«Спутник здоровья»
общедоступная медицинская и гигиеническая библиотека
№11

Вегетарианство или безубойное питание
с нравственной и медицинской точек зрения

Д-ра Бернарда Шапиро

Бесплатное приложение к журналу «Спутник Здоровья» за ноябрь 1900 года
Издание "Посредника"
для интеллигентных читателей

С.–ПЕТЕРБУРГ
Типография Товарищества «НАРОДНАЯ ПОЛЬЗА»
Коломенская ул. Собств. дом, 39
1900
Дозволено цензурой. С.-Петербург 7 ноября, 1900 года

СОДЕРЖАНИЕ:

• I. Вступление
  
• II. Возражения «разумных» людей против вегетарианства
  
• III. Душа человека и животных
  
• IV. Физические и нравственные инстинкты животных
  
• V. Физические и нравственные инстинкты человека
  
• VI. Законы нравственности
  
• VII. Примеры, поясняющие закон нравственности и мнимые исключения из него
• VIII. «Не убий!»
• IX. Умерщвление животных
• X. Самообман и его разоблачение
• XI. Заключение

X. Самообман и его разоблачение

Следуя методу, которым мы уже пользовались в предшествующих аналогичных случаях, мы должны здесь задаться двумя вопросами: во-первых, что в самом начале натолкнуло человека на употребление в пищу мяса животных, а во-вторых, какие заблуждения, какая аргументация ума или иллюзия мысли содействовала победе зла и, согласно нашей теории, до известной степени смягчает до сих пор тяжкие последствия этой победы?

Эти заблуждения мысли – не что иное, как те аргументы, которые и в настоящее время люди приводят против безубойного питания и которые  мы перечислили почти все в начале этой брошюры. Поэтому ответ на поставленные нами вопросы будет вместе с тем и критикой возражений, обычно делаемых против вегетарианства.

Что касается первого вопроса, то, прежде всего, необходимо отнять почву у тех, которые любят ссылаться на первоначально плотоядную будто натуру человека. Поэтому поставим себе следующий вопрос:

1. Правда ли, что человек есть существо плотоядное?

Если бы это была правда, то вегетарианство по справедливости следовало бы отнести к утопиям. По счастью, однако, ничто не подтверждает такого мнения. Причиной заблуждения является главным образом простое устройство нашего желудка, действительно не похожего на состоящий из нескольких отделений желудок травоядных. Во-первых, и желудок плотоядных, не имеющий этих отделений, как в анатомическом, так и в физиологическом отношении довольно существенно отличается от человеческого; а главное – последний есть почти точная копия с желудка обезьяны, которая с плотоядными животными не имеет ничего общего.

Решающее значение для определения природной пищи животного принадлежит, бесспорно, зубам. Плотоядные животные скорее режут, терзают свою пищу, чем жуют ее; поэтому они обладают острыми редкими зубами, напоминающими как бы гвозди, при большом числе резцов, далее, значительным объемом полости рта (пасть), огромным мешкообразным желудком и коротким кишечником (так как мясо переваривается, главным образом, в первом из этих двух отделов пищевых путей), затем, очень сложного устройства – печенью, сильно развитою скуловой дугой черепа (для прикрепления крепких челюстных мышц) и т. д. Такие же черты преобладают и у всеядных животных, как, например, у медведя, между тем как, травоядные характеризуются почти противоположными особенностями.

Разновидность последней категории животных представляют плодоядные (т.е. питающиеся плодами, семенами и злаками), которые имеют для нас наибольший интерес. К этой группе и принадлежат все разновидности обезьян, из которых обитающие в Старом Свете и между ними на первом месте – орангутанг, как по числу и устройству зубов, желудочно-кишечного канала, так и по анатомии черепа, мозга и почти всех других органов, поразительно схож с человеком.1 Более убедительное доказательство естественной плодоядности, а не плотоядности человека едва ли еще требуется.2

С таким взглядом вполне гармонирует и своеобразно условное отношение человека к мясной пище. Так, например, дети, эти бесхитростные выразители наших естественных чувств, первоначально почти поголовно отказываются от мяса (если их не приучают к нему еще в период бессознательности), а впоследствии искренне возмущаются кровавыми подробностями креофагии (мясоядения), которые взрослые нередко от них долгое время скрывают. Мы питаем отвращение к сырому мясу и нередко также к крови, прибегая к длительной и сложной процедуре варки и жарения, придающей мясу совсем другой вид и вкус, и т. д. Едва ли еще нужно доказывать, что естественная плотоядность человека сделала бы все эти манипуляции совершенно излишними, как они не нужны и бесполезны, например, для собаки или волка.

Впрочем, и чисто умозрительным путем не трудно понять всю нелепость такого предположения. Кровожадные звери обречены самой жалкой участи. Во-первых, живую пищу гораздо труднее раздобыть, чем растительную, вследствие чего удовлетворение голода не обеспечено за ними во всякое время; а во-вторых, кровожадность закрывает для этих существ светлое царство любви с его новыми и неиссякаемыми источниками индивидуального и общего благоденствия породы. Другими словами, жесткая и кровавая пища равносильна безграничному господству физических инстинктов, не умеряемых любовью и воздержанием, т. е. постоянному упражнению известных низших мозговых центров насчет высших или задерживающих. Следовательно, на этой ступени развития нельзя ожидать ни большой нежности животного к детенышам, доходящей, как, например, у обезьян, до самопожертвования, ни тем более готовности поддержать в беде себе подобного и помогать друг другу, вообще ничего такого, что так важно для каждой особи, как и для торжества всей породы. Только с дальнейшей эволюцией животного царства, вызванной железным законом борьбы за существование, открылась новая, необъятная перспектива усовершенствования четвероногих  путем развития мозговых полушарий и покрывающей их сети извилин, вследствие чего появились на мировой сцене и новые, но бывалые орудия борьбы: любовь и самоограничение. Вот какая эволюция, как мы это уже развивали в другом месте, привела к появлению на земле человека, и вот почему жестокий и кровожадный способ питания, как естественный спутник низшего душевного состояния, не мог ни в каком случае удержаться ни у высших животных, ни у человека.

Поэтому давнишний взгляд многих мыслителей и поэтов, что человек при первом своем появлении на земле не знал другой пищи, кроме ее плодов и семян, и что первые его попытки умерщвлять животных для удовлетворения своих нужд, были уже симптомом нравственного падения, имеет под собой твердую научную почву.

Спрашивается, что же вызвало это падение или другими словами:

2. Что побудило человека впервые посягнуть на жизнь животных для удовлетворения своих потребностей?

Прежде всего, мы должны отдать справедливостьнашей породе, признав, что первым соблазном и школой убийства для нас послужила та вынужденная вооруженная борьба с дикими зверями, которую судьба навязала человеку в первобытную эпоху его существования. Бесспорно, что и эта борьба ожесточила человека и несправедливо выдвинула вперед в его сознании значение физической силы. Конечно, на деле наибольшими своими успехами эта борьба была обязана не элементарным физическим приемам отважных «храбрецов», возведенных на пьедестал народным воображением, которое мало рассуждает, а чисто мирным завоеваниям ума и нравственного чувства. (Так, например, едва ли можно сомневаться в том, что главной и самой существенной угрозой звериному царству являлся простой факт размножения человечества, шаг за шагом отнимавший у зверей их физическую почву – землю). Но если даже современная образованная толпа сплошь и рядом подменивает правильное мышление скороспелыми выводами чувства или так называемыми «впечатлениями» (которые суть ничто иное, как бессознательный, а потому крайне несовершенный и ненадежный процесс мысли), то тем более нельзя было ожидать большего от первобытных народных масс. И вот обаяние перед физической силой (перед львом, разными Ахиллами и т.д.), как ложный и крайне вредный для человека инстинкт, получает как бы самое реальное подтверждение. Инстинкт торжествует над тормозящим его представлением о праве и справедливости и поэтому делает все новые и новые завоевания в жизни. Мало-помалу, при неизбежном понижении общей нравственности (согласно пункту 1 нашей схемы), вырабатывается дикое и нелепое представление о «праве силы», которое еще усугубляет совершившееся падение. На этой почве, как мы уже видели, возникла впервые война; на ней же вырос и недостойный человека обычай умерщвлять и поедать невинных и даже благодетельствующих нас животных. Но эта победа инстинкта произошла не без нравственной борьбы.

Мы уже знаем, что наши нравственные представления никогда не поддаются полному условному упразднению (т.е. в применении к тому или другому отдельному случаю). Параллельно с отчуждением от животных в нас живет и настоящее чувство родства с ними, а потому наша любовь и наше представление «не убий» распространяются и на них. Таким образом, аппетиты первобытного человека (нужда, голод, алчность) бесспорно должны были натолкнуться в его душе на известное нравственное препятствие. Что же помогло устранить последнее? Это была та сила, которая всегда облегчает в душе человека торжество зла, становясь на его сторону, когда оно начинает брать перевес. Это были, так называемые, соблазны ума, о которых мы столько распространились в своем месте, или доводы легендарного змея-искусителя. Эти доводы раздаются в наших ушах еще и поныне, как главные и всем известные возражения против вегетарианства, из которых некоторые уже нами опровергнуты. Так, желая проверить все то, что нам нашептывает этот голос зла и только что покончив с одним из капитальных его утверждений (будто человек по природе плотояден), перейдем к другому из его положений и спросим себя:

3. Правда ли, что животные нам совсем чужды, нам отданы, и что умерщвление их не должно нисколько ложиться на нашу совесть?

Ответ на этот вопрос уже дан нами во вступительной части настоящей брошюры, а в немногих словах повторен и в начале этой главы. Мнение, что животные существуют для нашего удовольствия и даже ценой своей жизни и своего тела должны угождать нашим вкусам, до того произвольно и так ясно отзывается человеческим самообольщением, что едва ли нуждается еще в опровержении.

Как смел подумать, ты безумец и гордец, 
Что о тебе одном заботился Творец
И предназначил все тебе для наслажденья –
Для пищи, для удобства, нарядов, развлеченья?3

Животные, бесспорно, во многом отличаются от человека, так как высокие начала нашей души, наши личные и социальные добродетели встречаются у них только в весьма ограниченном объеме или даже только в зачаточной форме. Поэтому привычка смотреть на животное, почти как на принадлежащую нам вещь, которой мы можем распоряжаться по своему усмотрению, есть грубое и очень вредное заблуждение, которое частью укоренилось в нашем уме помимо нашего сознания, частью же искусственно нами поддерживается путем самовнушения, дабы облегчить себе совесть. Насколько это заблуждение искренно и бессознательно, в происхождении его особенно повинны два обстоятельства.

Во-первых, некоторая ограниченность нашего сознания, когда горизонт его не расширяется знанием и опытом. При таких условиях обыкновенно только внешнее сходство будить в нас представление и о внутреннем подобии, так что, например, встречаясь с человеком, который совсем по-другому одет, как мы, да еще говорит на непонятном нам языке, мы получаем отчасти впечатление как бы чуждого нам существа; только позже, вступив с ним в тесные, особенно семейные отношения, мы убеждаемся всегда в полнейшем сходстве его психологии с нашей. Как мы уже говорили, это чувство составляет краеугольный камень, существующий между народами розни и иногда достигает такой степени, что они отрицают друг у друга настоящую человеческую душу, предполагая вместо нее, только нечто к ней приближающееся – что-то вроде «пара». После этого, нужно ли удивляться, что в отношении животных, которые своим внешним видом так сильно отступают от человека, это заблуждение идет еще дальше, еще глубже, и привело к весьма нежелательным последствиям?

Второе обстоятельство, удаляющее человека от животных, есть сознательная философия, которой он с полным правом следует спокон века. Наши нравственные, как и физические свойства, требуют постоянного упражнения для того, чтобы они крепли и развивались; в противном же случае, они атрофируются и понемногу сводятся на нет. Это тот основной закон психологии, который, как читатель мог заметить, проходит красной нитью через все наши рассуждения, потому что он дает главную точку опоры как вегетарианству, так и многим другим вопросам нравственности. Так как наши нравственные представления и чувства составляют самое ценное достояние человека и главный источник его силы и могущества, то упражнение их всегда казалось народам самой существенной их задачей, для разрешения которой служат как придуманные чисто теоретические приемы (религия), так еще более практика жизни. В последнем смысле большую важность имеют повседневные впечатления, получаемые нами столько же от своих собственных поступков, слов или мелькающих в голове образов, сколько и от поступков или слов окружающих. Поэтому, чтобы удержаться на некоторой нравственной высоте, нам необходимо постоянно избегать или подавлять в себе всякие представления или образы противоположного характера.

Так, злые слова и злые чувства, проклятия, выражения ненависти и всякого рода дурные поступки будут для наших высших психических центров тем «отрицательным упражнением» (т.е. упражнением противоположных им центров) которое так часто фигурирует в нашем предыдущем изложении, как основная причина нравственного оскудения или притупления. Вот почему, между прочим, человек «стыдится» своих физических отправлений, стараясь ограничить собственные неизбежные впечатления от них возможным минимумом, а других людей совсем от них избавлять. Поэтому «приличие» или «этика жизни» совершенно основательно требует от нас, чтобы мы половые и известные растительные отправления нашего тела скрывали не только от других, но так сказать, насколько это возможно и от себя самих.4

С этой точки зрения воспринимаемых нами впечатлений, важность для каждого человека хороших товарищей и хороших примеров не нуждается в пояснениях. Естественно также, что менее всего этому требованию удовлетворяют животные с преобладающими у них физическими инстинктами, отсутствием общей и (обстоятельство огромной важности)  половой этики и т. д. Нужно ли еще доказывать, что тесное общение с животными для человека «нездорово», что это для него будет обильным источником совершенно нежелательных впечатлений низшего разряда, беспрерывным зрелищем полового бесстыдства и. д.? Вот почему животные нам не товарищи; вот почему, поднявшись высоко над ними, мы должны теперь неизбежно отдаляться от них, ограничивая область взаимных отношений только пределами необходимости.5

Но держаться на расстоянии от животных во имя высших человеческих начал отнюдь не значит причинять им зло и несправедливость, не значит убивать их и поедать. Напротив, эти же начала должны служить лучшим щитом и наиболее прочной гарантией и для подчиненных нам тварей, которые уже одной своей беспомощностью и неоспоримым правом на жизнь взывают к нашему милосердию и состраданию. На этих же началах, наконец, зиждется и вегетарианство, ограждающее от наших аппетитов самую жизнь и тело животных.

4. Основательно ли мнение, что как в природе одни животные поедают других, что и  человеку это не может быть поставлено в вину?

Этот аргумент, придуманный умом для облегчения нашей совести и имеющий немалый вес в глазах не мыслящего большинства, на деле, однако, как уже помнит читатель, не выдерживает даже легкого прикосновения критики, особенно вооруженной добытыми нами выше данными. Центр тяжести вопроса лежит именно в том, что далеко не все животные поедают друг друга; напротив, рядом с низшей кровавой окраской борьбы за существование выдвинулось в историческом процессе эволюции животных новое, светлое течение, опирающееся не на жестокость, а на любовь и увенчавшееся появлением на земле человека. Поэтому плотоядность есть для последнего громадный шаг назад, который ставит его ниже обезьяны, слона и других высших животных.6 Эта идея получила уже должное освещение в предыдущем нашем изложении.7

5. Правда ли, что пока убивают и мучают столько невинных людей,  преждевременно хлопотать о пощаде животных?

На первый взгляд для человека, незнакомого с нашей психологией и с законом нравственности, этот довод почти неотразим. Действительно, призыв в пользу животных, в то время как люди безжалостно истребляют друг друга массами или утопают в роскоши, насчет пота и крови своих братьев, может показаться даже лицемерием. Но если читатель когда-либо размышлял над психологией человека и усвоил в существенных чертах то, что говорилось нами раньше, то он вполне гарантирован от такого заблуждения, уже опровергнутого нам в другом месте. Дело в том, что нравственность не допускает исключений, так как всякое изъятие является, согласно развитому нами выше закону, отрицательным упражнением для самой нравственности, или, другими словами, исключение здесь всегда расшатывает правило. Таким безостановочно действующим исключением из закона любви является, между прочим, и система бесчеловечного отношения к животным, которая, поддерживая в нашем нравственном мировоззрении торжество силы над правдой и любовью, подготовляет тем почву и для войны, жестокой эксплуатации народного труда, деспотизма и вообще для всех явлений, опирающихся, главным образом, на материальную силу.

Итак, лозунг любви и правды не может и не должен миновать никого, не исключая и животных, дабы не сделаться вовсе недействительным. Жизнь дает нам на каждом шагу подтверждение этой истины, которую мы выше иллюстрировали многими примерами. Тот, кто действительно преисполнен добрых чувств, большею частью готов излить их на всех окружающих и даже на всякую невинную тварь; повинуясь какому-то  внутреннему чутью (говоря точнее, развиваемому нами психологическому закону нравственности), он часто упорно противится всякому исключению из общего правила. Напротив, люди, у которых добрые слова только на языке, прикрывая внутренний эгоизм, обыкновенно очень усердно проповедуют ограничение района действия любви и правды только «своими», т.е. членами своего кружка, сословия или народа, нередко даже стремясь сообщить мешающим их целям альтруистическим чувствам совершенно обратное назначение. Таким именно путем им и удается обыкновенно под флагом любви провести в жизнь узко-сословную или узко-национальную политику, на знамени которой написаны ненависть и несправедливость к другим сословиям или народам, и которая, вследствие этого, неукоснительно готовит общий упадок в людях любви и нравственности.

Успех этой политики и основан главным образом на том, что закон нравственности, как не допускающий никаких исключений, остается до сих пор чуждым мировоззрению, как народной массы, так и образованных людей (преданных преимущественно материалистическому знанию и так называемым искусствам), а божественная заповедь безграничной любви, это красноречивое выражение того же закона, покоится в сознании людей на шатком фундаменте веры, но не твердого научного убеждения.

Некоторая условная безнаказанность нарушения общих основ любви и нравственности достигается только ценой тех или других искренних заблуждений мысли или ценой самовнушения; но эта условность имеет своих границы, иллюзия никогда не бывает полная и нередко даже совсем засеивается, так что общая нравственность все-таки терпит чувствительный ущерб. К таким иллюзиям принадлежит и убеждение большинства людей в позволительности умерщвления животных и креофагии (мясоядения), почему этот обычай, как и принцип войны, является в сущности вечной угрозой нравственному прогрессу человечества. Следовательно, желая добра людям и чтобы самому удержаться на высоте этого настроения, нельзя выделять из всей совокупности существующего в жизни зла ни одного явления, но необходимо одновременно вносить совет и разум во все сферы человеческой деятельности, не исключая и наших отношений к животным, или, по крайней мере, мы должны мысленно руководствоваться этим благотворным началом, как путеводной звездой.

6. Действительно ли за мясоедение говорит вековое прошлое этого обычая?

Факты, существующие издавна и признаваемые огромным большинством людей, действуют обыкновенно на убеждения толпы почти неотразимо. Не умея правильно мыслить и, в силу мозговой инерции, инстинктивно уклоняясь от этого процесса, люди охотно отождествляют такой факт с логикой и справедливостью, постепенно подавляя в себе протест совести. Так, например, древним народам, беспрекословно признававшим рабство, всякий намек на незаконность этого учреждения казался утопией или нелепостью. В наше время в таком же положении находится, между прочим, вопрос о войне и вегетарианстве. Нет ничего легче, чем не воевать народам между собой, не грабить друг друга и не жаждать взаимной гибели. Но вековое прошлое и повсеместное существование этой жестокой аномалии придает ей такой авторитет в глазах толпы, что последняя верит в ее неизбежность и призывы честных и мыслящих людей остаются «гласом вопиющего в пустыне». Ту же участь разделяют и многие другие отрицательные явления жизни, имеющие за собой огромную давность.

Укоренению их прежде всего помогает известное производимое ими ослабление добрых чувств в обществе или, другими словами, падение общественного идеализма и общественной совести, не находящей в себе больше силы для протеста против зла и даже создающей под ним почву в общественном мировоззрении. Получается тот заколдованный круг, из которого не легко найти выход и о котором мы говорили уже выше. Затем положение вещей еще более закрепляется привычкой и, наконец, почерпает почти непреодолимую силу в «санкции веков». Последний аргумент имеет свои корни в психологии масс, которые во имя своей непоколебимой веры в добрые начала жизни, отказываются допустить, чтобы вековой обычай или явление, издавна пользующееся полным правом гражданства в обществе, противоречило этим началам.

Но не в таком свете рисуются человеческие дела умственному взору мыслителя. Анализ явлений жизни приводит к убеждению, что народы и даже образованные люди, вследствие отсутствия до сих пор настоящей науки о человеке, пока только угадывали неизмеримое реальное значение любви и правды, но еще далеки от вполне сознательного понимания нравственного закона человеческих отношений и всех последствий его нарушения; поэтому зло и торжествует на многих поприщах жизни. Вся арена этой жизни как бы изрезана дорогами, тропинками и колеями, по которым, под названием обычаев, традиций или законов, она без устали мчится вперед или совершает свой цикл, не справляясь вовсе о том, проложены ли эти дороги разумом и любовью или же, напротив, глупостью и насилием. Между началами добра и зла происходит еще борьба, в которой побеждает то одно, то другое. Время от времени, кое-где занимается заря любви, свободы и «добрых нравов», чтобы через некоторый промежуток снова уступить свое место царившему прежде мраку.

Там и сям слышны голоса в пользу мира и негодующие вопли против войны; но при первом же естественном или искусственно подготовленном обострении международных отношений, все это забывается, и снова люди посылаются на заклание, снова поговаривают о том, что война «очищает атмосферу», «освобождает воздух от электричества» и т. п. Законы человеческой совести еще не были почти предметом исследования, привычка берет свое, дорожка для зла проложена и редко кто задается мыслью, какими последствиями признание зла и насилия в международной области отражается на внутренних гражданских отношениях и т. д.

Приблизительно так же поставлен у нас и вопрос о мясоедении, с той лишь оговоркой, что здесь сила обычая, действующая не урывками, как в случае войны, но безостановочно владеет умами и еще более неограниченно, да и нравственная истина здесь гораздо глубже скрыта под спудом наших отношений к животным, чем в деле войны. Практические люди, отождествляющие факт с мудростью и встречающие обыкновенно насмешкой всякий намек на мирный, не кровопролитный способ разрешения международных споров, смотрят и на вегетарианство, как на курьез или утопию; но это не мешало мыслителям всех времен наперекор общему обычаю, писать на своем знамени рядом с другими требованиями добра и вегетарианскую истину.

Классическим родоначальником вегетарианского направления считается Пифагор (570 – 470 до Р. Х.), почему вегетарианцы издавна называются также пифагорейцами. Этот величайший из древних философов и математиков, переселившись из Греции на юг Италии, основал здесь свое знаменитое философское сообщество, первую в Европе коммуну, члены которой, между прочим, строго держались безубойного питания. После Пифагора не было почти ни одного мыслителя, который бы не призывал людей к человечности по отношению к животным и, прежде всего, к разумному, не кровопролитному питанию. Мы можем здесь назвать имена Платона, Плутарха, Порфирия, многих отцов церкви, Мильтона, Попа, Руссо, Ламатрина, Линнея, Галлера, Ньютона, Шелли, Шопенгауэра, Струве и др. На нашем отечественном горизонте также  еще вчера сияли две крупнейшие вегетарианские звезды: только что скончавшийся Владимир Соловьев и еще, к счастью, здравствующий великий Лев Толстой.

Итак, как ни укоренилось мясоедение, однако протесты против него почти никогда не прекращались, и когда пробьет час освобождения от многих других зол, и оно, в свою очередь, неминуемо сойдет со сцены.

7. Правда ли, что религия освящает мясоядение?

Это был бы самый тяжелый удар для вегетарианства, если б и его не трудно было отразить. Прежде всего, из распространенных в мире вероучений, буддизм считает убийство животного и поедание его тела преступлением. Предание приписывает Саккиа Муни или Будде самую энергичную проповедь гуманности по отношению к животным и строжайшее запрещение креофагии. Что же касается наших Нового и Ветхого Завета, то, действительно, здесь нигде нельзя вычитать какого-нибудь положительного запрета на этот счет; однако идеал невинной, бескровной пищи не только заключается уже в проповеди любви, озаряющей своим светом все учение о едином Боге, но там и сям находит себе и вполне реальное выражение. Поэтому ссылки на Священное Писание, в оправдание мясного питания, уже в первые века христианства встречали сильный отпор со стороны таких отцов церкви, как Тертуллиан, Климент Александрийский, Иоанн Златоуст и другие. Второй из них доказывал, что апостолы Петр и Матвей держались вегетарианства, так же как и св. Яков, о котором св. Августин свидетельствует, что «Яков, брат Господень, питался зернами и овощами, никогда не вкушал мяса или вина».8 С не меньшей энергией выступал против данного заблуждения и Златоуст, проповедовавший против кровавого питания в самых сильных выражениях, образчик которых приведен нами на первой странице этого сочинения.

Особенно поучительно отношение к данному вопросу ветхого Завета и вообще Моисеева законодательства. «И сказал Бог: вот я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя – вам сие будет в пищу» (1 кн. Моисея, 1, 29). В другом месте говорится, что Бог разгневался на свой народ за то, что он, наскучив  растительной пищей, потребовал мяса. Однако и здесь мы не находим прямого воспрещения кровавой пищи, для которого народная масса с ее предрассудками и невежеством была в то время очень мало подготовлена. И здесь лишь намечен общий идеал любви и милосердия не только по отношению к людям, но и к животным (протест ослицы языческого пророка против жестокого с ней обращения); остальное же представлено доброму чувству каждого, согласно изречению апостола: могий вместить да вместит.

Но зато, мирясь с мясоядением, как с трудно предотвратимым злом, сделаны были дальнейшие законодательные шаги, с целью смягчить зло и парализовать растлевающее действие убийства на душу и совесть народа. Так, установлен безболезненный способ убоя (посредством вскрытия больших кровеносных сосудов шеи); операцию эту производить может не всякий (что считается большим грехом), но лишь один или несколько человек во всем городе (дабы действие убийства на совесть не распространялось на весь народ); сама процедура сопровождается молитвой  (ради одухотворения жестокого по своей сущности дела); строжайше возбраняется употребление в пищу самой крови, которая, быть может, благодаря своему движению представлялась, да теперь еще представляется воображению народов, как вместилище души, и т. д. Очевидно, что законодатель стоял на той же самой точке зрения, которую и мы здесь приводим, предполагая, что система умерщвления животных угрожает народной нравственности, и, желая, насколько возможно, предохранить ее от этого вреда.

8. Представляет ли мясная пища  какие-нибудь незаменимые для нас достоинства?

Многие утверждают, что без мяса трудно обойтись человеку и что оно сообщает особенную энергию как нашим физическим отправлениям, так умственной жизни. Однако это мнение столь же произвольно, как и другие приводимые аргументы, и разлетается в прах от первого же дуновения критики. Прежде всего, трудно подыскать для него какое-нибудь серьезное основание в началах диететики. Пища наша состоит главным образом из белков, жиров, углеводов, солей и воды. Белки, как очень сложные и вступающие легко в химические соединения азотистые тела, под разными названиями составляют основу наших тканей и, расходуясь на связанные с жизнью клеточки надобности, требуют возмещения белками пищи, которые мы и находим в изобилии как в животных (мясо, яйца, молоко, сыр), так и во многих растительных продуктах (горох, бобы, чечевица, грибы, капуста и др.). Однако на производство тепла, в котором организм так нуждается, и на механическую работу мышц, белки почти совсем не идут, так как этого рода энергию они по своему химическому составу развивают в относительно малом масштабе. Поэтому в пище человека должны находиться также жиры (сало, коровье и разные растительные масла) и углеводы (крахмал, сахар).

Эти «безазотистые», т. е. не содержащие азота вещества очень богаты углеродом и водородом, между тем, кислород фигурирует в порядочном количестве только в углеводах и лишь в малых размерах – в жирах. В углеводах он, кроме того, связан с окисляемым им водородом (в пропорции, необходимой для образования воды -  отсюда и название углевода), так что материал для дальнейшего окисления и развития в теле тепла представляет только углерод; напротив, жиры в организме сгорают как своим углеродом, так и большей частью своего водорода и поэтому служат богатейшим источником тепловой, а также и механической энергии (тепла и физической работы). Зато углеводы, в свою очередь, имеют на своей стороне то преимущество перед жирами, что они очень легко и усваиваются (в пищевых путях) и также очень легко сгорают в крови; поэтому мы в их лице, т. е. в виде мучнистой или крахмалистой и сладкой пище (хлеб, картофель, рис, овсянка, разные каши, сахар, фрукты), располагаем все-таки прекрасным горючим и рабочим материалом, который сберегает собою и жиры и белки нашего тела. Таким образом, углеводы и жиры могут заменять друг друга, не способны заступать место белков, необходимых для пополнения некоторых специальных трат наших клеток; напротив, белки, кроме последнего назначения, в случае надобности, т. е. при недостатке в теле углеводов и жиров, идут отчасти также и на образование тепловой и механической энергии. Однако для организма невыгодно пользоваться для сейчас упомянутой потребности белками или также одними углеводами либо жирами, так как это потребовало бы слишком большого объема того или другого рода пищи; а наши пищеварительные пути приспособлены как раз к умеренному количеству и ко всем трем химическим категориям пищевого материала. Следовательно, наилучшие условия питания даны нам в смешанной пище.9

Количество этой ежедневной пищи было исчислено Фойтом и другими учеными, на основании наблюдений над людьми, средним числом и приблизительно в 120 граммов или 30 золотников белка, 5 грамм или 12 золотников жира, 500 (125) углеводов и 20 (5) солей. Это то, что большею частью съедает взрослый человек при умеренной работе, пользуясь пищевыми веществами всех трех категорий. О составе этих веществ животного или растительного происхождения дают понятие следующие цифры в процентах:

Нежирная говядина: воды - 76; белка – 20; жира – 2. Жирная: 53; 16; 29.

Яйцо: воды – 73; белков – 12, жира – 12;  один желток: 51; 16; 31 (богат жиром, а также железом).

Коровье молоко: воды – 87; белка – 3,5; жира – 3,7; молочного сахара – 5.

Сыры богаче белками всякой другой пищи, а жирные сорта их поражают и обилием жиров. Например, в голландском сыре, рокфоре и др., первые составляют около 25 %, а последние – около 30%.

Коровье масло состоит главным образом из жиров (гораздо лучше усваиваемых, чем мясной жир). 

Ржаной хлеб: воды – 42; белка – 6; жира – 0,4; сахара – 2;

крахмала и декстрина – 46.

Пшеничный хлеб: 35; 7; 0,4; 4; 52.

Ржаная мука: воды – 13; белка – 11; жира - 2; углеводов – 70.

Овсяная мука: 9; 13; 10; 67 (богата жиром).

Горох: воды – 14; белков – 23; жиров – 2; сахара – 52. Бобы и чечевица имеют почти такой же состав.

Капуста белая: воды- 90; белков – 2; жиров – 0,2; сахара – 2.

Яблоки: воды - 84; белка – 0,3; сахара – 7; крахмала – 4. Груши и другие фрукты дают сходные цифры.

Миндаль: воды - 6; белка – 23; кислот – 53; сахара и крахмала – 7.

Вот из какого богатого пищевого материала человек заимствует нужное ему для питания. Каждый внимательный читатель может из приведенных цифр легко вынести убеждение, что мясо, как преимущественно белковое, а отчасти и жирное вещество, может легко быть заменено сыром, яйцами, молоком, горохом или бобами и т. д. Некоторые вегетарианцы, правда, отвергают также молоко и яйца, и в чем мы уверены, вынуждены только довольствоваться менее разнообразным столом, но без ущерба для своего здоровья. Однако такой риторизм не только вредит делу вегетарианства, превращая рациональную нравственно-гигиеническую доктрину в доступный немногим подвиг аскетизма, но и не имеет под собой настоящей почвы. В особенности, странно ополчаться против молока, которое специально предназначено для питания и к которому нас приучает еще материнская грудь. А молоко обнимает собою также масло и сыр. Что же касается до яиц, то, правда, связанное с ними представление о готовом материале для живого существа несколько задевает нашу психологическую чуткость; однако наше нравственное чувство и, в частности, наше сострадание не подвергаются при этом ни малейшему испытанию. Нашему сознанию яйцо отнюдь не представляется существом живым; да и объективные данные говорят против этого, так как жизненная энергия, одна из переходящих друг в друга разновидностей силы, отчасти вкладывается в яйцо извне, в виде другой силы, именно тепла.

Яйца и молочные продукты еще более обогащают наш стол, чем мясо и рыба, и имеют за собою то колоссальное преимущество, что не образуют в крови тех возбуждающих и ядовитых веществ, которыми угрожает нам всякая убоина. Из чисто растительных продуктов  богаты белками бобовые растения (горох, бобы, чечевица), миндаль и не слишком обижены ими злаки и грибы.10 Правда мясо переваривается почти целиком, между тем как растительные белки, благодаря своей связи с неподдающейся пищеварительным сокам человека растительной клетчаткой, некоторой своей частью пропадают для организма. Но уже помимо пополнения отлично усвояемыми молочными продуктами то обстоятельство не имеет никакой практической важности. При этом следует помнить, что основанное правило всякой растительной кухни есть продолжительная варка, как лучшее средство для нарушения целости клетчатки, окружающей в каждой  клетке питательные части растения.

Относительная бедность растений жиром легко замещается молоком, маслом сыром, а также некоторыми растительными семенами или маслами.

Железо, которым относительно изобилует мясо, находится в еще большей пропорции в яичном желтке, а также имеется в зеленых овощах, особенно же в шпинате.

Наконец, фосфорнокислые соли мяса, имеющие, по-видимому, некоторое отношение к функции нервной системы, доставляют нам те же овощи.

Но, может быть, растительные, молочные и яичные белки в химическом или качественном отношениях уступают тем же веществам животного происхождения? На это физиологическая химия дает безусловно отрицательный ответ. Зато мясо имеет другие особенности, притом, весьма сомнительного достоинства. Оно именно действует возбуждающим образом на сердце и нервную систему11 и, таким путем, между прочим, вызывает ощущение прилива сил, которое и служит источником нашей преувеличенной оценки питательности мяса и его важности для организма; едва ли нужно еще доказывать, что это ощущение не имеет ничего общего с настоящим подъемом питания, который есть дело времени и может зависеть только от реальных условий обмена веществ. Мясо также скорее иной пищи дает у некоторых людей чувство насыщения, которое также всецело коренится в его действии на нервы желудка или же на мозг. Однако эти своеобразные преимущества мясной диеты достаются нам дорогой ценой.

Оказывается, что возбуждающее начало мяса лежит не в его белках, а в так называемых экстрактивных веществах, извлекаемых из него водой и содержащихся, между прочим, и в бульоне, который и обязан им своим мнимо-укрепляющим, т. е. бодрящим действием на организм.12 В новейшее время найдено, что они образуются, как и мочевина, из особых химических тел – нуклеинов, входящих в состав ядра мышечных клеток. Раздражающее действие этих веществ на все ткани и органы тела, с которыми они приходят в соприкосновение, принимает нередко своим систематическим повторением угрожающие размеры и есть теперь вполне установленный факт. Это действие мяса еще особенно усугубляется так называемыми птомаинами или токсинами,

т. е. ядовитыми веществами, которые образуются из него еще в пищевых путях, а затем и в крови. На это самоотравление организма обращено теперь особенное внимание врачей, как на источник многих его заболеваний, и мясу здесь принадлежит важная роль, так как молоко, яйца и растительные белки почти неповинны в этом отношении; особенно же безвредно для нас молоко.

Наибольшей опасности от мясной пищи подвергаются печень и почки, так как в этих органах пищевые яды концентрируются, в первом из них, как в барьере, через который проходит вся кровь из пищевых путей, вместе с воспринятыми ею здесь элементами пищи, а в последнем – как в выделительном аппарате, через который организм освобождается от всяких ненужных и вредных продуктов. Поэтому, тесная связь между заболеваниями этих органов и мясной диетой не возбуждает ничьих сомнений.

Некоторые болезни обмена веществ, особенно подагра, подагричность и нередко маскирующий ее хронический суставной ревматизм также бесспорно имеют своим исходным пунктом задержку в теле вредных продуктов мясной пищи.

Что раздражающая пища, хотя бы это свойство принадлежало ей в слабой степени, действуя беспрерывно, бесспорно вредит и стенкам кровеносных сосудов, в которых она циркулирует вместе с кровью, и может подать повод к их перерождению, с обычным отложением в них известковых солей (склероз), это тоже едва ли еще нужно подробно развивать.

Столь же невыгодно подобная пища должна отражаться и на сердце, которое к тому же страдает от поражения сосудов; таким образом, те перерождения сердечной мышцы с приступами «грудной жабы» и внезапной кончиной от паралича или, как говорят в публике, от «разрыва» сердца, которые составляют теперь почти заурядное явление в среде состоятельных, хорошо питающихся людей, есть полное основание приписать мясной диете и так называемой «внутренней подагре» старых врачей.

Далее, от перерождения и пропитывания известью артериальных стенок зависит утрата ими естественной упругости и неспособность противостоять случайному приливу и напору крови в мозгу: он тогда разрывается, кровь разливается по мозгу, и это называется ударом или параличом. Затем и многие болезни нервной системы врачи также приписывают до известной степени влиянию мясной пищи.

Впрочем, большинство современных врачей, повинуясь покорно тенденции питательности, которой мы отвели выше наше подстрочное примечание, ополчаются против мяса главным образом только при известных заболеваниях, когда оно уже сделало свое дело, и остается только поправить причиненный им вред. Поэтому при страданиях почек, печени, сердца и некоторых других недугах выступает на сцену благодетельное молочное лечение, так как молоко менее всего служит источником ядовитых веществ и самоотравления. То же повторяется  и при заразных болезнях, и без того угрожающих переполнением крови ядами, благодаря деятельности микроорганизмов. Вот что, например, говорит по поводу болезней печени такой блестящий практик и клиницист, как знаменитый французский профессор Дюжарден-Бомец:

«Во всех заразных болезнях, во всех болезнях, сопровождающихся гнилостными процессами в кишечнике, при всех расстройствах кишечного канала и желудка, которые влекут за собой ненормальное брожение пищевой кашицы, при болезнях печени, этой живой преграды, препятствующей внедрению пищевых токсинов в кровь, необходима растительная пища».

Поэтому неудивительно, что бедный класс, в особенности же деревенский люд, состоящий в большинстве случаев на вегетарианской пище (вследствие недоступности для него мяса), почти совсем не знает многочисленных болезней, достающихся на долю любителей хорошего стола. Бичом бедных людей являются преимущественно заразные, простудные заболевания и вообще недуги, связанные с бедностью и антисанитарными условиями жизни, но не страдания печени, почек, сердца, подагра и т. п. Что же касается пищи этих людей, то всякий беспристрастный наблюдатель, хотя бы, например, в нашей русской деревне, может подтвердить, что уже один доброкачественный ржаной хлеб в достаточном количестве (около 2 фунтов в день) обеспечивает нашему крестьянину вожделенное здравье и порядочную работоспособность. Если же к хлебу присоединить еще молоко, яйца, масло, растительный суп, фрукты и т. д., то получится роскошный вегетарианский стол, удовлетворяющий даже изысканному вкусу. Но и те миллионы людей, которые свой хлеб приправляют только квасом или луком, отличаются завидным здоровьем и выносят на своих плечах все тяжкое бремя физического труда, потребного для обработки полей, возведения домов, добывания сокровищ земли и т. д.

Совершенно произвольно также мнение, что умственная и душевная деятельность предъявляют нашему пищевому режиму какие-то особенные требования, которым больше якобы удовлетворяет мясо, чем другие питательные вещества. Решительно все, что известно о вегетарианстве из среды выдающихся умом людей, говорит против такого предположения. Пифагор и его ученики, духовные лица и отцы церкви, монахи ордена траппистов и других орденов, Ньютон, наш Лев Толстой и многие другие известные последователи безубойного питания соединяли или соединяют цветущее здоровье с большим запасом умственной и духовной энергии.

Да и можно ли ожидать другого, когда знаешь, что человек, подобно обезьяне, устроен физически вовсе не для мяса, и ввиду закона целесообразности, следует ли удивляться тому, что плоть животных, как бы в отместку за убийство, вносит в нашу кровь отраву и гибель?13

1 Например, у обезьян Старого Света столько же резцов, клыков и коренных зубов, и они такой же формы, как у человека, только клыки у первых длиннее, а зубы мудрости появляются раньше, чем у нас. Язык устроен совсем как человеческий. То же относится к мозгу и его извилинам (важнейший и убедительнейший пункт сходства). Длина кишок, которые у плотоядных вообще мало работают, превосходит у них длину тела только в 3-6 раз, у жвачных же отношение первой к последней колеблется между 12 и 27; наконец у обезьяны и человека кишечник длиннее тела в 7-10 раз (так как переваривание плодов и семян больше рассчитано на участие и упражнение кишок, чем усвоение мяса, и меньше чем ассимиляция травы) и т. д.

2 Таково мнение всех авторитетов науки и знатоков этого вопроса. Так, по мнению профессора Оуэна, человекообразные четверорукие питаются исключительно плодами, зернами и вообще питательными или сочными  продуктами растительного царства, так что ввиду близкого анатомического родства этих животных с человеком, и последнего необходимо считать плодоядным. Того же мнения придерживаются покрывшие себя ученой славой Кювье, Линней, Флуранс и другие.

3 Поп, английский поэт прошлого столетия.

4 Как ни просто это научное физико-психологическое объяснение некоторых второстепенных положений этики, отвечающих естественному чувству каждого человека, оно, по-видимому, еще чуждо в настоящее время мировоззрению многих образованных людей. Такие явления, как щегольство в мужском обществе грязными анекдотами или (особенно в военной среде) пошлыми словами, ненужное обнажение дамами своего тела, чрезмерные нападки некоторых врачей на стыдливость их пациенток и т.п. ясно подтверждают нашу мысль.

5 Как далеко заходит бессознательное отношение людей, даже некоторых выдающихся умов, к вопросам жизни, между прочим, видно из следующего прискорбного и крайне поучительного примера. Знаменитый Шопенгауэр, защищая интересы животных и вегетарианства, негодует по поводу того, что человек во всем отделяет себя от четвероногих, что нельзя, например, похоронить собаку рядом с ее господином и т.д., обвиняя за это «иудейство», т.е. предполагаемую им иудейскую примесь к учению христианской церкви. Очевидно, что великий философ в этом вопросе не стоял на почве реального физио-психологического анализа и вообще мало в него вдумывался.

6 Впрочем, если бы даже человек был единственным представителем гуманного направления, то и тогда ссылка на природу не имела бы никакой убедительности и была бы основана на некотором недоразумении, в которое нередко впадает наша мысль. Чтобы человек ни творил, добро или зло, это никогда не может противоречить природе, ибо он сам есть такое же слепое ее орудие, как и любое животное, любое дерево или любой атом. Природа покрывает своим авторитетом решительно всякое, совершающееся в ее пределах явление. В том числе и все, что ни задумает или совершит человек. Поэтому критерием в человеческих делах могут служить только наши идеалы, наши нравственные или умственные представления, а не те или иные объективные факты из природы.

7 В философии Шопенгауэра она выражена положением, что прогресс есть сострадание.

8 «Этика пищи» Хауарда Уильямса. Москва, 1893, стр. 72

9 Из этого следует, что вводить в желудок слишком много белковой пищи, особенно мяса, в ущерб хлебу, каше, коровьему маслу и т. д., есть заблуждение. Этой ошибкой особенно грешат у нас некоторые интеллигентные матери, хотя, правда, дети для построения своего тела действительно предъявляют несколько больший спрос на белок, чем взрослые. Другое исключение представляют жители крайнего севера, которые инстинктивно ищут защиты от окружающего холода в больших количествах съедаемого ими жира (как наиболее теплообразовательного пищевого вещества). Злоупотребление белковой пищей находится в связи с философией нашего века. Ошеломленные успехами материалистического знания, которые как политический прогресс, в действительности, расцвели на почве предшествовавшего общественного идеализма (любви к человеку, к правде и к научной истине или к научному исследованию), масса поддалась своему обычному нелепому обаянию перед физической силой и материей, увидела в названных успехах торжество этой силы и, проникшись материалистическим направлением, внесла его и в науку, и в жизнь.
Таким образом, философия любви и воздержания, плод вековых усилий человеческого ума отошла как бы на второй план, стушевалась, уступив место нашему исконному врагу – физическим инстинктам, восторжествовавшим под новым «научным» флагом. Например, в обществе распространилось явно преувеличенное представление о вреде и тяжких последствиях полового воздержания (хотя настоящий анализ явлений жизни и даже жизни животных с очевидностью свидетельствует о противном). Таким же образом стали явно преувеличивать и значение тела для духа, начали ссылаться на известную римско-языческую поговорку, что в «здоровом теле – здоровый ум» (хотя на деле физическое здоровье есть разве только одно из благоприятных условий для ума, которое, однако, в жизни, вследствие преобладания других, более важных причин чаще бывает свойственно глупым людям, чем умным) и т. д. Таким путем во многих умах укоренилось также представление и о том, что введением обильной и хорошей, т.е. белковой пищи, мы пропорционально служим как интересам тела, так и духа, обменивая, так сказать, химическую энергию пищи на физиологическую – тела и мозга. К сожалению, это жалкое заблуждение полусознательной мысли (ибо на самом деле нам полезна только умеренная и не слишком питательная пища), как это всегда бывает, не миновало и людей науки, т.е. врачей.

10 Различные сорта муки тем богаче белком, чем они грубее, т. е. чем больше содержат наружных частей зерна, которые по преимуществу - белковой натуры. Напротив, белая, более очищенная мука (пшеничная, ржаная и т. д.) содержит больше крахмала и меньше белка, но зато лучше переваривается.

11 А потому, может быть, и на половое чувство.

12 Бульон не содержит почти белков, осаждающихся при кипячении и обыкновенно удаляемых под названием навара.

13 Из всех возможных возражений против вегетарианства остаются еще ссылки на научное живосечение и затем на экономиченский переворот, которым грозит переход на новый пищевой режим массы людей. Но ввиду растянувшегося объема этого сочинения, мы должны ограничиться здесь только несколькими замечаниями. Научные опыты на живых существах, бесспорно ожесточают занимающихся ими людей и окружающих их лиц, так как иллюзия или самовнушение мысли («для народа», «во имя человечества и для облегчения его страданий»), при своей убедительности все-таки бессильна упразднить целиком нашу любовь и сострадание ко всему живущему или наше собственное представление: не убий. И хотя эта деморализация встречает сильный отпор в идеальном и возвышенном характере научных занятий, а главное – не выходит из четырех стен нескольких лабораторий и не затрагивает арены народной жизни, тем не менее, живосечение в настоящее время сильно озабочивает всех философов и моралистов в некоторых странах, и уже дало толчок законодательству в смысле его ограничения (Англия) и в будущем, бесспорно, будет вовсе отменено либо поставлено в самые тесные рамки. Что же касается до экономического переворота, то на этот счет можно быть вполне спокойным. Естественный ход дела, не ускоряемый насилием над убеждениями и совестью людей, служит здесь, как и всегда, наилучшей гарантией, что как бы деятельно вегетарианцы ни проводили в жизнь свои идеи, последние будут делать свои завоевания лишь постепенно, не вызывая ни малейшей пертурбации. Мало-помалу, домашние наши животные будут убывать в числе, так как до сих пор мы их искусственно разводили, между прочим, для потребностей кухни; кожа, сальные свечи и другие предметы, добываемые из трупов животных, изобретательная промышленность будет постепенно заменять продуктами человеческого искусства и т. д.

Сохранить книгу в формате doc (zip. 115 Kb)