³⁶); когда охотники возвращались домой, куча трясущихся в повозке мертвых птиц представляла собой «массу взбитых, окровавленных перьев»(³⁶)20. Но дикость человека на этом не кончается. Хотя эти эпизоды показывают, как люди проливают кровь животных, они также готовы пролить кровь других людей. Чтобы мы не забыли об этом факте в последующей сцене бойни, Арцыбашев мимоходом подтверждает его в первой части, упоминая вскользь «о бывшем недавно кровавом столкновении двух политических партий»(⁸). Таким образом, задолго до того, как мужчины устроят бойню птиц в финале, Арцыбашев делает нам мрачное напоминание, что «участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех».          
Также ключевую роль в разрушении и смерти играет случай, потому что это неотъемлемый фактор в жизни животных и человека. Вместе с тем, рассказ показывает нам, что если человек вмешивается в природу, убивая животных, то шанс может повлиять на процесс и нарушить естественный порядок вещей. Например, когда Акулина ищет ощупью в курятнике, то собирается взять одного пестрого цыпленка и двух белых – белых много, думает она(⁸). Но, вынеся цыплят на свет, она обнаруживает, что поймала черного и рыжего (цвет третьего не указывается, но мы узнаем, что он не черный и не пестрый; более того, рыжий оказывается петушком, а этого не предполагалось). Вскоре после этого Виноградов рассказывает гостям, что на красивую волчицу наткнулся совершенно случайно, когда та бежала вдоль дороги. Он с гордостью добавляет, что животное было убито в голову двумя выстрелами из шести. Арцыбашев подразумевает, что из-за человеческой глупости волчице не удалось реализовать свое естественное предназначение в природном цикле, начинающемся весной. Опять же, стечение обстоятельств оказывается роковым для молодого барашка, который был «здоровее, жирнее и жизнерадостнее других» – именно его Виноградов заприметил в стаде. Если поверить Борисову, рассуждающему в части VII о том, что в природе «все сильное и здоровое», и что все слабые составляющие, будучи аномалией, быстро исчезают, то именно тот здоровый барашек должен был бы выжить. Но в одном эпизоде случай играет защитную, а не деструктивную роль. Если бы Клавдия Николаевна не оказалась в нужное время на кухне, все пять котят были бы утоплены, как это намеревалась сделать Акулина. Но поскольку госпоже показалось, что «вот этот черненький» особенно хорош, его оставляют. И опять же, о полной произвольности выбора свидетельствует тот факт, что хотя другой котенок, жалобно пискнувший на полу, и привлекает на несколько секунд внимание Клавдии Николаевны, его все равно топят. И, наконец, совершенно случайно во время охоты Борисов отходит в сторону от своих товарищей и, услышав в деревьях стук дятла, тут же убивает его. Арцыбашев предвосхищает многие свои более поздние труды и напоминает нам, что судьба совершенно наугад выхватывает живых существ – людей или животных – из радостной жизни, и никакое живое существо на земле не знает времени своей смерти.
Яркость повествования, которая проявляется у Арцыбашева в рассказе «Кровь», не затмевает его образности – на это качество обращают внимание лишь немногие критики его ранних произведений. После окончания школы в 16 лет в середине 1890-х годов он изучал искусство в Харькове и хотя вскоре отказался от мечты стать художником, искусство все равно осталось его первой любовью. Он однажды сказал: «Я люблю цвета больше, чем слова».21 Вместе с тем, его художественный талант был замечен Львовым-Рогачевским: последний даже назвал его в первую очередь художником и во вторую – автором художественных произведений; он определяет его как «Клод Моне русской литературы» за его любовь к солнцу и воздуху, за выражение радости в ярких красках. Мастерство Арцыбашева как художника, очевидно, проявляется в рассказе «Кровь», а искусное использование цвета, особенно в описаниях природы, образует яркий контраст с мрачной окраской рассказа. Несмотря на некоторые обращения к цвету в начале рассказа, как, например, яркое упоминание о серебряных и красных горлышках бутылок в первой части, впервые Арцыбашев впервые прибегает к пастельным и ярким мазкам в части V. В то время, когда постройки, заборы и деревья покрыты беловатой дымкой, на голубом небе начинает розоветь полоса рассвета. Над ней тускло светят звезды: они уже не золотые, как ночью, а серебряные, бледные. Потом, когда всходит солнце, цельность сцены внезапно нарушают две вороны, низко пролетающие над двором: они явственно предвещают смерть, которая произойдет в момент пробуждения мира для жизни. Немного позже, после забоя овцы с блеянием проходят мимо, и все «блестело, сверкало, переливалось тысячами красок, двигалось, звучало и жило полной, могучей и прекрасной жизнью»(21-2). Лишь нечто «сине-багровое, сальное, безобразное и неподвижное», висящее у сарая, напоминает о произошедшем.
Работа с цветом еще более очевидно проступает в седьмой и восьмой частях, когда Арцыбашев использует почти весь спектр своей палитры. Когда охотники приближаются к болоту, по голубому небу проплывали «перистые облака»(²⁶), а вокруг повозки тянутся поля с зеленевшими на них всходами, полосы коричневатой унавоженной земли и свежая черная пашня. А потом, когда колеса проходят по лужам на дороге, вода в них рябится, «точно кусочки битого голубого и розового стекла»(²⁷). По одну сторону болота находятся «бесконечные, сплошь густо зеленые луга», а по другую «синела еще почти безлистная роща» из тонких белых берез. Над сверкающей водой – светло-голубое ясное небо, воздух такой прозрачный, что каждая тростинка желтеет на солнце, как тонкая золотая палочка. Не переставая, движутся в разные стороны и наполняют воздух своими криками несметные птицы. Среди них черные нырки и белые чайки, а где-то далеко можно увидеть, как стая гусей опускается за рощей «в волнах голубого воздуха и света»(³⁰). Но охотники начинают свое гадкое дело, и трава покрывается пятнами красной крови, землю усеивают выдранные перья и серый пух, а по чистому воздуху проплывают облака серо-голубого дыма. Наконец, когда Борисов входит в лес, цвета становятся более приглушенными: «тоненькие бледные березки», «красноватые прутья кустов», «мягкий темный пок­ров прошлогодних листьев»(³⁵) на земле и зеленоватые птички, беззвучно перепаривающие с дерева на дерево. 
В то время как ассоциативное использование цветов у Арцыбашева придает огромную красоту описаниям природы, в других местах игра с контрастом между тьмой и светом задает зловещую тональность сценам ужаса. Так, когда Акулина идет ловить цыплят на обед гостям, уже настали глубокие сумерки, и все вокруг кажется «темным и страшным»(⁸). В курятнике, куда она входит, ничего не видно, и ей приходится опять выйти на свет, чтобы посмотреть, какого цвета пойманные ею птицы. Потом, на фоне выразительного сопоставления света и тьмы, мы узнаем, что в момент, когда Акулина нащупывает в темноте цыплят, птицы, которые целый день «бегали по солнцу»(⁸), напуганы темнотой – они ее никогда раньше не видели, потому что засыпали на закате. Тьмой наполнен и сарай – туда на рассвете вводят молодого барашка, а к тому времени, как его уже забили, во дворе становится уже совсем светло. В этом втором, еще более страшном темном помещении, Арцыбашев также подчеркивает запах: твердый земляной пол сарая воняет старой кровью, потому что Иван в нем убивает животных как минимум раз в неделю.
Хотя сцена охоты в конце рассказа производит ужасающее впечатление, она не просто демонстрирует жажду крови у человека. Она также напоминает нам важный вопрос, который Арцыбашев ставит ранее, перефразируя библейскую цитату о том, вверх или вниз идут души людей и животных после смерти. В то же время скрытое повторение этого вопроса и искусный ответ автора на него в последней сцене последней страницы завершают столь примечательную для этого рассказа композицию. Убийство Борисовым дятла не есть последнее проявление человеческой глупости в тот день бойни: Сергею мало пролитой им крови, он предпринимает абсурдную попытку застрелить высоко летящих журавлей. Контраст между людской повозкой, неуклюже трясущейся по неровной дороге, и плавным полетом в журавлей, ритмично взмахивающих крыльями в недосягаемой высоте, подчеркивается полушутливым, полусерьезным замечанием Борисова Виноградову о том, что ему и его товарищам скоро надо уезжать: ведь «люди мы подневольные»(³⁷). Журавлей – примечательно, что их не было на болоте, следовательно, их не оказалось среди убитых птиц – ограничивает лишь небо, и Сергею остается только стрелять мимо, при этом звук его выстрела кажется «в этой бесконечной степи удивительно негромким и незаметным»(³⁷). Автор делает вывод, что какой бы вред в локальном масштабе ни нанес человек природе, он все равно будет жить на фоне ее вечной красоты и спокойствия. Быстрый, небрежный взгляд, который последняя птица в стае бросает на людей, пытающихся так бессмысленно лишить ее жизни, еще раз указывает на то, как Арцыбашев интерпретирует слова Экклезиаста. Хотя сыны человека могут ради спорта, каприза или жадности проливать кровь животных, с которыми делят мир природы, они, как и животные, – существа смертные, и после обращения в прах души зверей свободно воспарят, в то время как души людей будут ползать по земле.

1. М.Арцыбашев. Рассказы. 3 издание, том I. СПб., 1908. – с. 1-39.
2.Там же: с. 41-125.
3.Там же: с. 127-157.
4.Там же: с. 195-210.
5.Там же: с. 211-294.
6.Там же: с. 295-319.
7.Там же: с. 159-193. Ради удобства все нижеследующие ссылки на рассказ взяты из следующего издания: М.Арцыбашев, Кровь, Лечворт, 1977. За цитатами следуют номера страниц в скобках. Перевод с русского сделан мной.
8.№4, 1909, с. 30-39; №5, с. 25-32.
9.См. А.Б. (А.Е. Богданович) «Рассказы г. Арцыбашева», Мир Божий, №9, 1905, с. 1-12.
10.Там же, с. 12. В обоих рассказах Богданович ясно выявляет влияние Толстого.
11.В.Львов (Львов-Рогачевский), «Рассказы М.Арцыбашева», т.1 изд. С.Скурмунта, 1905», Образование, № 8, 1905, с. 60-73

12.И.П.Баранов М.Арцыбашев как художник-психолог и импрессионист и как певец смерти старого и жизни нового человека. Киев, 1908, с. 9.
13.П.В.Пирогов. Арцыбашев как художник и мыслитель (Как пришел Арцыбашев к апофеозу Санина), Москва, 1908. Другие взгляды на рассказ «Кровь», см., например, в: VI. Боцяновский, Русь, № 108 (6 августа), 1905, с.3; Яков Фридман, Характеристика «героя» нашего времен Санина (по роману Арцыбашева «Санин»), Брест-Литовск, 1908; и Вячеслав Полонский, «Из литературы и жизни. О Михаиле Арцыбашеве», Всеобщий ежемесячник, №12, 1910, с. 103-115.
14.Л.Н.Толстой. Полное собрание сочинений, 90 томов, Москва, 1928-58, том 57, 1952, с. 20.
15.См. выше, тома 79-80, 1955, с. 61. Выражаю благодарность профессору Кристиану (Christian) из Сент-Эндрюсского университета (University of St. Andrews) за указание на эту цитату. Мой перевод с русского отличается от его перевода очень незначительно. R.F.Christian (ed.), Tolstoy’s Letters, London, 1978, vol. II, 1880-1910, p. 685-686. В конце письма Толстой советует Перперу попросить разрешения у Арцыбашева напечатать «Кровь» в «Вегетарианском Обозрении» (Перпер был редактором этого журнала с 1909 по 1915 г.). В тот же день (5 февраля 1909) Толстой писал М.А.Стаховичу: «Новое подтверждение верности вашего художественного вкуса – ваше суждение о рассказе Арцыбашева «Кровь»; хороши и другие рассказы: «Гололобов», «Смех», «Бунт», если бы не общие недостатки всех новых писателей: небрежность языка и самоуверенность. Но, во всяком случае это человек очень талантливый и самобытно мыслящий, хотя великая самоуверенность мешает правильной работе мыслей». (Tolstoy’s Letters, p. 685. Мнение Толстого о романе Арцыбашева «Санин» см. в его письме М.М.Докшицкому, там же, с. 672-673. Русскоязычный оригинал взят из следующего издания: Л.Н.Толстой. Полное собрание сочинений, 90 томов, Москва, 1928-58, том 79-80, 1955, с.60 – прим. переводчика.).
16.Например, см. D.S. Mirsky, A History of Russian Literature, London, 1964, pp. 401-3; и Marc Slonim, From Chekhov to the Revolution, New York, 1962, pp. 165-7.
17.У Арцыбашева явно была тяга к Экклезиасту: эпиграфы к рассказу «Под солнцем» и роману «Санин» взяты из этой книги Библии (1:9 и 7:29 соответственно). См. Под солнцем, Варшава, 1924, с. 5; и Санин, Лечворт, 1969, с. 3. О том, как Арцыбашев обращается к Экклезиасту в Санине, см.: Nicholas Luker, 'Artsybashev's Sanin: A Re­appraisal', RenaissanceandModernStudies, vol. XXIV, 1980, pp. 58-78.
18.Возможно, не покажется слишком странным предположение о том, что Арцыбашев намеревался здесь создать ироническое искажение знаменитого библейского эпизода. Подобно тому, как Христос собирал своих учеников на Тайной Вечере, Виноградов беседует за едой со своими гостями перед их отъездом. Но если первая трапеза, в которой участвует Христос, несет смысл воскрешения, то вторая, с Виноградовым, убивавшим животных, заключает в себе противоположное.
19.Несопоставимые до смешного клички собак – Аякс и Маркс – наводят на мысль о том, что знакомство их владельцев с культурой носит поверхностный и эпизодический характер. Команда Сергея: «Маркс, иси!» (7) подчеркивает их нерусскость.
20.Краткое упоминание в «Крови» становится прелюдией к более подробному описанию в «Санине»: «Груда битой птицы, пятная землю кровью, вывалилась из ягдташей. При  танцующем свете костра она имела странный и неприятный вид. Кровь казалась черной, а скрюченные лапки как будто шевелились». (М.Арцыбашев, «Санин», с. 95-96)
21.Michael Artzibashef, TheMillionaire, tr. Percy Pinkerton, London, 1915, p. 6.
22.В.Львов-Рогачевский. «М.Арцыбашев» в «Снова накануне», Москва, 1913, с. 31

Ссылки по теме:

«Кровь». М.П.Арцыбашев

«Кошмарный сон одного вегетарианца: рассказ Арцыбашева «Кровь», пресс-релиз 11 октября 2009

«Письмо». М. Коцюбинский

«Первая ступень» Л.Н.Толстой

«Труп в день Христова Воскресения»

Форум: оставьте свой комментарий