«Спутник здоровья» общедоступная медицинская и гигиеническая библиотека №11
Вегетарианство
или безубойное питание с нравственной и
медицинской точек зрения
Д-ра Бернарда Шапиро
Бесплатное приложение к журналу «Спутник Здоровья»
за ноябрь 1900 года
Издание "Посредника"
для интеллигентных читателей
С.–ПЕТЕРБУРГ
Типография Товарищества «НАРОДНАЯ ПОЛЬЗА»
Коломенская ул. Собств. дом, 39
1900 Дозволено цензурой. С.-Петербург 7 ноября, 1900 года
СОДЕРЖАНИЕ:
IX. Умерщвление животных
Итак, война как массовое убийство людей, есть великое, давно признанное зло, подкапывающееся под самые основы человеческого преуспевания. Она не только вносит в жизнь материальное опустошение, принимающее подчас страшные размеры, но что гораздо хуже – она опрокидывает все наши нравственные устои, отравляет наши нравственные представления и чувства. Санкция убийства в силу законов психологии, которые мы старались формулировать выше, как-то сразу подрезает крылья нашему идеализму и отбрасывает нас куда-то вниз, в подвалы души (если можно так выразиться), где уже нет больше места ни для высокой любви к ближнему, ни вообще для культа добродетели. Да оно и понятно. Если нельзя безнаказанно нарушать ни одного требования нравственности, то тем более не может проходить для нас даром насилие над тем чувством, которое на вечные времена запечатлено для человека в заповеди «не убий». Правда воин смотрит на свою жертву сквозь призму патриотизма, чувства долга, священных интересов отечества и т. д. Однако все эти сами по себе очень почтенные мотивы не могут совершенно заглушить голос совести, не могут заставить ее примириться с таким чудовищным явлением международной жизни, как война.
Другими словами, здесь подтверждается то же правило, как и при вышерассмотренных условных убийствах и условном нарушении других требований нравственности: как ни сильна иллюзия мысли, она все-таки не способна вполне нейтрализовать или упразднить соответственное нравственное представление и предупредить неизбежное с его нарушением падение всего нравственного уровня общества. Иллюзия достигает только того, что мы проводим резкую грань между гнусным убийцей и исполняющим свой долг воином; но пролитие человеческой крови не может быть ничем искуплено, и пока эта санкция существует, как самое красноречивое торжество зла и насилия, оно будет всегда непреодолимой помехой для нравственного прогресса человечества.
Тут невольно у каждого мыслящего человека рождается вопрос: ну а убийство животных, неужели не имеет для нас никаких нравственных последствий? Не существует ли между умерщвлением человека и уничтожением какого-нибудь невинного или даже полезного нам животного только количественная, а не качественная разница? Разве неизмеримая жестокость кровопролития и лишения жизни, когда дело касается животных, совсем не доходит до нашего сознания, не тревожит нашу совесть и не вызывает вовсе ее протеста? Разве животные нам не близки, разве в их глазах мы не читаем отражения собственной души, разве мы их не любим, не понимаем и не жалеем, разве картина убиваемого животного не волнует каждого непривычного человека (т. е. не будит в нем задерживающего представления «не убий»), разве вид крови нам не страшен, разве зарезать курицу или другое животное для нашего стола, часто не превышает наши нравственные силы вследствие протеста совести, так что это дело поручается обыкновенно менее чутким натурам? Сколько людей, побывав раз на бойне, отказываются после этого надолго или даже на всю жизнь от мясной пищи! И разве каждый из нас не чувствует, что достаточно размышления на эту тему и некоторого самоуглубления, чтобы нарушить его душевное спокойствие, прорвать какую-то условность или иллюзию, гарантирующую ему это усыпление совести?
А если это так, то значит массовое умерщвление невинных животных также подрывает нашу нравственность, как и истребление людей, называемое войной. Значит, и тут кроется какая-то иллюзия, которая заслоняет от нас сущность дела, которая хотя и держится гораздо крепче, чем в последнем случае (насколько животные нам более чужды, чем наши братья-люди), но все же временами «трещит по швам», рассеивается, и тогда наша освобожденная от оков совесть громко возвышает свой голос, требуя удовлетворения. Значит и тут, как при условном прелюбодеянии и тех условных убийствах, целый ряд которых, заканчивающийся войной, мы разобрали в предыдущей главе, заблуждение мысли или аргументация одностороннего ума тщетно старается в применении к животным вполне нейтрализовать одно из первостепенных проявлений нашего нравственного чувства. И тут, как и там, это не удается и не может удаться вполне; а, следовательно, согласно установленной выше формуле нравственного закона (пункты 4 и 5), систематическое лишение жизни животных равносильно системе беспрерывного насилия над одним из важнейших нравственно-задерживающих центров или тормозов души, а это насилие, как и всякое другое «отрицательное упражнение» их, производить общее расслабление этих центров или функций, иначе говоря – понижение всей нашей нравственности. Действительно, вникая в это дело психологически, не почувствовать, что провозглашение убийства животных вполне законным явлением жизни, как и санкция войны, есть ничто иное, как признание зла и насилия или измена нашим лучшим идеалам, упадок любви и веры в добро.
Эффект убийства еще усугубляется эффектом поедания тела, которое, после исчезновения иллюзии, в свою очередь, выступает перед нашим сознанием во всей своей отвратительной наготе.
Убийство животных есть новое «мнимое» исключение из приведенного выше нравственного закона и, как целый ряд и других, уже разобранных нами исключений, оно не опровергает правила, а только еще больше его подтверждает.
|